Эмили из Молодого Месяца. Восхождение
Шрифт:
Лето и осень миновали. Мне кажется, времена года проходят теперь быстрее, чем прежде. Золотарник в уголках Края Стройности побелел от заморозков, и по утрам иней ложится на землю, как серебряный шарф. Вечерние ветры, которые пролетают «на свирели играя, по диким долинам»,[116] ищут, убитые горем, любимое и утраченное, взывая к эльфам и фавнам. Но все их мольбы напрасны, ведь представители сказочного народца, если не бежали поголовно в далекие южные страны, то, должно быть, устроились поуютнее в стволах елей или среди корней папоротников и крепко уснули.
И каждый вечер мы можем наблюдать мрачные закаты, пылающие дымчатым пурпуром за гаванью, и над ними звезду, которая кажется спасенной душой, устремившей сочувственный взор в темные пропасти, где грешные духи в мучениях очищаются
Осмелилась бы я показать только что написанную фразу мистеру Карпентеру? Нет. Следовательно, что-то с ней ужасно не в порядке.
И я знаю, что с ней «не в порядке» — знаю теперь, когда пишу хладнокровно. Это литературные «красивости». Однако именно такие чувства испытывала я, когда стояла сегодня вечером на холме в Краю Стройности и смотрела на гавань. И кому какое дело до того, что написано в этом моем дневнике?
********
2 декабря, 19~
Сегодня объявили результаты конкурса на лучшее стихотворение. Победила Эвелин Блейк со своей «Легендой Абигвейта[117]».
Что ж, сказать тут нечего... и это единственное, что я скажу.
Кроме того, тетя Рут уже все сказала!
********
15 декабря, 19~
Стихотворение Эвелин на этой неделе было напечатано в «Таймс» вместе с ее фотографией и биографическим очерком. Собрание сочинений Паркмана выставлено в витрине местного книжного магазина для общего обозрения.
Стихотворение «Легенда Абигвейта» сравнительно неплохое. Написано в стиле баллад, ритм и рифма соблюдены — чего нельзя было сказать ни об одном другом стихотворении Эвелин, которое я читала до сих пор.
Когда Эвелин видит в печати какое-нибудь из моих стихотворений, она утверждает, что я наверняка откуда-то его списала. Мне ужасно не хочется уподобляться ей... но я знаю, что не онаавтор «Легенды Абигвейта». Там нет ни одного ееслова. Она с тем же успехом могла бы попытаться выдать что-нибудь написанное почерком мистера Харди за свою собственную рукопись. Ее мелкие каллиграфические завитушки так же похожи на крупные небрежные каракули мистера Харди, как ее обычные вирши на это стихотворение.
Кроме того, хоть «Легенда Абигвейта» сравнительно хороша, она не так хороша, как мой «Дикий виноград».
Я не собираюсь никому говорить об этом, но в своем дневнике стесняться не стану. Потому что это правда.
********
20 декабря, 19~
Я показала «Легенду Абигвейта» и «Дикий виноград» мистеру Карпентеру. Прочитав оба стихотворения, он спросил: «Кто входил в жюри?»
Я сказала ему.
— Передай им от меня привет и скажи, что они ослы, — заявил он.
Мне стало легче. Я не скажу членам жюри — да и никому другому тоже, — что они ослы. Но для меня утешительно знать, что это так.
Странное дело... Тетя Элизабет попросила дать ей прочитать «Дикий виноград» и, прочитав его, сказала:
— Я, конечно, не знаток поэзии, но мне кажется, что твоена порядок выше.
********
4 января, 19~
Рождественские каникулы я провела у дяди Оливера. Никакого удовольствия не получила. Было слишком шумно. Несколько лет назад мне такая атмосфера понравилась бы, но тогда они меня не приглашали. Мне приходилось есть, когда я не была голодна... играть в парчизи[118], когда не было желания... говорить, когда хотелось помолчать. Я ни на минуту не оставалась одна, пока была в их доме. Да и внимание Эндрю начинает мне досаждать. И тетя Адди была надоедливо любезна и по-матерински заботлива. Я все время чувствовала себя как кошка, которую держат на коленях, когда ей хочется убежать, и при этом гладят ласковой и твердой рукой. Спать мне пришлось с Джен, моей двоюродной сестрой и ровесницей, которая в глубине души уверена, что я не пара Эндрю, но старается, с Божьей помощью, сделать все возможное для нашего счастья. Джен хорошая, благоразумная девушка, и мы с ней дружноваты. Это слово
Вернувшись домой, в дорогой Молодой Месяц, я поднялась в мою комнату, закрыла за собой дверь и насладилась одиночеством.
Завтра начинаются школьные занятия. Сегодня в книжном магазине я случайно подслушала разговор, который заставил меня внутренне рассмеяться. Миссис Родни и миссис Элдер просматривали какие-то книги, и миссис Элдер сказала:
— Эта история в «Таймс»... «Кровоточащее сердце»... ничего более странного я в жизни не читала. Действие в ней развивалось ужасно медленно, глава за главой, много недель, и было непонятно, куда автор клонит, а затем все вдруг кончилось в восьми главах — как топором отрубили. Не могу понять, что это за роман.
Я могла бы открыть ей тайну, но не стала.
Глава 20
В старом доме Джона Шоу
Когда рассказ «Женщина, которая отшлепала короля» появился в довольно известном нью-йоркском журнале, это вызвало немало шума в Блэр-Уотер и в Шрузбури, особенно после того, как шепотом, из уст в уста, начала распространяться невероятная новость о том, что Эмили действительно было заплачено за рассказ сорок долларов. Впервые клан Марри начал относиться к ее писательской мании с некоторой степенью серьезности, и тетя Рут отказалась, раз и навсегда, от всех пренебрежительных замечаний и упреков по поводу «пустой траты времени». Удача улыбнулась Эмили в психологически важный момент, когда ее вера в свои силы начала слабеть. Всю осень и зиму она получала лишь отказы из всех журналов, кроме двух, редакторы которых очевидно считали, что награда литератору в самом творчестве и никак не связана с унизительными денежными соображениями. В первое время она всегда чувствовала себя совершенно ужасно, когда выстраданное стихотворение или рассказ возвращались к ней вместе с одним из холодных и равнодушных, отпечатанных в типографии, маленьких бланков отказа или с напечатанными на машинке несколькими словами сомнительной похвалы... этими «отказами с но» — так Эмили называла их и ненавидела даже больше, чем отпечатанные в типографии. Слезы разочарования подступали к глазам. Но со временем она привыкла и перестала огорчаться — так уж глубоко. Она лишь бросала на редакторскую записку «взгляд Марри» и говорила: «Я добьюсь успеха!» И никогда, ни на миг у нее не возникало настоящихсомнений в этом. Где-то глубоко, очень глубоко в ее душе звучал внутренний голос, говоривший, что ее время придет. А потому, хотя каждый отказ заставлял ее на миг вздрогнуть, словно от удара кнута, она садилась... и писала новый рассказ.
И все же такое большое число неудач заставляло этот внутренний голос звучать все слабее. Но появление в печати «Женщины, которая отшлепала короля» вдруг заставило его вновь громко запеть радостную победную песнь. Чек значил много, но сам факт, что удалось пробиться в этот журнал, значил гораздо больше. Она чувствовала, что завоевала плацдарм для дальнейшего наступления. Мистер Карпентер пришел в восторг от рассказа, который, по его словам, был «бесспорно хорош».
— Но лучшим в этой истории я обязана мистрис Макинтайр, — печально возразила Эмили. — Я не могу назвать этот рассказ моим.
— Описание обстановки принадлежит тебе... и все, что ты добавила, отлично сочетается с материалом, который ты получила от этой женщины. И ты не стала слишком шлифовать ее слог... этосвидетельство литературного вкуса. Скажи-ка, разве у тебя не было искушения навести немного глянца?
— Было. В этой истории так много мест, где я, как мне казалось, могла бывнести значительные улучшения.
— Но ты не стала... и этоделает рассказ полностью твоим, — сказал мистер Карпентер и предоставил ей самой разгадывать смысл этой фразы.