Энциклопедия русских суеверий
Шрифт:
Не вполне отвечают каноническим христианским и понятия крестьян об «адском и райском» пребывании душ умерших. Это далеко не всегда «мир надзвездный» — нередко рай находится на земле (далеко за морем, даже под землей). Воззрения, соответствующие христианским, переплелись здесь с дохристианскими представлениями о стране, где обитают умершие («о стране отцов», «о том свете»). Такая страна, по-видимому, могла отождествиться и с раем, и с адом (ад обычно помещается на западе).
В «Слове св. Авраамия» повествуется, что ад и рай расположены рядом. В отреченном «Слове» «О всей твари» говорится о том, что «четырехугольная земля плавает на воде и той воде нет конца, за этим же акияном лежит земля, на которой находятся рай и муки» <Соболев, 1913>.
В духовных стихах души умерших следуют в свою вечную обитель «по воды» («через реку», «через огненную реку», «по мосту»). «Имея представление, что страна отцов может находиться на небе и где-то на западе, далеко под землей в каком-то неопределенном пространстве, древнерусский человек полагал, что к ней ведет дорога — Млечный путь» (дорожка умерших, уходящих на вечное житье — Влад.) <Соболев, 1913>. В рассказах крестьян XIX-XX вв. «райское житье» может протекать и в высокой церкви (Волог.); в расположенной за рекой деревне (Смол.); в светлой и уютной изобке (Новг.).
По мнению многих исследователей, рай (обычно это «райский сад») в крестьянских поверьях «обрисован слабо». Понятия об аде ярче и определеннее. Ад традиционно помещается под землей — «это бесконечные пещеры, наполненные бесами», есть огненная река, разные места для мучений (Новг., Белоз.) (см. ДЬЯВОЛ, САТАНА). «В аду будет особое отделение, нечто вроде огромной бездонной ямы, в которой будет „темнее темного“ — это тартарары. <…> Представление народа об аде и адских муках несомненно заимствовано с картины Страшного Суда, которую и теперь можно встретить в крестьянских избах, а лет двадцать — двадцать пять назад эта картина была во всяком доме» («за пересуды и ябедничество за язык над огнем повесят, за пляску заставят плясать босыми ногами на раскаленных угольях; за убийство повесят за ноги головой в огонь — „голову сгубил, голова и мучаться будет“» и т. д.) (Новг., Череп.) <АМЭ>.
Испытывая сложное влияние дохристианских и христианских верований, апокрифической литературы, духовных стихов, сказок, представления об аде и рае в бытующих поверьях XIX-XX вв. не единообразны. Рай и ад не на небе и не на земле, — считала часть жителей Иркутской губернии, — рай и ад разделяет «елань — чистое место». Или: «Ад с левой стороны реки Иордана, рай с правой». Ад расположен ниже первого отделения рая («тот свет» — двухъярусный) (Новг. Череп.); «ад — бесконечное мрачное пространство, обтянутое железной цепью» (Новг., Череп.). «Где-то ниже ада помещаются тартарары. Это место самое худое, даже хуже ада» (Сиб.).
Отношение живых к своей предполагаемой посмертной участи было, по-видимому, разным. «Между крестьянами находятся такие, которые легко относятся к блаженству и мучениям будущей жизни, хотя таких очень мало, — сообщали из Новгородской губернии. На вопрос: „Что будет людям в раю и и аду?“ один из крестьян ответил: „А вот этого уж я не знаю, а как в рай попасть знаю. Стану умирать, гроба не велю делать, велю завернуть меня в рогожку, да зарыть помельче, с собой возьму денег да бутылку водки. Как затрубят в рожок, я из рогожки лишь вывернусь, раньше всех вскочу и пущусь к раю, прибегу первым. Если не будут пускать первым, кому пятку денег суну, кому рюмку водки — и пропустят. А как будут проверку делать, так за большими меня не увидят, а если попаду за маленьких, присяду будто маленький. Так в раю и останусь“» (Новг., Череп.) <АМЭ>.
«Поселяясь» на кладбище, в раю или в аду, умершие сохраняют человеческое обличье; но они могут и сливаться с землей, природой (ср.: мир покойников «составляет часть того, что мы называем природой» <Леви-Брюль, 1927>. Покойники «возвращаются в землю». «Живя среди природы и приковывая к ней свои взоры, древний человек невольно замечал, что то разнообразие растительного царства, которое его окружает, имеет свои корни в земле и от земли получает свое бытие». Он считал и себя «произошедшим из земли». Такое убеждение «могло возникнуть еще и потому, что он находил по тлении человеческого организма земляной прах» <Соболев, 1913>; ср. распространенное в XIX–XX вв. представление о том, что пятна на лице умирающего — «проступающая земля», зовущая его к себе.
Изменяясь «согласно с изменениями самой природы», умершие воздействовали на погоду, плодородие — или просто «становились ими». Первую оттепель крестьяне некоторых районов России называли «вздохом родителей» (предков, покойных родственников); говорили: «Зима установится — родители спать уложатся».
Ко всем покойникам — и «обычным», часто именуемым «родителями», и скончавшимся скоропостижно, неестественной смертью (самоубийцам, убитым, исчезнувшим) — крестьяне относились двойственно, например: приглашая покойника на поминальный обед, но стараясь, чтобы после этого он уже не посещал дом (умерший может «увести» за собой живых и в доме начнут умирать люди). Ср.: «Покойник редко бывает расположен к живым, поэтому его нужно бояться» (Сиб.). «Отец с матерью (то есть умершие. — М. В.) у ворот не стоят, свое возьмут» (Костр.). По мнению И. В. Карнауховой, появление покойника, кровно связанного с домом, «почти всегда предвещает смерть кому-нибудь из наиболее близких умершему людей» — «другого покойника ищет» (Арх.) <Карнаухова, 1928> (в облике мертвеца может явиться и нечистый дух, черт — иногда умершего даже старались схоронить быстрее, «пока черт не завладел им») (Вятск.).
Вместе с умершим в дом входит смерть, губительно воздействующая на все живое, поэтому во время похорон стремились нейтрализовать угрожающие и «мертвящие» влияния, обезопаситься от «возвращающегося покойника»: глаза его закрывали, «чтобы не умер еще кто-нибудь из семьи» (Костр. и др.); доски для гроба стругали «от себя», смертное одеяние шили с изнанки, «от себя», не делая узлов («иначе покойник придет за кем-нибудь из семьи») (Курск. и др.) (откуда и поговорка о дурном шитье: «Сшила словно покойника»). Чтобы не было второго умершего, завешивали зеркала (Сиб. и др.) не выметали сора из избы, «чтобы не вымести еще чью-нибудь душу» (Курск.).
«Выносят покойника из избы „ногам“ (ногами вперед), чтобы он не имел возможности, когда его похоронят, вернуться назад» (Сиб. и др.).
«Когда покойника вынесут из избы в ограду, в избе должен кто-нибудь из семьи остаться (хоть старик какой-нибудь). Иначе выйдут все — может скоро, по поверью, вымереть вся семья» (Перм.) (это очень краткий и неполный перечень поверий, обычаев такого рода).
«Беспокойными», даже опасными могут быть почти все недавно скончавшиеся и еще «не определившиеся к месту» люди. Первые сорок дней после смерти традиционно считались особым, подвижным (точнее — переходным и определяющим) периодом в «посмертном существовании» человека.
Опасным был сам момент смерти, когда, согласно крестьянским верованиям, начиналась борьба ангела и Дьявола за душу: в некоторых районах Новгородской губернии летом открывали окно, чтобы ангел с душой вылетел в него и не боролся в задней половине с Дьяволом.
Общераспространены представления о «трудной» и «легкой», «хорошей» и «нехорошей» смерти, влияющей на участь человека. «Бывает смерть „легкая“, когда человек помрет, недолго похворав. Но в то же время „хорошей смертью“ считается, если человек „выболит“… Хорошо помереть в светлый день Христова Воскресения — душа попадет в рай, потому что райские двери бывают для всех отворены в Пасху…» (трудно умирают колдуны и знахари) (Костр.) <Смирнов, 1920>.