Энциклопедический словарь истории советской повседневной жизни
Шрифт:
ПЛАТА ЗА УЧЕБУ – Хотя изначально в Стране Советов было декларировано всеобщее бесплатное образование, постановлением правительства от 11 ноября 1922 г. в городах и поселках городского типа была временно введена дифференцированная плата за учебу в школе и в вузах, а правила приема в вузы 1923 г. содержали список лиц, принимавшихся на бесплатные места, так что выходцы из бывших «эксплуататорских классов» должны были оплачивать учебу в повышенном размере; плата составляла от 25 до 300 руб. в год. Плата была отменена в школе разных ступеней в 1925 и 1927 гг. 26 октября 1940 г. введена плата за обучение детей в старших классах средней школы и в вузах, преимущ. в связи с политикой широкой подготовки трудовых резервов в канун грядущей войны, чтобы закрыть путь к законченному среднему и высшему образованию части молодых людей. В 8-х, 9-х и 10-х классах в Москве, Ленинграде и столицах союзных республик платили по 200 руб. в год, в остальных городах – по 150 руб. За обучение в институтах соответственно платили по 400 и 300 руб. Если учесть, что чернорабочий на заводе получал менее 300 руб.
ПЛАТОК – женский головной убор, до революции почти исключительно крестьянок, мещанок, фабрично-заводских работниц. Довольно большой, квадратный, тканый или вязаный, шерстяной, кашемировый, шелковый или хлопчатобумажный набивной, цветной, с ярким, обычно цветочным орнаментом, нередко с бахромой по кромкам. В советское время такие платки стали распространенной принадлежностью (в основном в холодное время года) женщин на всех социокультурных уровнях. Повязывались разными способами: узлом под подбородком, со свисающими концами, оборачивая голову и перебрасывая концы за плечи, завязывая сзади на шее и т.д. В моде были ажурные белые вязаные платки из козьей шерсти (нередко назывались оренбургскими, хотя такие платки вязали кустарным способом и в других местностях), тонкие кашемировые и набивные т.наз. павлово-посадкие платки. Из набивных кашемировых павлово-посадских платков модницы иногда шили яркие платья. То же, что шаль.
ПЛАТФОРМА – очень толстая подошва мужской и женской обуви, практически без выделения каблука, из микропористой резины, вошедшая в моду на рубеже 1950–60-х гг.
ПЛЕН. – Пребывание в немецком плену во время Великой Отечественной войны оказалось для советских людей едва ли не большим испытанием, чем заключение в советских лагерях. Основным показателем стал чрезвычайно высокий уровень смертности (хотя во время войны и в советских лагерях состав заключенных сменялся за 2 мес.). Массовая гибель советских военнопленных в немецком плену связана с тремя факторами. Во-первых, нацистская верхушка рассматривала войну с СССР как войну двух политических систем на уничтожение, а советских людей считало проникнутыми идеями большевизма, а потому враждебными европейской цивилизации и подлежащими частично уничтожению, частично же превращению в примитивную рабочую силу. Кроме того, гитлеровское руководство в ряде секретных документов ставило целью превращение европейской части России в сырьевой и сельскохозяйственный придаток Великой Германии с ограниченно-необходимым количеством населения. Поэтому командованию Вермахта запрещалось рассматривать советских военнопленных наравне с военнопленными из других стран. Преступления против советских военнопленных и мирного населения изначально не подлежали военному суду и находились в компетенции непосредственных командиров; только с февр. 1942 г. беспричинное убийство советского военнопленного наказывалось двумя неделями ареста на гауптвахте. «Приказ о комиссарах» (правда, отмененный в июне 1942 г.) требовал не брать в плен политработников, уничтожая их на поле боя наравне с евреями, а специальные айнзацкоманды в лагерях военнопленных должны были выискивать укрывающихся политработников и евреев и уничтожать их. Во-вторых, СССР не подписал Женевскую конвенцию 1929 г. о военнопленных и отказался от услуг Международного Красного креста и перечисления средств на содержание своих попавших в плен военнослужащих, считая их изменниками Родины; т.о., собственным правительством советские военнопленные были поставлены вне действия международных положений (см. Военнопленные). В-третьих, пленение таких масс людей просто не предполагалось, и Вермахт, в чьем ведении были военнопленные (с осени 1944 г. они перешли в ведение СС), не обладал кадровым составом для их конвоирования и охраны в лагерях, материальными средствами для обустройства временных сборных лагерей, транспортом для перевозки пленных, необходимыми продовольствием и медикаментами. Дело дошло до того, что 25 июля 1941 г. был издан приказ (отмененный 13 окт.) об освобождении из плена прибалтов, украинцев и белорусов. Было освобождено 318 770 чел., преимущ. украинцев (277 761 чел.). С наступлением зимы некоторую часть пленных – танкистов, шоферов, механиков – немецкие воинские части не отправляли в лагеря, а зачисляли у себя на довольствие в качестве хиви – добровольных помощников: они умели разогревать на морозе моторы открытым огнем, что не получалось у непривычных немцев. В дальнейшем количество хиви увеличилось и за счет других категорий пленных. Примечательно, что, учитывая опыт 1941–42 гг. и готовясь весной 1943 г. к операции «Цитадель» (Курская битва), немецкое командование заранее заготовила лагеря для 1 млн военнопленных.
Как и любая воюющая страна, немцы засыпали противника листовками с призывом сдаваться в плен, обещая там чуть ли не райские условия. Эти листовки-пропуска, как правило, содержали в примитивной форме призвы убивать политработников («Бей жида-политрука – морда просит кирпича»), карикатуры на Сталина, Кагановича, комиссаров, прогнозы близкой победы Германии и т.п. Хранение таких листовок красноармейцами особые отделы и Смерш рассматривали как преступное намерение сдаться в плен.
На самом деле плен отнюдь не был раем. Пленные массово умирали от голода, дизентерии и сыпняка. Лечили их оказавшиеся в лагерях советские военные врачи, не имевшие лекарств. Да от сыпного и брюшного тифа лекарств сначала не имелось и у немцев, поскольку в Германии его эпидемий не было. Начальник генерального штаба германских сухопутных сил Ф. Гальдер, посетивший в ноябре 1941 г. тифозный лагерь советских военнопленных в Молодечно, записал в служебном дневнике: «20 000 человек обречены на смерть. В других лагерях, расположенных в окрестностях, хотя там сыпного тифа и нет, большое количество пленных ежедневно умирает от голода. Лагеря производят жуткое впечатление». Одной из наиболее трагичных была ситуация в Минском (Белоруссия была районом катастрофического разгрома РККА и наиболее массового пленения советских воинов) сборном лагере, который представлял собой просто огромное поле, ограниченное с одной стороны рекой, а с другой – рядом автомобилей с пулеметами, по ночам освещавших границы лагеря фарами. Пленные пили мутную воду из реки, а кормили их, выдавая раз в день по селедке или по горсти необмолоченного овса.
Из временных сборных прифронтовых лагерей пленные перемещались в транзитные пересыльные лагеря (см. Дулаг) на более или менее длительный срок. При этом условия перевозки были причиной массовой гибели пленных; так, известны случаи перевозки полураздетых пленных зимой на открытых платформах, когда в живых оставались единицы, уцелевшие под грудами трупов. Пересыльные лагеря были относительно оборудованы для содержания определенного количества пленных. Однако содержание там было чрезвычайно скудным, хотя режим и не был суровым, и большая доля смертности пленных от голода, холода и эпидемий, а также «фильтрации», выявления комиссаров и евреев, приходилась именно на эти лагеря. Выживших отправляли в стационарные шталаги. Здесь уже имелись помещения для размещения контингента с двух и трехъярусными нарами для сна, налаживалось регулярное, хотя и полуголодное, питание, выдавалась обувь (обычно деревянные сабо) и одежда в виде перекрашенного обмундирования армий оккупированных европейских стран. Офицерский состав помещался в офлаги, с более приличным содержанием. Свои лагеря были у Люфтваффе, для летчиков, и у Кригсмарине – для моряков. Первоначально советских пленных во избежание коммунистической пропаганды было запрещено размещать на территории Германии; так, на Украине в 1941–42 гг. было создано 180 стационарных лагерей военнопленных. Но по мере того как, вследствие тотальных мобилизаций, возрастала нужда в рабочих руках, советские военнопленные оказывались и в германских лагерях, работая на шахтах, заводах и в сельском хозяйстве. Значительная часть советских военнопленных была зачислена в военно-строительную организацию Тодта и оставалась на оккупированной территории, занимаясь расчисткой, ремонтом и строительством дорог и полевых укреплений. Режим содержания в лагерях Тодта был мягче, и имелась возможность подкормиться в деревнях возле местного населения.
Обычно шталаги были интернациональными: в них, наряду с советскими пленными, содержали французов, англичан, американцев, сербов, позже – итальянцев и пр. Однако европейские пленные жили в отгороженных колючей проволокой особых зонах, не привлекались к работам (кроме итальянцев, к которым, как предателям, после выхода Италии из войны, отношение было враждебным), содержались согласно международным конвенциям о военнопленных и получали посылки через Международный Красный крест. Особенно льготным было положение англичан и американцев, по отношению к которым запрещались насилие и грубость. Американцы регулярно получали с родины обмундирование, в их зонах были созданы даже условия для занятий спортом. Так что не случайно немецкая охрана выражала недовольство по поводу того, что снабжение пленных было лучше, чем охранявших их солдат, а смертность английских и американских пленных в немецких лагерях составляла около 5%, тогда как среди советских – около 60%.
Никогда не отличавшаяся благосостоянием Германия в тисках блокады сама страдала от нехватки продовольствия; население питалось по карточкам, широко использовались эрзацпродукты, и даже солдаты на фронте не всегда были сыты. Германская администрация выделяла на содержание огромной массы советских пленных ничтожные средства, питание в лагерях было скудным, а иногда и вовсе прекращалось по разным причинам, следствием чего были крайнее истощение пленных и случаи массовой голодной смерти. Советских военнопленных, чтобы компенсировать расходы на их содержание, использовали на различных тяжелых работах – в каменоломнях, шахтах, на погрузочно-разгрузочных работах, расчистке завалов от бомбежек, строительстве дорог и пр., а в лучшем случае за небольшую плату отдавали немецким крестьянам в качестве сельскохозяйственных рабочих (эти работы были легче, питание и проживание нередко лучше, а режим не столь строгий, как в лагере); этого не знали военнопленные из других стран, кроме поляков.
Формально рацион советских военнопленных по большинству параметров равнялся выдачам по карточкам неработавшему немецкому населению и составлял 75% пищевого довольствия солдат Вермахта. Фактически нормы не соблюдались. Обычно в шталагах выдавали 200–400 гр хлеба на день, эрзацкофе утром и два раза в сутки баланду из мелко порезанной брюквы и мелкого, зачастую нечищеного картофеля. Периодически выдавались 25 гр маргарина. Раз в неделю полагались также 25 гр колбасы или мармелада, до узников не доходившие. Сахар заменялся сахарином. Готовили пищу повара из пленных, естественно, обкрадывавшие товарищей по несчастью. За порядком в лагерях наблюдали полицаи из пленных, также питавшиеся «от пуза» за счет остальных пленных, зачастую проявлявшие жестокость и избивавшие товарищей плетками из проволоки или «гумами» – обрезками кабеля. В отличие от них солдаты охраны, особенно из побывавших на фронте и пожилых, избиениями занимались редко, а иногда и проявляли сочувствие, останавливая полицаев и даже, несмотря на запрет, делясь с пленными сигаретами и пищей. Местное население обычно занимало нейтральную позицию или даже делилось с пленными, чем могло. Только молодежь, воспитанная в Гитлерюгенде (аналог советских пионерской организации и комсомола), демонстрировала враждебность к «русским».
За нарушения режима пленных помещали в штрафные рабочие команды (арбайтскоманды) или в карцер, иногда надолго, с самым скудным питанием, так что из карцера чаще всего выходили доходяги. Штрафной лагерь грозил и за отказ записаться в РОА: среди военнопленных велась активная агитационная работа представителями коллаборационистов и даже издавались газеты. За грубое нарушение, напр. побег, следовала отправка в один из концлагерей, бывших, по существу, лагерями уничтожения. За связь с немкой следовало повешение (немок за связь с советскими пленными отправляли в концлагерь).