Энциклопедия для детей и юношества. История искусства от древности до средневековья
Шрифт:
К произведениям средневекового искусства не следует подходить с современными понятиями о портрете. Художники стран мусульманского Востока стремились не столько точно изобразить человека и передать его индивидуальность, сколько создать определённые типы: знатного вельможи, могучего правителя, мудреца, философа и поэта, царственного юноши — идеал героя любовной лирики. Не случайно эти портреты кажутся увеличенными персонажами миниатюр. В них всё подчинено канону: позы, жесты, атрибуты, наконец, те черты, которые отличают один тип от другого. Так, в образе правителя подчёркивалось величие, в образе мудреца — его почтенный возраст, физическая немощь, аскетизм, а в образе юноши — изнеженность и привлекательность. Не выходя за рамки канона, художники наделяли портретное изображение человека характерными внешними чертами, которые легко узнавались. Подчас эти черты намеренно усиливались, что придавало изображению карикатурный оттенок.
В XIV в. в городе Ширазе, на родине великих иранских поэтов Саади и Хафиза, сложилась ширазская школа миниатюры, которая разрабатывала новые изобразительные приёмы, обогащённые в последующие века в других живописных центрах Среднего Востока. В XV в. искусство оформления книги достигло расцвета в Герате. В библиотеке-мастерской правителей Герата прославленные каллиграфы и живописцы переписывали и иллюстрировали рукописи.
Значительным этапом истории миниатюры стали произведения мастеров тебризской школы XVI в. Оригинальный стиль тебризской миниатюры наиболее полно отразил праздничную, поэтически прекрасную сторону жизни. Крупные многофигурные композиции, словно вобравшие в себя неиссякаемую щедрость красок, развернулись теперь на всей плоскости листа. Кажется, трудно было создать в книжной иллюстрации что-либо более впечатляющее.
Главой школы был Султан Мухаммед (около 1470–1555). Поставив его в один ряд с Бехзадом, историк XVI в. Искандер Мунши отмечал, что оба художника достигли «высот своего благородного искусства и за нежность кисти получили всемирную известность».
Среди подписанных работ Султана Мухаммеда — несколько иллюстраций 1539–1543 гг. к «Хамсе» («Пяти поэмам») Низами. Этот манускрипт по праву считается шедевром восточной рукописной книги. Одна из миниатюр Султана Мухаммеда к поэме «Хосров и Ширин» изображает царевича Хосрова, который любуется купающейся в озере полуобнажённой царевной Ширин. Образы изящного всадника на розовом коне и женственной Ширин условны, их лица бесстрастны, позы и жесты статичны. Однако первая встреча влюблённых, происходящая на фоне роскошного пейзажа с золотым небом, полна светлого и возвышенного чувства.
Современники Бехзада сознавали, какое место занимал в искусстве своей эпохи знаменитый художник. Между тем сведения о его жизни весьма скудны, а произведения, достоверно принадлежащие кисти Бехзада, немногочисленны. Им не только восхищались — его копировали, ему подражали, поэтому вопрос авторства работ, приписываемых Бехзаду, остаётся предметом исследования в современной науке.
Он родился в Герате, но точная дата рождения неизвестна (принято считать — 1455 г.), рано остался сиротой, учился в гератской придворной мастерской.
Его яркий талант привлёк внимание Алишера Навои, сыгравшего большую роль в духовном формировании живописца.
В Герате Бехзад руководил мастерской по созданию миниатюр и оформлению рукописей. После завоевания города в 1510 г. иранским шахом Исмаилом Сефеви, возможно по его приглашению, художник переехал в Тебриз, где возглавил шахскую библиотеку-мастерскую. В конце жизни, впав в немилость у шаха Тахмаспа, он вернулся в Герат. У него было много талантливых учеников.
Умер Бехзад, по-видимому, в 1537 г.
Бехзад, тесно связанный с гератской школой миниатюры XV в., не был художником-новатором в современном понимании.
Тем не менее в традиционные темы и изобразительные приёмы он привнёс ощущение жизни, движение, обилие бытовых подробностей. «Каждый волосок его кисти своим мастерством даёт жизнь безжизненным формам», — писал о Бехзаде историк Хондемир.
Высокое мастерство и тонкая наблюдательность живописца проявились в его ранних иллюстрациях к поэме Саади «Бустан» (1488 г.). Одна из них изображает персидского царя Дария и пастуха на фоне чудесного пейзажа. Охотясь, царь отстал от своей свиты. Увидев бегущего к нему табунщика, он чуть было не выстрелил в него из лука. Царю пришлось выслушать поучения старого пастуха: «Тот царь не будет в мире знаменит, что друга от врага не отличит».
Он, пастух, различит любого из тысячи царских скакунов. Свою речь старик закончил на редкость смело: «И помни: участь подданных плоха в краю, где царь глупее пастуха». Бехзад передал этот эпизод правдиво и сдержанно: внезапное появление царственного всадника лишь на какое-то мгновение всколыхнуло мирную жизнь пастухов, оно не остановило её спокойного течения на лоне сказочно прекрасной природы.
Другая миниатюра из той же рукописи — «Беседа учёных в медресе» — пример того, как Бехзаду удавалось достичь редкого единства реального и поэтически преображённого образа. Строгие, ясные, чёткие архитектурные линии, хрупкая красота узоров словно переносят зрителя в мир возвышенный и отвлечённый. Вместе с тем учёные, беседующие во дворике, привратник, смиренный нищий, проникший в медресе, изображены с присущей художнику естественностью. Открытая на дальнем плане дверь в цветущий сад создаёт впечатление пространства.
Иная задача стояла перед мастером в иллюстрации к «Хамсе» Низами, изображающей «Битву на верблюдах между племенами Лейли и Меджнуна». В этой великолепной массовой сцене размещение всадников по кругу усиливает впечатление движения и вместе с тем образует на плоскости листа красочный узор.
В иллюстрациях 1490-х гг. к рукописи Али Йезди «Зафар-наме» («Книга побед Тимура») запечатлены реальные события: походы Тимура, сцены битв и осад, придворные приёмы, строительные работы. Умение Бехзада создавать совершенные композиции проявилось здесь особенно ярко.
Несомненно, Бехзад был и самым выдающимся портретистом мусульманского средневековья. Ему приписывается портрет Шейбани-хана — основателя узбекского государства Шейбанидов. Шейбани-хан в зелёной и блёкло-синей одежде сидит, скрестив ноги, на красном ковре на фоне большой чёрной диванной подушки. Традиционна неподвижная, спокойновеличественная поза.
Чернильница, перо, книга призваны подчеркнуть государственный ум правителя, его увлечение поэзией.
В то же время полное лицо со слегка раскосыми глазами, широкие плечи, грузная фигура и властный жест крепких рук говорят о большой внутренней силе грозного завоевателя.
Султан Мухаммед — создатель типичных для тебризской школы повествовательных сцен со множеством изображённых в движении фигур (например, двойная миниатюра «Шахская охота» в рукописи поэмы Джами «Золотая цепь»).
В XVI в. искусство миниатюры развивалось в изысканной придворной среде. Аристократический идеал изнеженного бездумного юноши был воплощён с пленительной грацией Султаном Мухаммедом также и в ряде изображений на отдельных листах.
Новый тип миниатюры, не связанной с текстом рукописи, постепенно стал преобладающим. Наиболее одарённым художником, создававшим жанровые сцены и портреты (в частности, изображения простых людей), был Реза Аббаси (около 1575–1635) — глава исфаханской школы XVII в. Он прославился как виртуозный рисовальщик тушью.
Развитие миниатюры на Среднем Востоке и в странах Западной Европы происходило почти одновременно. Из европейской средневековой миниатюры выросла живопись нового времени. Иная судьба ждала восточную миниатюру. Она существовала до тех пор, пока появление новых, более реалистических изобразительных приёмов западноевропейской живописи не привело к разрушению этого хрупкого и утончённого искусства.
XVI–XVII века — время расцвета государства иранской династии Сефевидов, объединявшего земли Ирана, Афганистана, Азербайджана, восточной Армении и восточной Грузии. Первоначально его столицей был Тебриз. В 1598 г. шах Аббас I избрал своей столицей заново отстроенный им Исфахан.
Иранская культура была призвана окружить трон династии Сефевидов ореолом сказочной пышности и небывалой роскоши. Новая столица насчитывала 600 тыс. жителей, конкурируя в начале XVII в. с Лондоном, самым густонаселённым в ту пору городом Европы.
Дороги, которые вели к столице, проходили через реку Зандеруд по величественным мостам, мимо садов с дворцовыми постройками, и сходились к главной площади — Майдани-Шах.
Прямоугольную площадь, вытянутую с севера на юг более чем на полкилометра, обрамляла аркада, за которой располагались лавки. На севере площадь замыкалась огромным базаром со зданиями караван-сараев, медресе, мечети и бань.
На юге высилась главная мечеть города, названная Шахской (1612–1630 гг.), а на востоке — мечеть шейха Лотфоллы (1603–1618 гг.). С западной стороны к площади примыкали шахские сады с дворцами и павильонами. На Майдани-Шах устраивали парады, бои хищных зверей, игры в конное поло.
В торжественные дни, когда толпы народа заполняли площадь, на окружающих её домах зажигали десятки тысяч светильников.
В западном направлении от Майдани-Шах шла прямая как стрела Чор-Баг — главная магистраль Исфахана, обсаженная рядами платанов и тополей. По её сторонам тянулись водоёмы с фонтанами, а в зелени садов возвышались дворцы шаха и придворной знати. Пересекая Зандеруд по мосту Аллаверди-хана, Чор-Баг уходила к огромным загородным садам.
Возведённые здесь здания, как и вся новая застройка Исфахана, отличались грандиозными размерами, царственным размахом и обилием декоративной отделки. Фасады мечетей и их внутренние помещения сплошь покрывались сверкающими узорными изразцами. Гигантские купола, покоившиеся на мощных круглых барабанах, украшал яркий изразцовый рисунок из переплетённых растительных побегов. Цветовая гамма облицовок приобрела большую пестроту, включив, кроме синих, голубых и белых, жёлтые, зелёные, чёрно-фиолетовые изразцы.
В отличие от мечетей дворцовые постройки Исфахана (Али-Капу, Чехель-Сотун) при своих внушительных размерах выглядят лёгкими и стройными. Каждая из них имеет просторную террасу с плоской крышей, опирающейся на высокие деревянные колонны. Дворец Чохель-Сотун (1590 г.), т. е. дворец «Сорока колонн», назван так потому, что 20 колонн его террасы отражались в зеркале пруда, расположенного перед зданием. Исфаханские дворцы украшали стенными росписями и своего рода картинами, составленными из специально расписанных глазурованных плиток. Эти произведения выполняли мастера книжной миниатюры.
В дворцовых покоях изображались сцены отдыха изнеженных знатных юношей и девушек на фоне садовых пейзажей. Особую славу Исфахана составляли загородные сады. Их планировка, как и в мавританском садовом искусстве, отличалась строгим порядком.
На пересечении главных аллей воздвигался дворцовый павильон. Прямоугольные участки засаживались фруктовыми деревьями одного вида: абрикосами, гранатами, вишнями, сливами, миндалём, — а их границы отмечали ряды тополей или платанов. Прямые каналы соседствовали с водоёмами более сложных очертаний; на склонах холмов террасами располагались сады с водяными каскадами. Цветочный ковёр покрывал землю. На воле бродили лани, павлины, фазаны, в прудах плавали лебеди и утки.
Декоративно-прикладное искусство
В историю прикладного искусства, прошедшего долгий путь развития, каждая страна мусульманского Востока внесла значительный художественный вклад.
Искусство средневекового Ирана отмечено изысканным вкусом и красотой. Практически во всех традиционных для мусульманских стран художественных ремёслах иранские мастера достигли небывалых успехов. Заслуженной славой пользовались ткани, ковры, керамика, парадное оружие и конская упряжь, изделия из металла, дерева, стекла и драгоценных камней. Значительное место в искусстве Ирана занимали изобразительные мотивы, в том числе образы живых существ. — в этом была одна из его особенностей.