Энциклопедия русских суеверий
Шрифт:
Облик лихорадок и их «деятельность» наиболее подробно описываются в заговорах. Рисуемые заговорными текстами картины в основных чертах сходны: чаще всего лихорадки представляются обитающими в воде, в Море-Океане (в пучине, на Белом Латыре камне), откуда и выходят устрашающей вереницей.
В поверьях многих областей России (Курской, Воронежской, Пермской и др.). сестры-лихорадки, болезни, также обитают в воде, но уже в воде конкретной, реальной реки, озера, ручья. В рассказе, записанном в Мурманской области, «болезнь пристает из реки девочкой» («болезнь пущена в колодцы девочкой» — Пенз.). Опасаясь заболеть лихорадкой, крестьяне Пермской губернии весной старались пореже переправляться через реки. Ср. упоминание Н. Высоцкого о том, что «одна древняя старуха с клятвою уверяла моего знакомого, что она, во время Христовой Заутрени, не имея возможности по случаю лихорадки отправиться в церковь, видела, вышедши со страстною свечою на задний двор, как лихорадки, в виде „девок в длинных белых рубахах, с распущенными косами“, перебежали плотину и с воем бросились в пруд» <Высоцкий, 1911>. «…Святой Авксентий нашел лихорадок в глубоком колодце, где они плясали и кричали в воде. Угодник перекрестил колодец и заключил там лихорадок, но оне попросились на свободу, сообщив от себя заговор» <Демич, 1894>.
Известно, что вода, всеобъемлющая, всепорождающая стихия, может быть и целительной, и губительной; особенно велико ее влияние на жизнь, здоровье человека: вода таит в себе и благодетельные, и вредоносные начала, которые могут принимать облик различных существ, в том числе болезней лихорадок.
Нередко лихорадок представляют обитающими в лесной чащобе, в болоте, под землей. Согласно поверьям Костромской губернии, лихорадки живут в дремучем лесу. Крестьяне Тульской губернии считали, что лихорадки «наводят» существа, появляющиеся из-под земли в полдень или на заходе солнца.
В исследовании Н. В. Познанского, посвященном русским заговорам, констатируется, что нечистая сила, причиняющая болезни, по народным представлениям, живет в глухих и пустынных местах, в болотах, в трущобах, под корнями деревьев, «где солнце не греет и месяц не светит». В заговорах лихорадка нередко «выселяется» в лес <Познанский, 1917>.
Д. К. Зеленин полагает, что «духи болезней имеют в большинстве случаев свое коренное местожительство в лесу» и, вообще, «во многом сходны с лесными и растительными духами. <…> „На сухой лес будь помянуто!“ или „На лес сказано!“ — это обычная русская заклинательная формула, которая вставляется во всякий разговор о болезни — во избежание того, чтобы болезнь не пристала к здоровому собеседнику» <Зеленин, 1936> (добавим, что это не только отсыл «на лес», но и в отдаленную, труднодоступную местность, откуда может не быть возврата).
С крестьянской точки зрения, девы– лихорадки особенно опасны в конце зимы и весной, а также на закате солнца. 15 января, в Сильвестров день, в некоторых губерниях России было принято «заговаривать лихоманку», т. е. изгонять лихорадку (обычно с помощью заговоров). Крестьяне уверяли, что «Сильвестров день гонит лихоманок-сестер за семьдесят семь верст».
По сообщению И. П. Сахарова, лихоманок «смывали». Считалось, что 15 января лихорадки, выгоняемые из ада морозом, лезут в дома, «ищут пристанища по теплым избам, где всегда есть люди виноватые». Их «вымывали» с помощью воды, настоянной на четверговой соли (соли, приготовленной в Чистый четверг), золе из семи печей и земляном угле, выкопанном из-под чернобыльника в Иванов день <Сахаров, 1849>. Как и многочисленные нечистые духи, лихорадка боится чертополоха (помещенного под потолком) <Ефименко, 1877>.
Особо отмечен в крестьянском календаре и день Тарасия-кумошника, 10 марта. Начиная с этого времени жители ряда губерний России избегали спать днем, чтобы не «наспать кумоху», т. е. не заболеть лихорадкой.
Лихорадка могла приключиться и от спанья перед закатом солнца; «от сглазу»; «от взгляда» (у тех, кто глазеет в окна, — их лихорадка может «поймать», «через стекло-то она на тебя и смотрит») (Вятск.). Неосмотрительное поведение облегчает болезни доступ к своей жертве: лихорадка иногда накидывается на человека прямо, а иногда лишь на того, кто отозвался ей; на того, кто «сругался не в час», напился воды, не благословясь (Калуж., Смол.); она оборачивается мухой, соринкой и попадает в пищу; причиняет болезнь поцелуем <Попов, 1903>. «У лихорадки двенадцать братьев и двенадцать сестер, из них каждый и каждая могут иметь враз триста и более любовников, которых и держут оне в своих объятиях, т. е. в пароксизмах» <Демич, 1894>.
В заговорах заболевание лихорадкой зачастую трактуется как возмездие согрешающим, ср. ответ лихорадок святому Сисинию: «Мы пришли в мир мучити род человеческий, аще кто из вас упивается вином или кто заутреню просыпает и Богу не молится часто с усердием, и праздники Божии не чтит, а блуд творит, не чист востает и рано пьет (вариант: „беспрестанно ест и спит“), той нам угодник, того мы и мучим» (Арх.).
Однако в поверьях XIX–XX вв. «поведение» (или причина) болезни традиционно неоднозначны. Лихорадка может представляться подчиненной Богу и святым угодникам; подвластной Сатане; самостоятельно действующим существом; она насылается колдуном и т. п. Ее восприятие, пожалуй, колеблется между понятиями о неотвратимой Божьей каре и случайном стечении обстоятельств (см. СМЕРТЬ).
С точки зрения врачей XIX — начала XX в., причины лихорадки коренятся в далеко не идиллическом (как нередко сейчас изображается) крестьянском обиходе, прежде всего — в неудовлетворительном санитарном состоянии сел и домов.
Закрепленное традицией число сестер-лихорадок, вызывающих болезни, исток их образов толкуются исследователями по-разному. О. А. Черепанова полагает, что в представлении о двенадцати лихорадках, персонифицирующих различные болезненные симптомы, отражены и переработаны русскими крестьянами «древние и межэтнические представления о двенадцати демонах, олицетворяющих болезни». В частности, согласно учениям гностических и манихейских сект, двенадцати астральным духам, соответствующим двенадцати знакам зодиака, подчинены двенадцать частей тела человека. «Эта космическая магическая теория была усвоена христианской апокрифической литературой»; связь двенадцати дев-трясовиц с Иродом и Иродиадой — чисто русская черта <Черепанова, 1983>.
Тем не менее русские представления о лихорадках-трясовицах, по всей вероятности, многозначней. Потебня видел в девах-лихорадках дочерей древней могущественной богини, распоряжающейся плодородием, жизнью и смертью людей, способной и спасти, и погубить <Потебня, 1865, 1914>.
Образ древней богини и ее дочерей достаточно гипотетический. В русских поверьях XIX-XX вв. отчетливее прослеживаются представления о двенадцати пятницах (предшествующих большим годовым праздникам). Почитание двенадцати пятниц связано с почитанием Параскевы-Пятницы, божества, по-видимому наследующего Мокоши и распоряжающегося водой, плодородием, здоровьем человека. По поверьям, для избавления от лихорадок необходимо поститься в пятницу, предшествующую Троице или Успению, или каждую пятницу, ср.: «Кто постится по пятницам, у того лихорадки не будет никогда», т. е. святая Пятница наделена властью над девами-лихорадками. В представлении о стихийных «водяных» лихорадках, видимо, отразились и понятия о стихийных духах, способных вызывать, разносить болезни.
Традиционен для русских поверий и женский облик смерти, болезни, ср.: «Крестьяне верят и ныне, что болезни, особенно лихорадки, являются женщинами во время сна» (Арх., Волог., Ворон.). «Перед заболеванием лихорадкой человек больше всего видит во сне какую-то незнакомую ему женщину. <…> Если больному покажется, что из комнаты, где он находится, выходит женщина (призрак), и он успевает прикрыть за ней дверь, то вскоре выздоровеет» (Забайк.).
Лихорадка в поверьях — существо, пожалуй, двойственное, которое можно попытаться умилостивить, расположить к себе.
Чтобы избавиться от лихорадок, старались задобрить, угостить их; например, пекли двенадцать пирожков, шли с ними на перекресток улицы или в лес и клали там пирожки в салфетке, с приговором: «Вот вам, двенадцать сестер, хлеб-соль, полноте меня мучить и отстаньте от меня» (Тульск.). «Двенадцать пирожков из коры разных деревьев бросают на перекресток, говоря: „Двенадцать сестер, берите все по пирожку и не ходите к больному!“» (Волог.). «На утренней заре выходят с хлебом и солью на перекресток и говорят: „Матушка-лихорадушка! На тебе хлеб-соль, а больше с меня ничего не спрашивай!“» (Ворон.) (ср. также представление о том, что во время приступа больному нужно найти что-нибудь съедобное и съесть — лихорадка перестанет — Ворон.)