Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

Корман Яков Ильич

Имеются в виду «недра» народа или народная «глубинка» — традиционный советский штамп (как в стихотворении «По речке жизни плавал честный Грека…»: «Он вышел из глубинки, из народа»): «Из глубоких народных недр вышли и выходят многие лучшие деятели советской музыкальной культуры» [479] ^[480] .

Предельно сокращая пятилетки.

Сарказм по поводу лозунга «Пятилетку — в четыре года!», выдвинутого в декабре 1929 года Сталиным (двумя годами ранее на XV съезде ВКП(б) было принято решение о введении первого плана развития народного хозяйства на пять лет).

479

Помимо всего прочего, здесь пародируется высказывание чешского писателя Юлиуса Фучика из его книги «Репортаж с петлей на шее» (1943), написанной в фашистской тюрьме: «Люди, я любил вас. Будьте бдительны!», — о которой другой советский бард, Александр Галич, говорил, что это «любимая цитата советских пропагандистов» (эпиграф к песне «Признание в любви»). Эта цитата пародируется и в повести Высоцкого «Дельфины и психи» (1968), причем

трижды: «Люди! Я любил вас! Будьте снисходительны!», «Колите, доктор, и будьте снисходительны, я любил Вас», «…какой-то дельфиний гам — нет, гимн — разлился вокруг: “Наши первые слова: / Люди, люди, что вы! / Но они не вняли нам, — / Будьте же готовы!”», — то есть «будьте бдительны». Процитируем еще песню «Всё относительно» (1966): «Будьте же бдительны — всё относительно, / Всё-всё, всё…».

480

Голованов Н. Народные таланты на сцене Большого театра // Огонек. 1950. 5 нояб. (№ 45). С. 27.

Каждый год в пятилетке имел свое название: первый год — начинающий; третий — решающий; четвертый — определяющий; пятый — завершающий.

Высоцкий иногда обыгрывал эти названия и зачастую сравнивал пятилетку… с тюрьмой: «Сидим в определяющем году, / Как, впрочем, и в решающем, — в Таганке» («Театрально-тюремный этюд на Таганские темы», 1974; здесь совмещаются названия театра и бывшей до этого на его месте Таганской тюрьмы); «Две пятилетки северных широт, / Где не вводились в практику зачеты, — / Не день за три, не пятилетка в год, / А десять лет физической работы» («В день рождения В. Фриду и Ю. Дунскому», 1970; имеются в виду 10 лет, проведенные Фридом и Дунским в Интинском лагере), «“Да что за околесица? — / Он начал возражать. — / Пять лет в четыре месяца, / Экстерном, так сказать?! <…> У нас не выйдет с кондачка, / Из ничего — конфетка. / Здесь — от звонка и до звонка, / У нас не пятилетка"» («Вот я вошел и дверь прикрыл…», 1970), «Потом — зачет, потом — домой / Вдвоем с судимостью родной / И с пятилеткой за спиной — ни дать, ни взять» («Дорожная история», 1972; АР-10-45), «13 лет театра — как зачеты: / Один за три — спасибо, что живой!» («Юрию Петровичу Любимову с любовью в 60 его лет от Владимира Высоцкого», 1977; АР-7-20). «Один за три» представляет собой очередное сравнение театра с лагерем — вспомним черновик «Побега на рывок» (1977): «Где мои год за три? / Я на их уповал!» (АР-4-14), — и песню «Все ушли на фронт» (1964): «Там год за три, если бог хранит, / Как и в лагере — зачет» (АР-9-180).

Горькая ирония по отношению к пятилетке присутствует и в «Песенке полотёра» (1974): «Даже в этой пятилетке / На полу играют детки, / Проливают детки слезы / От какой-нибудь занозы». А «заноза», в свою очередь», упоминается в частушках к спектаклю «Живой» (1971): «Видно, острая заноза / В душу врезалась ему, — / Только зря ушел с колхоза — / Хуже будет одному», — что ясно говорит о метафоричности данного образа. Кроме того, возникает перекличка с текстами для капустника к 5-летию Театра на Таганке (1969), в которых автор говорит о занозе уже применительно к себе («Сажусь — боюсь: / На гвоздь наткнусь. / Ложусь — боюсь, / Что заножусь. / Как долго я буду потом / С занозой кровавой биться / И позой корявой тревожить / Зоркий главрежев глаз?!»), и становится понятно, о каких «.детках» идет речь в «Песенке полотёра»: «На Таганке — всё в порядке: / Без единой там накладки / Пятилео Пятилей / Коллективно отмечают, / Но дежурный докладает: / “В зале вовсе не народ, / А как раз наоборот!” / Что вы, дети! Что вы, дети! / Видно, были вы в буфете! / Что вы дети, ладно, спите! / Протрезвитесь — повторите!» — «Даже в этой пятилетке / На полу играют детки, / Проливают детки слезы / От какой-нибудь занозы».

Приведем еще несколько цитат, где обыгрывается слово «пятилетка»: «В кабаках — зеленый штоф, / Белые салфетки — / Чистый рай для дураков, / Тень на пятилетки» (черновик «Моей цыганской», 1967 /2; 379/), «Ну ладно, хорошо, — не юбилей, / А, скажем, две нормальных пятилетки» («Театрально-тюремный этюд на Таганские темы», 1974), «И тост поднять за десять пятилеток, / За сто на два, за два по двадцать пять» («Олегу Ефремову», 1977), «Ты ровно десять пятилеток в драке, / В бою за роли, время и блага» («Юрию Яковлеву к 50-летию», 1978), «Разбалтывают пленочки о трудной пятилетке / И продлевают жизнь себе, вертясь на патефоне» («Давайте я спою вам в подражанье рок-н-роллу…», 1978).

И в заключение остановимся на автобиографичности самой первой строфы разбираемого стихотворения: «Я был завсегдатаем всех пивных, / Меня не приглашали на банкеты — / Я там горчицу вмазывал в паркеты, / Гасил окурки в рыбных заливных / И слезы лил в пожарские котлеты».

Именно так вел себя в жизни сам поэт. Приведем свидетельство актрисы Елены Ситко: «Помню, как мы собирались у нас в квартире на Кастанаевской — в то время я была замужем за актером Валентином Буровым. Приходила толпа гостей. Кормили их картошкой с селедочкой, ну, естественно, под водочку. Но главное, ради чего мы собирались, — послушать бардов. Соревновались двое: Володя и еще один, не помню уже, как фамилия. После каждой песни они буквально вырывали друг у друга гитару. <…> У Володи в песнях была в основном блатная тематика. Сегодня в этой квартире на Кастанаевской живет моя дочь — актриса театра “Современник”. Там до сих пор в паркете прожженная дыра, в которую Высоцкий втыкал папиросы. Он почему-то их тушил в паркете, а не в пепельнице»²⁵²*. [481]

481

Аннрюхии А. Лешийв заашеввм пиджаае// Кууьтура. М., 2215. 22–33 июля(№ 225- С. 11. Ср. с более поздним рассказом Елены Ситко: «Как-то у нас в гостях Володя пел под гитару, при этом курил и, видимо, так увлекся, что погасил сигарету о паркет. “Вовка, — говорю, — ты что, обалдел? На тебе пепельницу!”. А черный след от его сигареты остался до сих пор. Паркет мы не меняли, просто на пол палас положили» («Вова на коленях клялся моей маме, что больше такого не повторится», — вспоминает однокурсница Высоцкого, 27.04.2017 //oritsya-vspoimnaet-odnokursnitea-yyso/2.htm).

***

Следующим

объектом нашего анализа будет песня «Побег на рывок» (1977) [482] . В ней в общих чертах повторяется ситуация из песен «Зэка Васильев и Петров зэка» и «Не уводите меня из Весны!» (обе — 1962). Во всех этих произведениях главный герой либо уже находится в тюрьме или лагере, либо его хотят туда отправить, и он пытается вырваться на свободу, совершив побег. Причем делает он это не один: в песне «Не уводите…» — с любимой женщиной, в «Зэка Васильеве…» — с другом, а в «Побеге на рывок» — с незнакомым заключенным. И все три песни заканчиваются тем, что беглецов ловят и возвращают обратно, только в «Побеге» героя возвращают одного, а его напарника убивают. [483] ^[484]

482

Непосредственным толчком к ее написанию послужили рассказы Вадима Туманова: «Как-то я рассказывал Володе об истории в бухте Диамид и о массовом побеге из поезда на пути к Ванино в 1949 году, когда заключенные, пропилив лаз в полу товарного вагона, один за другим прыгали на пролетавшие внизу шпалы, о других побегах… Так появилось стихотворение “Был побег на рывок…”» (Туманов В. «Всё потерять — и вновь начать с мечты…». М.: Изд-во ОАО «Типография “Новости”», 2004. С. 252).

483

Само же название «Побег на рывок» восходит к песне 1965 года: «Ну а после, конечно, мы рванем на бега» («А в двенадцать часов людям хочется спать…» /1; 135/), где главный герой говорит о себе и своем друге Мишке, а в «Побеге на рывок» он уйдет в побег с другим заключенным.

484

Существует тесное сходство между «Зэка Васильевым» и следующей лагерной песней, исполнявшейся Высоцким: «Это было весною, зеленеющим маем, / Когда тундра надела свой зеленый наряд, / Мы бежали с тобою золотою весною, / Нас поймал где-то в тундре справедливый отряд» ~ «И вот решили мы: бежать нам хочется. <.. > И вот — по тундре мы, как сиротиночки». Разумеется, и в этой песне беглецов тоже поймал «справедливый отряд»: «Но было поздно: нас зацапала ЧК», — так же как в песне «Не уводите меня из Весны!»: «А на вторые сутки / На след напали суки — / Как псы, на след напали и нашли, — / И завязали суки / И ноги, и руки, / Как падаль, по грязи поволокли».

На сохранившейся фонограмме исполнения песни «Это было весною…» (Будапешт, сентябрь — октябрь 1976) Высоцкий поет сначала фрагмент из нее: «…по дороге, / Где мчится скорый / Воркута — Ленинград», — а затем первые два куплета «Побега на рывок». Неудивительно, что между двумя этими песнями также прослеживаются буквальные совпадения: «Мы бежали с тобою, замочив вертухая» ~ «Вологодского — с ног, / И — вперед головой!»; «А на вышке маячит очумелый чекист» ~ «На вышке <.. > Очухавшийся заспанный стрелок» (АР-4-12); «Мы бежали, два друга…» ~ «И запрыгали двое…»; «Ветер хлещет по рылам» ~ «Куда деваться — ветер бьет в лицо вам» (АР-4-12); «Лай овчарок всё ближе» ~ «Когда собаки близко — не беги!»; «…автоматы стучат» ~ «Лихо бьет трехлинейка»; «Вохра нас окружила» ~ «И гляжу — кумовья / Поджидают меня» (варианты песни «Это было весною…» цит. по кн.: Джекобсон М, Джекобсон Л. Песенный фольклор советских тюрем и лагерей как исторический источник, 1917 — 1991. 2-е изд., испр. М.: РГГУ, 2014. С. 157 — 158).

Если в «Зэка Васильеве…» герои капитально подготовили побег (и эта подготовка доведена в песне до гротеска: «Четыре года мы побег готовили — / Харчей три тонны мы наэкономили»), то в песне «Не уводите…» герой, рассказывая про тот день, когда он вместе с подругой решил бежать из лагеря, говорит: «И в ту же ночь мы с ней ушли в тайгу». А в «Побеге на рывок» герой и его напарник не то что не готовили побег, но даже рванули днем: «Был побег на рывок — / Наглый, глупый, дневной». То есть они с самого начала сознавали обреченность этого побега, но пошли на него, так как не могли больше терпеть.

Если в песнях «Не уводите…» и «Зэка Васильев…» побег совершался весной: «И завязали суки / И ноги, и руки, — / Как падаль, по грязи поволокли», «И вот по тундре мы, как сиротиночки, / Не по дороге все, а по тропиночке»2⁵⁷ (образ весны здесь отображает эпоху хрущевской «оттепели»), то в «Побеге на рывок» герой со своим напарником бежит «на виду у конвоя / Да по пояс в снегу». Оттепельная грязь сменяется зимним снегом, что в свою очередь символизирует смену эпох: хрущевского «потепления» — на брежневское «замерзание», «обледенение».

А в песне «Зэка Васильев и Петров зэка» и в «Побеге на рывок» лирический герой с одинаковой иронией отзывается о своем напарнике: «Куда мы шли — в Москву или в Монголию, / Он знать не знал, паскуда, — я тем более. / Я доказал ему, что Запад — где закат, / Но было поздно: нас зацапала ЧК» = «Но поздно: зачеркнули его пули» /5; 171/, «Где-то виделись будто — / Припозднился, свинья» (АР-4-8).

Если в ранней песне герои говорят: «Рукоплескали нашей дерзости зэка», — то в поздней побег охарактеризован как «наглый, злой да лихой» (АР-4-12). Однако всё это закончилось поимкой беглецов: «Нам после этого прибавили срока» = «А я — за новым сроком за побег»; «Потом — приказ про нашего полковника <…> Ему за нас — и деньги, и два ордена» = «Они обратно в зону — за наградой»; «А он от радости всё бил по морде нас» = «Целый взвод меня бил, / Аж два раза устал».

В набросках к «Побегу на рывок» говорилось о том, что этот побег был первым: «Кто напарником был / В этот первый побег?» (АР-13-186). И так уже было в песне «Ребята, напишите мне письмо» (1964): «Мой первый срок я выдержать не смог. / Мне год добавят, может быть — четыре».

Вообще важно заметить, что все побеги лирического героя Высоцкого оканчиваются неудачно: «Нам после этого прибавили срока» /1; 48/, «Они — обратно в зону, за наградой, / А я — за новым сроком за побег» /5; 172/, «Я понял: мне не видеть больше сны! / Совсем меня убрали из Весны» /1; 50/.