Энциклопедия русских суеверий
Шрифт:
Г. Попов приводит молитву «от яго» (от злого духа), записанную на Смоленщине: «Млад младенец, отстань прочь, не красуйся, не утишайся в белом теле раба Божьего [имя], а иди на мхи, на болота, на гнилые колоды» <Попов, 1903>.
Набегали называть прямо и тяжелые заболевания (в том числе вызываемые, по поверьям, нечистой силой), ср. «у яго ён» (о падучей, родимчике) (Смол.).
ОПЛЕТАЙ — фантастическое существо, «оплетающее» людей.
В южносибирских поверьях оплетай — «чудовище, похожее на человека и питающееся его кровью». Оплетай «сторожит с деревьев странников и, бросаясь на них, сначала оплетает руками и ногами, а потом, прокусив шею, высасывает кровь».
Сообщивший эти сведения О. Гуляев видит в оплетае сходство с вампиром (упырем) <Гуляев, 1848>. Уточним, однако, что мотив «оплетания людей» для общерусских поверий об упырях-еретиках не характерен.
ОПРОКИДЕНЬ — испорченный знахарем человек; оборотень.
«Чтобы не ходили в моей поскотине черный зверь широколапый, насилешный опрокидень и перехожий пакостник» [из заговора] (Арх.).
По сообщению Ф. Буслаева, «завороженный человек называется опрокидень» (Волог.) <Буслаев, 1861> (таково же значение этого названия в Пермской и Новгородской губерниях).
ОСПА (ВОСПА), ОСПА [ИВАНОВНА], ОСПА-МАТУШКА, ОСПИЦА, ОСПИЦА — персонификация болезни оспы.
«Оспица болезнь раньше была; она выболит и корявый человек будет. Оспица– то истычет все лицо» (Перм.); «Один парень одинокой только и разживался у них, да оспа взяла, помер» (Арх.); «Пока Оспа в доме, в течение четырех-шести недель члены семьи не меняют одежды, не метут избы, избегают сквернословия» (Олон.); «Прости меня, Оспица, прости, Афанасьевна, чем я перед тобой согрубила, чем провинилася» (Олон.); «Трава Молодовник угодна, у кого корь на лице или воспа» [из Травника].
Оспу, как и многие болезни, представляли в облике существа, губительного для человека. В поверьях Орловской губернии, оспа — безобразная женщина с воловьими пузырями вместо глаз; у нее на языке яд: кого облизнет, тот заболевает. Оспа с клювом и пятнает человека «щедринками» (Великорусск.). В Сибири оспу почитали за нечистого духа, который бродит по свету и питается мертвыми телами <Высоцкий, 1911>. В Воронежской губернии оспу и чуму представляли в облике молодых женщин.
Умирающих оспа «берет», «забирает с собой»; «оспа с клювом ходит, оттого и пятнает человека щедринками» <Даль, 1883>. «В некоторых местностях в виде живых существ представляются все поветрия, — подчеркивает Г. Попов. — Переходя из одного селения в другое, оне заражают всю окрестность, и появление их то здесь, то там и вызывает мор. Жители деревни Посопной (Пенз. губ.) рассказывают, что несколько лет тому назад у них была повальная болезнь, пущенная в колодцы девкой, и многие видели, как по зорям приходила какая-то неизвестная девка, доставала из колодцев воду, нашептывала и выливала ее обратно в колодцы. Девку ловили, но она всегда исчезала, как дым» <Попов, 1903>.
Наиболее устойчивым в подобных поверьях оказывается, по-видимому, «женский облик» вызывающих эпидемии существ, а также связь их с водой. «Относительно заразных болезней народ имеет свои приметы: те из эпидемий, которые идут к селению и против течения воды, будут тяжелы, а приходящие по течению — будут легки. Оспы ждут через шесть лет. Заразную болезнь представляют в виде одушевленного существа и приглашают ее с поклоном от первого больного, чтобы она пришла не лиха и гневна, а кротка и милостива» <Демич, 1891>.
В Олонецкой губернии заболевшие оспой просили у нее прощения, думая, что это облегчит их страдания. Считая болезнь «гневом оспы», ее даже просили пожаловать в дом «на пироги», «попариться в бане» (Олон.), старались задобрить, умилостивить, именовали Оспой Ивановной, Оспой Воспиновной, Матушкой Оспицей.
«В некоторых местах Сарапульского уезда (Вятской губернии), где существует убеждение, что с „дружною“ (повальною) оспою легче водиться, нарочно ходят с ребятами к оспенным больным и парят их одним и тем же веником. <…> Матери идут к заболевшему оспой ребенку, с кренделем или булкой, кормят больного и кланяются в землю, приговаривая: „Сударыня-восьпица, приди к моему Ванюшке, милостивая да жалостливая, не мучь, не увечь, а пожги и уйди“. — Объедками кормится потом здоровый ребенок» (Олон.) <Попов, 1903>. Бытование таких же обычаев констатирует Н. Демич: «При повальных болезнях (оспа, корь и т. п.) посылают первому больному от других детей гостинец, пирог или оладью, с тем чтобы заболевший, в свою очередь, прислал каждому такой же подарок, а с ним, разумеется, и заразу» (Новг.). «Пока болезнь не окончилась, не моют избы, не проливают воды, потому что Оспа этого не любит. Больных детей носят в баню и парят их в первом жару сухим веником. По окончании болезни Оспу Ивановну провожают и на проводы ей пряжат пироги» <Демич, 1891>.
В некоторых губерниях России с умершими от оспы, скарлатины прощались всем селом, полагая, что прощаются и с болезнью, которая после этого покинет село.
Этот, можно сказать, фаталистический взгляд на эпидемии оспы поддерживался не только традиционным представлением ее в облике живого существа, могущественного и неодолимого, которое можно встретить и проводить с большими или меньшими потерями, но достаточно распространенными в народе воззрениями, согласно которым поветрия, эпидемии могли считаться «гневом Божиим», «наказанием Божиим» (Волог., Яросл., Рост.) (см. СМЕРТЬ).
У староверов оспа считалась «насланием Божиим» — «остающиеся на теле после прививания ее знаки почитают антихристовою печатью, вследствие чего и утверждают, что человек с этими знаками не наследует Царства небесного. А которое дитя умрет от оспы, то украсится в будущей жизни жемчугом, подобно оспе» (Нижегор.). По этой же причине крестьянки иногда «откупали у оспопрививателей детей своих» (по сообщению из Курской губернии — холстами) <Машкин, 1862>.