Энциклопедия русских суеверий
Шрифт:
«Кто свою стень увидит, скоро помрет»; «Она жениха своего доныне сроду в глаза не видывала, а стень его в зеркале видела, и говорит, что человека, как глянула, узнала по стени» <Даль, 1882>.
В поверьях ряда губерний России представления о стени и о тени тождественны — это своеобразный двойник человека (призрак, тень, отражение в зеркале), иногда соотносимый с домовым духом. Стень можно вызвать при гадании, неожиданное появление стени– двойника (как и ее исчезновение у живого человека) — предвестье несчастья (см. ТЕНЬ, ПАСТЕНЬ, ДОМОВОЙ).
Кроме того, стень — болезнь, по преимуществу детская. Ср.: когда дитя очень худеет, про него говорят «сделался как стень» <Попов, 1903>. «Если ребенок заметно худеет, по народному выражению, „сохнет весь“, будь это от рахита, хронической бугорчатки, плохого кроветворения или от другой подобной причины, простолюдинки видят в таких случаях особенную болезнь — „стень“, или „собачью старость“, от которой в деревнях употребляется множество любопытных, суеверных средств; некоторые из них в большом ходу почти повсеместно. Во многих местностях стенью называется сухотка детей (Atrophia infantum). Дитя, страдающее ею, считается не земным жильцом» <Демич, 1891>.
Бытовали гадания, посредством которых старались узнать об участи страдающего стенью: «…положить на четыре края корыта четыре кучки золы. Затем постирать что-то из детских вещей и смахнуть золу. Процедить воду и рассмотреть: если в золе есть волокно, то это собственно стень, нет — „сухая стень“» (Тульск.) <Покровский, 1884>.
«Сухая стень» считалась высшей, наиболее опасной степенью сухотки. Тем не менее и это, почитавшееся смертельным, заболевание пытались лечить, нередко радикальными суеверными средствами, соответствующими опасному характеру заболевания: «Знахарь или „дока“ несет больного в лес и там продевает его сквозь раздвоенное дерево. <…> Сорочка ребенка вешается на дереве, потом ее вынимают и ходят три по девять раз вокруг дерева. Затем несут ребенка домой, купают в воде, собранной из девяти рек или колодцев, обсыпают золой из семи печей и кладут на печь. Если дитя после этого засыпает, значит — оно поправится, если кричит, то должно умереть» <Демич, 1891>.
Распространенные способы лечения стени — передача болезни, ее «запекание», сопровождающееся «перепеканием», «перерождением» больного: «В Тульской губернии лечат стень пареньем дитяти в натопленной печке, ударяя то по нем, то по щенку, или просовывают исхудавшего малютку сквозь расчепленный дубок, после чего дерево обвертывается рубашкой больного» (ребенка «допекают» три раза в передней части уже истопленной печи; это действо сопровождается диалогом: «Что печешь?» — «Стень пеку, сушец запекаю») <Демич, 1891>. «Перепекали» дитя (в Сибири) «в жарко натопленной печи, в которой только посадили хлебы» — его привязывали к хлебной лопате и «держали на несколько мгновений в печи над хлебами. Потом окачивали больного водой из бутылки, которая ночевала в тесте… следовательно, водой совершенно холодной» <Покровский, 1884>.
Стень (которая может ассоциироваться с живым существом, тенью на стене) иногда «выбирается из-под больного: „Знахарка ставит больного к стене, измеряет его рост ниткой и завязывает узелок, меряет суставы руки и ног больного и опять делает на нитке узелки. Сделав такие измерения, ставит посреди избы скамейку, с дырой посредине, подкладывает под нее черепок с горящими углями и садит на скамейку больного. После этого из каждого угла избы берет по щепотке мху, метет пол против матицы и собранный сор, вместе с вынутым мхом и ниткой, кладет в черепок и сжигает“» (если болеющий в это время кашлянет — он выздоровеет) <Попов, 1903>. В Тульской губернии, обмерив заболевшего суровой ниткой (после каждого обмера завязывается узел), кладут нитку на сковороду с горячим дымом и окуривают больного <Покровский, 1884>.
В Казанской губернии страдающего стенью ребенка «накалывали» печатью для тиснения просфор. Кроме того, больного — символически — «взвешивали и продавали». Последний способ лечения упоминается в связи с нарушением распространенного запрета купать детей по пятницам: «Если на ребенка нападает сушец, то женщина, относя это к своей оплошности, что когда-нибудь, забывши, купала ребенка в пятницу, прибегает к следующему обряду: отдает своего ребенка посторонней женщине, та подходит с ним к окну и продает его за грош матери; мать, взявши сквозь окно своего ребенка, платит деньги. Грош этот приносится св. Параскове» (Ворон.) <Селиванов, 1886>.
Сообщение из Орловской губернии также связывает запрет купания детей по пятницам («чтобы они не сохнули») с почитанием Парасковы-Пятницы, «ибо народ сохранил старинное, относящееся к временам язычества, почитание пятницы и верит, что она имеет влияние на человека и на все его благосостояние» <Демич, 1891>.
Согласно некоторым поверьям, источником стени (а по-видимому, и самой стенью) может быть тень. Так, в Воронежской губернии «ставят больного к стене, чтобы на ней означилась тень его. Тень окалывают булавками и обводят мелом. Собравши булавки, кладут их под порог, а мел перекидывают через голову больного, говоря: „Тень, тень! Возьми свою стень!“» <Селиванов, 1886>.
СТЕРЛЯЖИЙ ЦАРЬ — «хозяин» воды и рыбы, живущий в реке Суре.
В окрестностях Нижнего Новгорода рассказывают, что стерляжий царь (напоминающий водяного «хозяина» — см. ВОДЯНОЙ) поселился в Суре в стародавнюю пору «и уходить никуда не желает. Устоище стерляжьего царя находится в глубокой яме на самом дне Суры. Убрано оно дорогими самоцветными камнями да жемчугом. Там же и жена его живет — водяная русалка. В ясные лунные ночи выходит она на песчаный берег, садится на камень и золотым гребнем свои зеленые, как тина, волосы расчесывает. С ней и сударь-то — стерляжий царь — выплывает. Он и тут, знай свое, ершится, хвостом по воде похлопывает да о белу ногу ее трется. А если кто из рыбаков увидит эту ночную картину, то хоть совсем лов бросай: ни одной стерлядушки ему уж больше не попадется, ша!» <Морохин, 1971>.
СТИХЕЯ — «живая», одухотворяемая природа; водная или иная стихия.
О стихее упоминается в сообщении из Верхоянья (нижнее течение реки Индигирки): «Ведя трудную борьбу с природой, индигирцы олицетворяют и обожествляют ее под именем „стихеи“. Стихея — это та неуловимая и непонятная, могучая и большею частью грозная сила, которая по Божьей воле кормит индигирца и из рук которой он должен почти вырывать свою жизнь. С нею трудно бороться и грешно идти против нее, ее можно только умилостивить. — „Сулим, значит, обещаем Богу или Владычице отслужить молебен, если дает нам рыбы или гусей, стихею просим — ведь это от нее зависит. Там нас Бог слышит, не слышит — заведенье ее старины такое. Когда гусей промышляем, вся партия кладет гусей двести-триста в яму для Бога, потом кто-нибудь их купит; на эти деньги молебен и служим“. Очевидно, что понятия о Боге и стихее здесь смешиваются, что соответствует сохраняющимся вплоть до конца XIX в. представлениям о частичной или полной „самостоятельности“ природы, одухотворяемой и не всегда подвластной Божьей воле)» (см. СМЕРТЬ) <Зензинов, 1914>.
«Грозна водяная стихея, но ее можно умилостивить подарками. Когда мы переезжали на легких ветках (лодках. — М. В.) через Морскую губу (30 верст) и валы стали хлестать через борт и заливать наши утлые ладьи, мореплаватели начали бросать на волны заготовленные заранее подношения — пестрые лоскутья, ладан, „Божью просвиру“, один беспечный парень, который раньше об этом не подумал, отрезал наспех от пояса кусочек ремня и тоже бросил его на волны: „Матушка сине море! Прекрати погоду! Не дай погибнуть православным!“ Тундра больше благоволит к человеку — „она три года радуется, где человек останавливался, чай пил“, — на этом месте между колышками подвешивают на нитках те же пестрые лоскутья — эти „жертвенники“ я встречал по тундре нередко. К тундре обращаются так же, как к живому существу, — „Матушка сендуха!“ (сендуха — общее название для тундры)» <Зензинов, 1914>.