Эмма Браун
Шрифт:
Рынок этот представлял собой весьма жалкое зрелище. Матери и дочери не разговаривали друг с другом и даже не смотрели друг на друга. Женщины, которые были постарше (хотя многим из них не было и тридцати), казались такими изможденными и больными, что едва держались на ногах. Молоденькие девочки обреченно озирались по сторонам. Их глаза были печальными и потухшими. Казалось, что им уже было все совершенно безразлично.
И только одна маленькая шестилетняя девочка все еще беззаботно радовалась жизни. Она постоянно крутила своей кудрявой головкой, разводила в сторону руки, а потом прижимала их к своей маленькой груди. Одета она была в такие ветхие лохмотья, что сквозь них проглядывало ее тщедушное тельце. Вероятно,
Это зрелище окончательно лишило Эмму мужества, но она должна была сделать то, зачем сюда пришла, или уже навсегда забыть об этом деле.
– Кто-нибудь знает женщину по имени Элиза Браун? – собрав в кулак всю свою волю, громко спросила она.
На нее никто не обратил внимания, и только маленькая девочка, услышав ее голос и подумав, что ее в чем-то обвиняют, еще сильнее замотала головой. Эмма подумала, что ей еще никогда не доводилось видеть таких несчастных, измученных болезнями и нищетой людей. Она не могла понять, почему эти женщины не хотят проявить хоть каплю сострадания и остаются глухими к ее мольбам. Она еще раз повторила свой вопрос, но уже не так громко. Наконец девушка, которая стояла рядом с ней, повернулась и посмотрела на нее.
Почему ты думаешь, что мы знаем ее? – спросила она.
Она продала свою дочь одному мужчине.
Какая же она дура, ведь теперь ей придется самой зарабатывать себе на жизнь, – пробормотала женщина постарше.
– Я должна найти ее, – настаивала Эмма. – Я знакома с ее дочерью, – сказала она, решив не говорить правду. – Ей требуется моя помощь.
– Скорее всего, ты ей уже не сможешь помочь, – сказала первая девушка.
В этот момент мать девушки, грязная и оборванная женщина, которая, казалось, вот-вот лишится сознания, вдруг проявила неожиданный интерес к их разговору.
Кто же не знает Элизу Браун, – сказала она. – Однако она недавно изменила место жительства.
О-о! – удрученно вздохнула Эмма. – Может быть, вы знаете, где она теперь живет?
– Пара шиллингов может освежить мою память.
Эмма дала ей несколько монет.
– Я слышала, что она сейчас в тюрьме Ньюгейт.
Эмма поблагодарила женщину и пошла прочь. В голове у нее была полная неразбериха. Она дошла до Трафальгарской площади, села на скамью и решила все хорошенько обдумать. Какое же преступление совершила ее мать? А вдруг, придя в Ньюгейт, она узнает, что она такая же, как и ее мать, – так сказать, два сапога пара? Теперь, когда она нашла свою мать, она обязана все до конца выяснить. А что, если она узнает о себе нечто такое ужасное, что не сможет пережить этого? Как это ни горько, но она вполне отдавала себе отчет в том, как низко она пала, но, несмотря на это, ей удалось сохранить чувство собственного достоинства. Но еще одного такого же страшного удара она просто не вынесет. Нет, она не пойдет в Ньюгейт.
Эмма решила найти место, где она смогла бы переночевать. Сначала нужно хорошенько отдохнуть, а потом она займется поисками работы. Однако она продолжала бесцельно бродить по улицам города. Она шла и шла, не разбирая дороги, даже не заметив, что прошла мимо клуба «Виг-енд-Пен», в котором мистер Эллин когда-то рассказывал о ней своим друзьям. Две элегантные дамы равнодушно прошли мимо какого-то совершенно непримечательного мужчины, подметая своими длинными юбками мостовую. Она шла мимо старинных и изящных деревянных домов. Мистер Хиббл говорил о проститутках, о свободе нравов и о вечном проклятии, но те женщины, которых она видела сегодня, – это просто сборище отбросов общества. Такое даже в кошмарном сне не приснится. А ведь одна из этих женщин еще совсем ребенок! Мимо нее проходили прилично одетые люди, которые, в отличие от нее, ценили свою жизнь. Как же она
Незаметно для себя она оказалась на богатой Флит-стрит. Она шла по Ладгейт Хилл, осторожно озираясь по сторонам среди всего этого уличного шума, пока не увидела собор святого Павла. Эмма остановилась, чтобы свериться с картой, и обнаружила, что находится недалеко от тюрьмы. Вздохнув, она повернула назад и, пройдя два мрачных квартала, поняла, что находится на верном пути. Путеводная звезда вела ее к цели.
За зданием тюрьмы виднелся купол собора святого Петра. Он был похож на диск луны, но это внушающее надежду зрелище не могли видеть те, кто находился внутри этого здания, так как в тюрьме не было окон. Рядом находился скотный рынок, и оттуда доносился запах тухлого мяса, а прилегающие к зданию тюрьмы Ньюгейт-стрит и Гилтспер-стрит были такими мрачными и тихими, что в стенах этого исправительного учреждения был слышен лишь шум уличной жизни – быстрые шаги пешеходов, крики, скорбные стоны и смех.
Ей стало страшно. Она взяла себя в руки и постучала в ворота. Сторож слегка приоткрыл их, и она заглянула в этот мрачный дом, где содержали преступников.
Какое жуткое место, – сказала Эмма, содрогнувшись, и изложила ему суть дела.
Такое местечко не для детей, – согласился сторож. – Да и все равно ты не сможешь увидеть ее. У нас посещения дозволены только по средам и четвергам. А почему бы тебе не подождать того дня, когда ее повесят? Это будет грандиозное событие, ведь она у нас знаменитость.
Ее собираются повесить? – спросила Эмма, побледнев от страха. – Что же она сделала?
Так ты не знаешь? Но я не могу рассказывать такое маленькой девочке. Скажу только, что после ареста в ее доме было найдено тело девочки приблизительно твоих лет. Ее вздернут на веревке за убийство этой девочки.
Эмма старалась сохранять спокойствие, но то, что она услышала сейчас, привело ее в крайнее возбуждение.
– Я должна ее увидеть, – закричала она. – Она моя единственная оставшаяся в живых родственница.
– Хорошо, благослови тебя Господь! Я дам тебе пять минут.
Не думаю, что тебе захочется болтать с ней дольше.
Они прошли через тюремный двор, где толпа воров и мошенников начала насмехаться над Эммой. Она швырнула им несколько монет, и они бросились на них, как стая голодных собак. Те, кому ничего не досталось, протягивали к ней свои руки сквозь железную решетку и громко кричали.
Они снова вошли в здание тюрьмы, и Эмма оказалась среди замков, цепей, высоких стен и зарешеченных окон. «Именно в таком месте моя мать проведет последние дни своей жизни», – подумала она. Эмма часто думала о том, не жалеет ли ее мать, что отдала ее. Сможет ли она сама простить ее за это? Наконец они пришли в очень темное и отдаленное место, и ее провожатый сказал, что она сможет поговорить с заключенной. В темноте она поначалу ничего не видела, кроме железных решеток, вделанных в толстую каменную стену, и пары блестящих глаз.
– Мама? – взволнованно прошептала она.
Это существо сердито зарычало в ответ. Она, словно дикий зверь, схватилась за прутья решетки, которые их разделяли, и в порыве отчаяния пыталась сломать их.
Мы расстались полгода назад, – сказала Эмма. Она изо всех сил пыталась говорить спокойно. От страха у нее перехватило дыхание. – Вы отдали меня одному джентльмену за гинею.
Что? И ты до сих пор жива? – спросила она. Ее голос был хриплым и жутким. – Неужели никто еще не перерезал твою глотку, чтобы избавиться от тебя?