Enigma
Шрифт:
И вдобавок ко всему, эта сучка не щадя душит меня, с каждой секундой все сильнее затягивая шелковый поводок на моей шее, края которого острее любого лезвия при таком сильном воздействии с кожей.
Кэндис резко выдыхает, отчего короткие волоски, упавшие на ее лоб, приподнимаются от потока воздуха, и разъяренно шипит:
– Оставь меня, слышишь? Меня, мою маму, и мою жизнь. Он был действительно нужен мне… Ты все испортил, Мак. Ты все испортил, – решительно, без намека на слабость в голосе, воинственно выкрикивает Кэн, находясь при этом абсолютно обнаженной. А это уже, черт подери, похоже на Амазонку. Она скалит белые зубы, покрывая меня нелицеприятными эпитетами.
Я физически ощутил, как внутри что-то замкнуло, «щелкнуло», переключилось… последняя осознанная мысль…
«Я не смогу контролировать то, что буду делать дальше. Впервые, я буду не в силах».
Такого еще не было. И словно взрыв, выводящий все мои программы из строя, привел к тому, что телом завладели новые инстинкты и желания. Усмирить ее, заткнуть. Сравнять с землей, показать долбаное место. Подмять под себя, подчинить, покорить, и вонзиться в это непокорное тело, чтобы, бл*дь, как можно острее ощутить всю силу ее сопротивления, принять ее, пропустить через каждую пору на коже.
Безумие какое-то. Во рту так сухо, что я с еще большим вождением смотрю на ее влажные губы и у меня окончательно сносит голову.
Все померкло, потеряло смысл. Жадно пригубить ее тело, стало такой же необходимой потребностью, как и напиться из свежего источника, после долгих лет засухи.
Засухи в душе, если таковая у меня была.
Но сейчас, когда я ощущаю, как сильно способно гореть изнутри тело, одновременно оставаясь таким живым и напряженным до предела, я понимаю – она (душа, мать ее), черт подери, есть.
Ты все испортил… – опаляют беспощадной яростью глаза девушки.
– Еще не все, Энигма. Я даже не начинал, – глухо вырывается из моих обожженных ее ненавистью губ. Сжимая удушливую нить в кулаке, яростно срываю ее, и наконец, наваливаюсь на Кэндис, прижимая зачинщицу нашей бойни к полу. Абсолютно голую, дрожащую, загнанную в капкан моих рук и тела. Срывая с себя остатки нити, отбрасываю ее в сторону, и с утробным рыком, от которого немеют легкие и замирают в предвкушении ноющие после тренировок мышцы, стремительно раздвигаю коленом ее стройные ноги. Болезненное давление в паху усугубляется, благодаря ее бесконечным попыткам вырваться, и окончательно осатанев от мучительного ожидания, вжимаюсь в ее бедра своими, устраиваясь между раздвинутых ног. И черт, ее тело призывно выгибается, вопреки упрекам разума, я знаю, несмотря на то, что она продолжает лягаться и царапаться, пытаясь освободить свои руки от моей железно хватки.
Место. Не отпущу. Тебя.
Я смотрю на тело Энигмы другими глазами. Ни капли научного интереса – медленного, вдумчивого, любопытного. Я – гребаное животное, которое дуреет от вида одной лишь капли пота на ее шее, и заострившихся от моих действий сосков, упругой груди, колыхающейся каждый раз, когда отвечаю ритмичным толчком бедер на ее упрямое сопротивление.
Кэнди продолжает ерзать подо мной, делая для себя лишь хуже, заставляя меня закрывать глаза, ощущая, как член упирается в ткань боксеров и брюк. Секунда, и я сжимаю его в кулак, лишая себя лишних мучений. И когда я замираю всего на мгновение, чтобы
Ее разум и душа сопротивляется вторжению в личное пространство, но ее тело хочет меня и только меня, потому что я его подготовил, привязал к себе. Обвязка никогда не бывает «просто так». Это в прямом смысле связь, которая укрепляется с каждым новым сеансом. А ее непредсказуемое поведение, дикость и вызов, пробудили во мне нечто, о чем я не догадывался. Забыл… или никогда не чувствовал прежде. Почти никогда.
Эмоции Кэнди настолько сильные, осязаемые и видимые, что это кружит голову, дурманит, сродни кайфу. И мне хорошо знакомо это ощущение, всплеск определенного набора гормонов, как при принятии тех самых таблеток, изобретенных отцом. Они всегда превращали мою кровь в кипяток, вырубали разум, позволяя ему немного «отдохнуть», чтобы потом заработать с новой силой.
Вот как они работают. Таблетки. Всплеск гормонов, сначала притупляющих, а потом стимулирующих работу мозга. Черт, я не хочу сейчас думать о них… и не могу.
Все мое тело превратилось в поглощающего ее ярость зверя – такую первобытную и в то же время глупую, навивную, детскую… что хочется то ли сжать ее в объятиях и угомонить, то ли вколачиваться до одурения, наслаждаясь звуками каждой хрустнувшей косточки, диким стоном и удара плоти о плоть.
Взгляд раскосых голубых глаз Энигмы продолжает «метать» молнии, и, судя по тому, как она кусает губы, она не прочь вонзить в меня свои острые зубки… а я в нее.
– Я никогда не оставлю попыток придушить тебя, ублюдок. Только попробуй сделать это, сволочь. – я и сообразить ничего не успеваю, как уже ощущаю острую боль в скуле и запах крови. У девочки совсем тормоза отказали.
– Маленькая сука, – рычу в ответ я, вдобавок ощущая, как кожу на шее сжимает невидимая цепь, и в этот момент я задыхаюсь, ощущая остаточный эффект от асфиксии. – У меня есть более интересный способ лишить тебя дыхания, Энигма, – и с этими словами, окончательно позволяя завладеть собой зверю внутри, грубо заталкиваю два пальца внутрь ее горячего рта, ощущая подушечкой влажный язык. Толкаю глубже, к стенке горла, двигая ими жестко, в привычном, бесцеремонном ритме, повторяя трение члена об ее гладкие лепестки и пульсирующий клитор.
Я и не знал, что это бывает так… сладко, бл*дь. Невыносимо. Что даже больно.
И провоцируя меня сильнее, она снова кусает мои пальцы, заставляя окончательно озвереть, разорвать последние нити, связывающие мой ледяной разум, и, как оказалось… горячую, обезумевшую телесную оболочку. Капля крови с моей разодранной щеки падает на ее скулы, и, вгрызаясь в чувствительную кожу шеи Кэн, вдыхая ее пряный запах, я резко упираюсь изнывающей плотью в развилку между ее ног, замирая лишь на мгновение, ощущая, как сжимается ее лоно в ожидании принять мой член.
Одним мощным ударом вторгаюсь в ее влажность, на мгновение ослепнув от новых и ярких чувств, оглохнув от ее признающего поражение, сладкого стона. Кричи еще, девочка, так. Мне нравится. Тугие тиски мышц сжимают меня так сильно, что в глазах алеет и, сжав раскрытой ладонью ее упругую задницу, я с диким рыком насаживаю ее и вколачиваюсь вглубь одновременно. Времени привыкнуть у нее нет. Пусть чувствует все и сразу. Немедленно. Сейчас. Я хочу, чтобы ей было больно… и приятно.
Черт. Что я несу? Делаю? Как могу быть таким… эмоциональным, черт возьми? Это неправильно, мать вашу, но я разберусь с этим позже.