Энциклопедия мифов. К-Я

Фрай Макс

Самая совершенная из глагольных форм... А если бы мы с тобой были великими британцами, вышло бы еще лучше. Можно было бы использовать Past Perfect, поскольку я исчезла ДО ТОГО, КАК... До того как - что? А просто до того как.

– Веня, - говорю, - отвернись, пожалуйста. Кажется, это очень личное. Совсем. Хуже семейного порно... Если очень захочешь, потом сам прочитаешь. Когда меня рядом не будет. Потому что - не-вы-но-си-мо!

Кивает. Отворачивается. А я читаю дальше. Каждая строчка - осиновый кол в сердце.

По большому счету, я исчезла задолго

до того вечера, когда ты увидел меня на улице. И все-таки ты меня увидел, вот что славно! Но быть исчезнувшей - мое призвание, мания, мечта и единственное предназначение. Поэтому меня всегда тянуло куда-нибудь уехать: отъезд очень хороший выход для того, кто пока не научился исчезать, но непременно научится. Вот и я, наконец, научилась. В этом доме, куда ты меня привел, можно очень быстро научиться самым важным на свете вещам. Раз - и все.

Ты, конечно же, будешь в шоке от моей выходки. Не знаю, что бы со мной творилось, если бы ты исчез, а я осталась. Тому, кто остается, всегда трудно, а тому, кто исчезает - легко. Мне повезло, я исчезла первой. А ты остался. И я не знаю, как это можно исправить. Как сделать, чтобы тебе не было грустно без меня. Потому что ты все еще есть, и окно твое светится сейчас прекрасной бледно-изумрудной поганкой, как блуждающий огонек в московском болоте. Не грусти, не грусти, не грусти. В отличие от тебя, я сейчас знаю, что расстаемся мы ненадолго. Вернее, мы вовсе не расстаемся.

Потому что кроме этой судьбы есть еще и другие, предназначенные для таких встреч, что по сравнению с ними наш московский роман - скучная, сентиментальная пьеска. Когда ты сам исчезнешь, ты поймешь, что я имела в виду. А ты непременно исчезнешь, иначе быть не может. Для того мы с тобой и родились, чтобы однажды исчезнуть.

Поэтому - ты уже понял, да?
– я не приеду к тебе ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. Никогда. Зачем приезжать, если мы и так вместе? Всегда, везде вместе, только ты этого пока не знаешь, а я уже знаю.

И поэтому я не прощаюсь.

– Точно, точно, - бормочу как безумный.
– Она исчезла! Помню. Это помню. Не ушла от меня, не уехала, вещи не собрала, а просто исчезла. А после - позвонила. Не до, после. Оттуда. Откуда? Понятия не имею. Но там, по ту сторону жизни, на перекрестке миров есть телефон. Усраться можно. Можно ведь? Здесь и сейчас, а?

Я ни жив, ни мертв, так - хлам человеческий, неразумный. Веня ведет себя как опытная сиделка. Плещет в лицо водой, вводит мне живительную влагу орально, потом заставляет запить ее коньяком, подавившись которым, я кашляю, чихаю и плююсь, и, наконец, внезапно успокаиваюсь. Сработало.

– Макс, - спрашивает он, - ты что, действительно все вспомнил?

– Не все, - жалобно мотаю головой.
– Почти ничего. Только ее. Женщину со множеством имен и судеб, фею-лису. Она была и исчезла. С тех пор иногда является мне во сне. Но редко... Иногда это бывает очень мучительно: я знаю, что она кружит где-то поблизости, но не подходит. То ли не хочет, то ли не может. Не пускает ее что-то... Может быть потому, что она должна сниться не мне,

а тому, другому Максу?

– То есть, ты уверен, что вас именно двое?
– деловито уточняет Веня.

– Понимаешь... Больше всего на свете я хочу думать, что я один. Парень, который слишком часто видел странные сны, временно потерял память, маленько рехнулся, но держит себя в руках. Я, как видишь, стараюсь жить, словно так оно и есть. Но... Чудовище в зеркале было?

– Было.

– Ты его видел?

– Сам знаешь.

– А если так, то возможно все. Вообще все. И нужно иметь в виду, что любая, самая нелепая возможность однажды окажется единственной правдой.

– Не вижу логики.

– А ее и нет. Вернее, есть, просто иная какая-то.

– Нелинейная?

– Ага.

– Хорошо, - кивает Веня.
– Будем иметь в виду все возможности. Но знаешь что? Попробуй еще какое-то время побыть Максом. Моим старым приятелем, который слишком часто видел странные сны и временно потерял память. Я к нему как-то уже привык... В общем, с ним мне проще.

– Мне тоже, - хмуро соглашаюсь я.
– Этот вариант дарит мне надежду, что все устаканится. Рано или поздно, так или иначе.

Глава 36

Овца

Именно овца чаще всего выступает как образ жертвы...

На неделю я зарылся в собственные архивы. Компьютер, несколько блокнотов, коробка из-под обуви, набитая фотопленками, несколько толстых папок с отпечатанными снимками, немногочисленные таинственные надписи на страницах книг. Странное занятие: знакомиться с собой в возрасте тридцати двух лет. Скорее, впрочем, приятное, чем нет.

Веня погрузился в дела. Сбежал, по его собственному выражению, от метафизических проблем в пространство профанной суеты. Взял тайм-аут.

Зеркала в доме, впрочем, не расчехлил, и мне запретил строго-настрого.

Соблюдать сие табу, по правде говоря, было легко и приятно.

По вечерам мы принимали коньяк, как лекарство. Порции рассчитывались с фармацевтической точностью: чтобы на столах голыми не плясать и песен не орать, а лишь слегка развеселиться, прикормить друг друга занимательными байками, чуть-чуть отупеть, как следует расслабиться, уснуть и не видеть снов. Никаких чертовых снов. Если бы у меня была привычка молиться на ночь, я бы, несомненно, просил только об этом.

Немудреные наши ухищрения, надо сказать, возымели положительный эффект. Я чувствовал себя много лучше, чем неделю назад. Привык к мысли, что жизнь придется начинать если и не вовсе с нуля, то с какой-то весьма приближенной к нему метки. Наловчился усмирять свое заполошное сердце, а разум отпускать на прогулку только в наморднике. Память так и не вернулась, но я понемногу учился обходиться без воспоминаний... и, заодно, без зеркал: борода мне, говорят, к лицу, да и хлопот меньше. Освоил высокое искусство получать удовольствие от всякой бытовой малости: сварил поутру кофе, вышел с чашкой на балкон, сам живой, погода прекрасная, голубь толстый на перилах воркует, еще один день наступил - вот и будь счастлив. Чего тебе еще?