Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

Корман Яков Ильич

Может возникнуть вопрос: почему так происходит? Ответ на него мы находим в стихотворении 1962 года: «Мы искали дорогу по Веге — / По ночной очень яркой звезде. / Почему только ночью уходим в побеги, / Почему же нас ловят всегда и везде? / Потому что везли нас в телятниках скопом, / Потому что не помним дорогу назад, / Потому что сидели в бараках без окон, / Потому что отвыкли от света глаза\» /1; 553/. Да и сам лирический герой, вернувшись из лагерей, признаётся: «Я от белого свету отвык» («Банька по-белому», 1968).

Впрочем, лагерная действительность мало чем отличается от воли, поскольку Советский Союз — это одна большая зона, и все люди, живущие в нем, тоже отвыкли от света: «.Долго жить впотьмах привыкали мы», — признаются они в песне «Чужой дом» (1974). А мотив слепоты советского народа также распространен в поэзии Высоцкого: «Бродят толпы людей, на людей непохожих, / Равнодушных, слепых» («Так

оно и есть…», 1964), «Мы ослепли, темно от такой белизны, / Но прозреем от черной полоски земли»²⁵⁸ («Белое безмолвие», 1972), «Куда идешь ты, темное зверье? / “Иду на Вы, иду на Вы!” / Или ослабло зрение твое? / “Как у совы, как у совы!”»259 («Заповедник», 1972; черновик /3; 465/), «Эх, нашел, чем хвалиться, простак, — / Недостатком всего поколенья!.. / И к тому же всё видеть не так — / Доказательство слабого зренья?”» («Про глупцов», 1977), «Пустых глазниц провалы вместо глаз» («Я никогда не верил в миражи…», 1979; черновик /5; 552/).

Из перекличек «Побега на рывок» с другими произведениями следует остановиться, в частности, на сходстве ситуации с избиением лирического героя взводом из лагерного конвоя и описанием его расстрела военным взводом в «Том, который не стрелял» (1972): «В меня стрелял по утру / Из ружей целый взвод» = «Целый взвод меня бил, / Аж два раза устал».

Да и в целом мотив избиения очень распространен у Высоцкого: «И кулаками покарав, / И попинав меня ногами…» /1; 255/, «А он от радости все бил по морде нас» /1; 48/, «А отшибли почки — наплевать!» /5; 28/, «И в нос, в глаз, в рот, в пах / Били…» /5; 608/ и др.

Отметим еще одно сходство между «Побегом на рывок» и «Тем, который не стрелял»: «Я раны, как собака, / Лизал, а не лечил» = «Пошел лизать я раны в лизо-лятор, / Не зализал — и вот они, рубцы». Такая же ситуация была в наброске 1969 года: «Заживайте, раны мои, / Вам два года с гаком! / Колотые, рваные, / Дам лизать собакам» /2; 597/. Восходит же мотив ран к песне «У меня было сорок фамилий…» (1962): «И всю жизнь мою колят и ранят — / Вероятно, такая судьба». А «рубцы» упоминаются и в «Балладе о брошенном корабле» (1970): «Вот рубцы от тарана…».

За три года до «Того, который не стрелял» была написана «Охота на кабанов» (1969), которая также в некоторых отношениях предвосхищает «Побег на рывок»: «Запоздалый послышится выстрел» (АР-11-26) = «И осенили знаменьем свинцовым / Четыре запоздалые ствола» (АР-4-8); «Снес подранку пол-черепа выстрел, / И рога протрубили отбой» = «Снес, как срезал, ловец / Беглецу пол-лица» [485] . И это отражение реалий советской лагерной жизни. Бывший политзаключенный Виталий Лазарянц, в 1957 — 1959 годах сидевший в Дубравлаге (Мордовия), вспоминал: «Хороших охранников я не знаю. <…> Зато плохих охранников видел, знаю. Агеев. Косоротый. Настырный. Однажды сбежали несколько человек из зоны, на рывок пошли. Одного Агеев догнал. Человек лег и говорит: “Я сдаюсь, не стреляй”. “А как же мне остальных ловить?” — говорит Агеев. И выстрелил ему в глаз. Да… Человек жив остался: без полчерепа, без глаза…» [486] ^[487] .

485

Впервые отмечено: Назаров А. Охота на человека // Страна и мир. Мюнхен. 1986. № 10. С. 95.

486

Виталий Лазарянц: «Когда арестовывали, на руках носили» / Записала Елена Рачева // Новая газета.

487

М„2014. 26 сент. № 108. С. 13.

Кроме того, «рога протрубили» и в двух более поздних произведениях, посвященных охоте: «Трубят рога: скорей, скорей! — / И копошится свита» («Баллада о двух погибших лебедях», 1975), «Псы ли в небо взвыли, / Лань ли затравили, / Вновь охотников зовет труба» («Набат», 1972; АР-3-73). А «затравленная лань» в том же 1972 году будет упомянута в песне «Оплавляются свечи…»: «И в предсмертном томленье, / Озираясь назад, / Убегают олени, / Нарываясь на залп».

Многочисленные совпадения наблюдаются между «Побегом на рывок» и «Охотой на волков» (1968), поскольку егеря, убивающие волков, — это те же стрелки на вышках, которые уничтожают

беглецов из лагеря; другими словами — разные образы власти: «В лоб ударит картечь из двухстволки» (АР-2-126) = «В лоб удар — я на этом, / В печень бьют — я на том» (АР-4-14); «Рвусь из сил, изо всех сухожилий <…> Зря на ноги свои уповал» (АР-2-126) = «Был побег на рывок, / Что есть сил, со всех ног» (АР-4-12), «Где мои год за три? / Я на их уповал!» (АР-4-14) («рвусь» = «рывок»; «из сил, изо всех сухожилий» = «что есть сил, со всех ног»; «ноги… уповал» = «ног… уповал»); «Обложили меня, обложили» = «Про тиски западни» (АР-4-16); «На снегу кувыркаются волки» = «И запрыгали двое <.. > Да по пояс в снегу», «И лают псы до рвоты» = «Псы покропили землю языками»; «Жду — ударит свинец из двухстволки» (АР-2-126) = «И осенили знаменьем свинцовым…»; «Бьет двухстволка с прищуренным глазом» (АР-2-126) = «Лихо бьет трехлинейка»; «Вот кончается время мое» = «Вот и сказке конец»; «Мы затравленно мчимся на выстрел» = «Зверь бежал на ловца»; «Залп — и в сердце, другой — между глаз. <…> Видно, третий в упор меня срежет» (АР-2-126) = «Снес, как срезал, ловец, / Беглецу пол-лица», «Я верчусь, как прыгун на манеже. <…> Вон кругом кувыркаются волки, / И спокойны стрелки, как назло» (АР-2-126) = «Там у стрелков мы дергались в прицеле»; «Гонят весело на номера» = «Умора просто, до чего смешно!»; «И я прыгаю через запрет» (АР-17-152) = «И запрыгали двое, / В такт сопя на бегу». Различие же состоит в том, что в первом случае герой вырывается из флажков на свободу, а во втором — его ловят и возвращают в лагерь.

Важные параллели обнаруживаются между «Побегом на рывок» и другой лагерной песней — «Летела жизнь» (1978): «Нашел дружка из Крыма я в Сибири, / Я с ним и резал пополам судьбу» [487] (АР-3-191) = «Обернулся к дружку: / Почему, мол, отстал? / Ну, а он — на боку, / И мозги разбросал» (АР-4-14); «Цинга с прикладом зубы нам дробили» (С4Т-3-277) = «И прикладом ловец / Беглецу — пол-лица»2бз (С4Т-3-276, СЗТ-2-454); «Бывал я там, где и другие были, — / Все те, с кем резал пополам судьбу» /5; 156/ = «Кто в бегах со мной был, / С кем судьбу я пытал? / Про статью не спросил, / Как зовут — не узнал» (набросок 1975 года /5; 504/).

487

М„2014. 26 сент. № 108. С. 13.

В первом случае речь идет о сибирских лагерях («Аукнулось — откликнулось: в Сибири / Я с ними резал пополам судьбу» /5; 492/), а во втором — о побеге из вологодского лагеря (заметим, что Вологду называли «подстоличная Сибирь»). Причем «судьбу пытал» лирический герой и в песне «Я еще не в угаре…»(1975): «Завтра я испытаю судьбу…». По этой же причине он говорит: «Бывают дни — я голову в такое пекло всуну, / Что и Судьба попятится, испуганна, бледна» («Песня о Судьбе», 1976).

Отдельно следует остановиться на связях «Побега на рывок» с «Песней о погибшем друге» (1975), в которой друга лирического героя также убивают, а сам он возвращается живым: в ранней песне — с войны, а в поздней — из побега (хотя и не по своей воле).

В обоих случаях присутствует похожая самокритика: «И гляжу я, дурея…» = «Был побег на рывок — / Наглый, глупый, дневной».

Но самое главное — что лирический герой одинаково рассказывает о своей реакции на убийство напарника: «И гляжу я, дурея, / Но дышу тяжело… / Он был лучше, добрее, / Ну а мне — повезло» («Песня о погибшем друге») = «Не успел посмотреть, / С кем отправился в путь <…> Дышал неровно, сипло, сгоряча. / Его крестом перечеркнули пули» («Побег на рывок»; АР-4-12, 14) («гляжу» = «посмотреть»; «дышу тяжело» = «.дышал неровно, сипло, сгоряча»; «погибшем друге» = «его… перечеркнули пули»). В последнем случае герой дышал сгоряча, а в первом он, «хотя горячился, / Воевал делово».

И еще одно сходство в описании погибшего друга: «Ну а он торопился — / Как-то раз не пригнулся» = «Но поздно — зачеркнули его пули» (такая же ситуация описывается в песнях «Мы вращаем Землю», «Письмо» и в стихотворении «У Доски, где почетные граждане…»: «Кто-то встал в полный рост и, отвесив поклон, / Принял пулю на вдохе», «Он шагнул из траншеи с автоматом на шее, / Он разрывов беречься не стал», «Он шагнул, как медведь из берлоги»).

В «Песне о погибшем друге» говорится о том, что Бог не охраняет героев и даже сокращает им жизнь, а в «Побеге на рывок» он напрямую приравнивается к лагерным охранникам, которые убивают беглецов: «Мы летали под богом, возле самого рая: / Он поднялся чуть выше и зашелся огнем. <…> Кто-то скупо и четко / Отсчитал нам часы / Нашей жизни короткой, / Как бетон полосы» (АР-11-132) = «Нам — добежать до берега, до цели, / Но свыше — с вышек — всё предрешено».