Энциклопедия мифов. К-Я
Шрифт:
– Какой же я молодец, - бормочу.
– Вот и пригодилась эта записка. Не могу сказать, будто мне теперь все понятно, но... Хоть что-то! По крайней мере, я очень хорошо знаю, о каком городе речь...
Веня вопросительно поднимает брови. Позиционируется в качестве свидетеля монолога. Напоминает, что у меня есть слушатель. Повезло, нечего сказать. Причем обоим. Хотите, доктор, я вам все объясню? Только чур потом локти не кусать.
– Мне кажется, что я провел там несколько месяцев, или лет - с восприятием времени у меня, как ты понимаешь, вообще полная лажа... И у меня была теория. Хорошая такая теория, фундаментальная.
– Знаешь, я бы, пожалуй, съездил на экскурсию в этой твой бред, вдруг заявляет Веня.
– Красиво излагаешь, собака! Мне бы там, наверное, понравилось.
Глава 35
Оборотничество
При прибытии в место обитания своей суженой (часто относящееся к хтоническому миру) герой <...> переживает действительное или мнимое состояние немощности ("полусмерти")...
Молча киваю. Да, наверное. Понравилось бы. Если бы... Если бы, да кабы во рту выросли грибы. Галлюциногенные. Вот, у меня уже, кажется, выросли.
Хорошее объяснение. Наилучшее из возможных.
– И надо бы открыть третий файл, - говорю, наконец, - да вот рука не поднимается... Блин. Налей мне, что ли. Для храбрости.
– "Автоответчик" называется, - утешает меня Веня, протягивая бокал. Все же не "Апокалипсис". Не "Рагнарёк" даже. Там, наверное, что-нибудь совсем безобидное и на фиг нам сейчас не нужное. Может быть, ты просто коллекционировал смешные монологи чужих автоответчиков? Или на свой собирался что-то остроумное наговорить. А?
– Сейчас, - вздыхаю, - проверим. Храбрости, правда, ни в одном глазу... Но одной рюмкой природу не исправишь.
– Рюмкой - нет. Тут иной тарой надо оперировать.
Вместо того чтобы "оперировать тарой", открываю, наконец, файл. Читаю.
Поначалу не понимаю ничего.
24.09.92
Вчера какая-то старушка в булочной обозвала меня пижоном, вдохновившись не то брусничным оттенком моего плаща, не то формой твоих любимых солнцезащитных очков (кстати, и не надейся, что я верну их тебе в ближайшее время: во-первых, они дают мне возможность смотреть на мир как бы твоими глазами, а, во-вторых, я в них неотразим). И стало мне хорошо, и ушел я вприпрыжку, прижимая к груди увядающий батон. А потом я спросил себя, почему так обрадовался этому упреку и, кажется, нашел ответ. Я, и правда, хочу быть (или хотя бы слыть) пижоном, поскольку в глубине души уверен, что отчаянное, упрямое сопротивление миру - это и есть пижонство, самая редкая и благородная его разновидность. Возможно, самая опасная, но единственная сулящая надежду. Можно перевернуть мир, не имея даже пресловутой "точки опоры" - из чистого пижонства. Ага?
– Очень мило, - говорю растерянно.
– Хорошо излагаю, да. Но к чему это? И при чем тут "автоответчик"?
– Ты меня спрашиваешь?
– Нет. Того хмыря, который отражается в оконном стекле.
– Кто еще?!
– Веня дикими глазами смотрит на окно.
– Да нет. Никаких чудовищ. Я себя имею в виду. Себя.
– Тоже ничего себе
– к моему другу-брату-ангелу-хранителю возвращается хорошее настроение.
– А дальше там есть что-то?
– Там до фига всего есть. Пара десятков страниц.
– Ну вот и...
– Сейчас.
Послушно читаю дальше, спотыкаясь о пробелы.
Пижон ты и есть, кто ж еще!
Очки забирай, не жалко. Но учти, они вышли из моды еще в прошлом году.
Что, уже передумал? Вот и молодец.
Теперь о главном. Что касается увядшего батона - неужели его дела действительно так плохи? Это прискорбно. Ибо я сегодня объявлюсь не позднее девяти вечера. Но боюсь теперь, что ты принудишь меня к совместному угрызанию твоей вчерашней добычи.
Ну, в общем, ты того... Мороженого, что ли, даме купи. И Лао Цзы с ним, с батоном-то.
– О, да это не монолог, - изумляюсь.
– Диалог, точно. Вот только с кем? Голос бы услышать. Но фиг мне, да?
– В сентябре девяносто второго еще продолжался твой таинственный роман, - напоминает Веня.
– Примерно к этому времени относятся Райкины сплетни, я точно помню. Вернулся из Крыма в конце сентября, и она мне новости рассказывала...
– Да, - замираю.
– Конечно. Вот черт! Это мы так общались по телефону через автоответчик, наверное. А потом я, сентиментальный бугай, перевел эту интимную переписку в письменное состояние. Может такое быть?
– Если ты не мог ее забыть - вполне.
– Таково заключение эксперта.
Читаю дальше. Ничего особенного. То предупреждаю, что поздно с работы вернусь, то о жизни ради собственного удовольствия разглагольствую, то Карлсона поминаю ни к селу ни к городу. И собеседница моя производит примерно такой же милый культурно-бытовой лепет. Интимное воркование счастливых образованных пустозвонов.
– Вот, подожди, - бормочет Веня из-за моего плеча.
– Ох, как хорошо сказано! Не ожидал. Даже от тебя не ожидал.
– Что именно - хорошо?
– Ну вот же!
Читает вслух:
Мир, в котором мы живем - удивительное место; всякий человек - не просто прямоходящий примат, а усталое и разочарованное, но все еще могущественное божество; каждый город - священный лабиринт; докучливые условности в любое мгновение могут стать всего лишь правилами игры, трудной и опасной, но чертовски увлекательной, да?
– Ничего себе "автоответчик"!
– добавляет Веня.
– Все это хорошо, но... Мне нужны ключи. Даже не мне. Нам обоим, раз уж ты так с тем зеркалом вляпался. А это - так, цацки. Клевые, да. Но цацки.
– Ты дальше листай. Где им и быть, твоим ключам, если не в коробке с такими цацками!
Про себя думаю, что Венин оптимизм - хрупкое дитя алкоголя, жизнь его будет яркой, но недолгой. Однако читаю дальше: действительно любопытный документ. И полезный. Позволяет проникнуться симпатией к себе, а такое дело никогда не помешает.
И в финале обретаю ужасающую награду за упорство.
Макс, милый Макс, так странно звонить тебе отсюда. Так странно, что здесь есть телефон. С другой стороны, а почему бы ему и не быть, телефону-то? И уж совсем странно, что я собираюсь тебе сказать: "не волнуйся, я исчезаю, со мной все будет хорошо"... Нет, не так, я обхожусь с глаголами как иностранка. На самом деле, хорошо не "будет", а "есть", и я не "исчезаю", а уже исчезла. Тут требуется прошедшее время, совершенная форма глагола.