Энциклопедия русских суеверий
Шрифт:
Участницы опахивания поднимали сильный шум, стучали сковородами, заслонками, кочергами, «иногда они также щелкают кнутами. В Данковском уезде Рязанской губернии даже палят из ружей. Наряду с этими грохочущими предметами встречается и помело; его либо несут в руках, либо одна из женщин как бы едет на нем верхом. Реже берут с собой пучки лучины или соломы, которые потом зажигают, сухие липовые чурки (лутошки), банные веники без листьев, череп животного… живого петуха и т. п., и наконец, священные христианские предметы — икону, свечи и особенно ладан в кадиле или просто в горшке с раскаленными углями» <Зеленин, 1991>.
Земля откидывалась сохой в сторону противоположную деревне. На перекрестках прочерчивали крест, а под конец опахивания нередко зарывали в землю кошку, собаку или черного петуха. При опахивании женщины и девушки пели, угрожая коровьей смерти, например:
Выйди вон, Выйди вон, Из подмета, из села! Мы идем, Мы идем, Девять девок, три вдовы, Со ладаном, со свечьми, Со горячей золой! Мы огнем тебя сожжем, Кочергой загребем, Помелом заметем, Попелом забьем! Выйди вон, выйди вон!«Прогоняя смерть», призывали на помощь Богородицу, a также святого Власия, повсеместно считавшегося покровителем скота.
«Этот обход подготавливается и совершается в полнейшей тайне, иначе цель не будет достигнута. Если опахивающие встречают на пути какое-либо живое существо, то животное (особенно черное) разрывают на куски, так как видят в нем олицетворенную коровью смерть (т.e. эпидемию), а человека забивают до полусмерти». Кое-где опахивание называется также «смерть гоняют».
Д. К. Зеленин полагает, что основные элементы этого обряда — отпугивание коровьей смерти, очерчивание магическим кругом и умерщвление коровьей смерти в облике животного <Зеленин, 1991> (иногда — в облике человека). «Будучи уверены, что все несчастья, в особенности скотский падеж, напускаются каким-нибудь еретиком или чернокнижником, которые, по преданию старины, часто обращаются в четвероногих животных для причинения людям вреда, крестьянки при опахивании земли с ожесточением бьют попавшегося навстречу, которого принимают за оборотня или за самую смерть. Если кошка вскарабкается от них на дерево, то оне срубают и самое дерево и убивают ненавистное для них животное. Беда и запоздалому путнику!.. Если ему случится встретиться с этой процессией, он не ускользнет от побоев. Обошедши таким образом все селение, окуривают ладаном дома, сараи, клети, овины и вообще всякое строение. Наконец, выкопавши яму, наполняют ее навозом и, зажегши его, переводят через него больной и очумленный скот. Утверждают, что при опахании таким образом земли падеж совершенно прекращается» (Калуж.) <Ляметри, 1862>.
Опахивающими нередко руководила «знающая женщина», или знахарка. По сообщению из Тобольской губернии, когда «от народа послышалось, что коровья смерть явилась», «знахарка велела, или проще сказать, приказала общественникам устроить соху, избрать трех девиц безукоризненной жизни (девственниц), из сбруи три хомута, чтобы в следующую ночь опахать всю деревню, и чтобы к ночи все юшковцы вооружились кто что имеет, например: ружьями, пистолетами, ножами, топорами, кольями и т. п., и, кроме того, чтобы запаслись звучными инструментами — заслонками, сковородами, колокольцами, боталами и проч. <…> Три девицы были в сбруе и запряжены как лошади, но так как им не под силу было везти соху, запущенную в землю, то помогали им и другие многие, но эти были без сбруи. К сохе приставлен был орач, который и правил сохой. <…> Страшно было смотреть, что только стало твориться. Это был полк людей, похожих на сумасшедших: одни стреляли из ружей, другие производили бряцанья в заслонки, сковороды, звенели колокольцами, боталами и т. п. Словом, все тут бывшие производили шум, каждый выкрикивал изо всей силы следующие слова: „Смерть — ты смерть, — ты коровья смерть! Выходи ты из нашего села; в нашем селе сорок девок, сорок баб, сорок маленьких ребят. Мы тебя засекем и зарубим…“ Шум и крик производился по команде знахарки, без малейшего ослабления, пока не обошли всю деревню, что только могло кончиться на рассвете» <Та-сов, 1889>.
«Закапывание смерти» (как и ее «сожжение», очищение скотины и селения огнем) могло осуществляться и вне обряда опахивания: «Иногда, для прекращения падежа, скотину, павшую от заразы, закапывают под воротами дома вверх ногами» (Калуж.) <Ляметри, 1862>. «В некоторых деревнях на месте падежа первой зачумленной скотины приготовляют яму и в нее зарывают падаль вместе с собакой, кошкой и петухом, привязанными к хвосту павшей скотины. В Нижегородской губернии, для прекращения сибирской язвы, вбивают на перекрестках осиновые колы и посыпают улицы пеплом нарочно сожженной собаки. Иногда еще делают так: вечером сгоняют весь скот на один двор, ворота которого запирают до утра, а с рассветом разбирают весь скот; если останется хоть одна лишняя корова неизвестного хозяина, то ее принимают за „коровью смерть“, взваливают на поленницу и сожигают живьем. По народному убеждению, всякое живое существо, первым заболевшее повальною болезнью, есть супостат нечистой силы и проводник смерти: от него зараза быстро переходит на все окрестное население» <Белогриц-Котляревский, 1888>. «Когда начинается в селе падеж на скот, то первую палую скотину зарывают в глубокую яму вместе с кошкою и собакою живыми на том самом месте, где пала скотина. А в продолжение падежа вырывают ров и вытирают подле него из дуба живой огонь, через который прогоняют скотину и который берут по домам, где не должно оставаться прежнего огня» (Нижегор.) <А. М., 1859>.
«В Корсунском уезде Симбирской губернии живьем закапывают у ворот кошку и зайца, „чтобы овцы плодились“… <…> В Саратовской губернии безнадежно больное животное хоронят непременно еще живым и стоя, в глубокой яме недалеко от главных ворот. <…> То, что животное опускают в могилу стоя, имеет, очевидно, магический смысл; его хоронят стоя, „чтобы оно стояло“, то есть чтобы скот водился. Захоронение животного… символизирует очищение деревни от уже проникшей туда эпизоотии: она входит в живое животное, персонифицируется, и ее вместе с ним хоронят. Закапывание около ворот имело целью ввести коровью смерть в заблуждение: она сразу же при входе должна увидеть, что весь скот уже пал и ей здесь делать нечего. Особенно отчетливо выражен этот мотив в обряде, заменяющем в Тобольске опахивание. Павший скот выносят ночью на крайний двор деревни и закапывают у ворот; затем какая-либо женщина, нагая и с растрепанными волосами, бежит от ворот этого дома к воротам поскотины и обратно, не оглядываясь при этом и приговаривая, что весь скот уже пал и теперь коровьей смерти нечего в деревне делать» <Зеленин, 1991>.
Борясь с эпизоотиями, во многих местностях России прогоняли скот сквозь проход, вырытый в земле, сквозь особые «земляные ворота» (смысл этого обряда, по-видимому, неоднозначен). Это могло соединяться с разведением очистительного огня. Подобный огонь именовали «живым», «новым», «лекарственным», «деревянным», «Царем-огнем» и т. п. «Живой» огонь добывался необыденными, относящимися к отдаленным временам способами, «трением двух деревянных чурок» <Зеленин, 1991>. В Сибири для этого «иногда использовались брусья „кутняго“ угла (угол у печи): высекали на них неглубокие зарубки, в которые вкладывали концы бельевого катка; на каток накручивали ремень и, намотав концы ремня на руки, передергивали ими вверх и вниз; каток терся о брусья, нагревался и „брался дымком“, тогда к нему прикладывали трут». Кое-где «практиковалось тереть сухой сосновой палкой о брус опять-таки „кутняго“ угла… до появления дыма и затем прикладывать трут, от вспышки которого загоралась лучинка; от лучинки этой зажигали дрова, угли которых давали дым, считавшийся пригодным для окуривания скота против эпизоотий, „нечистой силы“ и пр. В других местах „деревянный огонь“ получали, приподняв верхнюю „заплотину“ забора и протаскивая в получившееся отверстие чисто выструганную березовую трехгранную палку; это делали два человека — один стоял внутри двора, другой — снаружи, и каждый тянул палку как пилу на себя; когда заплотина начинала тлеть, прикладывали трут» <Громыко, 1975>. В Приангарье «на доске вертели с помощью привода небольшое веретено, рядом с ним клали „серу горючую“, которая воспламенялась от получаемых при трении искр. До появления спичек таким образом „доставали“ огонь ежедневно» <Сабурова, 1967>. В Вологодской губернии при «оскотье» (сибирская язва) «„деревянный огонь“ могли добыть трением двух жердочек — колосников овина» <Иваницкий, 1890>.
Как отмечает М. М. Громыко, «любой из этих способов имел целью получить такой огонь, который в силу своего могущества сможет дать дым, противостоящий злым силам. От „деревянного огня“ зажигали кучи навоза „курева“, которые раскладывали в разных местах поскотины при возникновении эпидемий и эпизоотий» <Громыко, 1975>. Кроме того, от него зажигали погашенный перед этим огонь во всем селении. «Деревянным огнем» в Макарьевском уезде Костромской губернии и других местностях России окуривали скот каждую весну, «слепо веря, что окуривание обеззараживает животных». Очистительными свойствами наделяли и огонь обычный: «В Костромском уезде при погребении во время повальных болезней, при выносе покойника из селения, женщины по дороге зажигают мусор; этим, по их словам, они прогоняют от себя болезнь» <Андроников, 1902>.
Считалось, что коровья смерть особенно опасна в конце зимы. 18 февраля, в день Агафьи Коровницы (это же и время отела коров), «чахлая и заморенная», она пробегает по селам и губит на своем пути скот.
В это время крестьяне стараются получше запереть хлевы и подвешивают во дворах обмоченные в дегте лапти, которые, по поверьям, могут отогнать коровью смерть.
Профилактическими средствами от скотского падежа повсеместно считались четверговая соль (приготовленная особым образом утром Великого четверга) и почки освященной вербы. Крестьяне Пензенской губернии после заутрени Вербного воскресенья шли прежде всего на скотный двор и бросали вербу в пищу скотине, веря, что она в течение года предохранит скот от падежа <Демич, 1899>.