Энрико Карузо
Шрифт:
– Ты уже запустил в воду макароны?
– Это будет сделано сию секунду,- ответил хозяин, оробевший от устремленных на него взглядов.
– Нет, дорогой, не делай этого. У нас слишком деликатные желудки.
– Карузо встал и сделал знак следовать за собой всей компании в соседний ресторан “Мирамаре”. Там он сразу же обратился к хозяину, услужливо вышедшему навстречу:
– У вас можно снять пиджаки?
– Снять пиджаки? Комендаторе! Что я слышу? Снимайте хоть панталоны, переверните все вверх дном! Здесь все в вашем распоряжении!
Карузо прежде всего громко запел песню под аккомпанемент двух гитар, чтобы насолить
Карузо был добр, скромен, щедр и благороден по отношению к простым людям, однако не терпел неуважения со стороны “именитых” персон. Он никогда не терял своей непринужденности и чувства юмора - качеств, присущих неаполитанцам, - даже в обществе королей. Однажды вечером президент Соединенных Штатов, пригласивший Карузо на прием, услышал от него довольно крутую фразу:
– Ваше превосходительство, известно ли вам, что вы так же знамениты, как и я?
Не лучшая участь ждала и испанского короля Альфонса XII, который как-то пригласил Карузо на ужин. Карузо вошел в сопровождении толстого человека в поварском костюме.
– Ого!..
– воскликнул король, указывая на сверток, - должно быть, что-нибудь музыкальное?
– Нет, ваше величество, это спагетти с помидорным соусом. Я отыскал здесь неаполитанского повара. Мой ужин здесь, со мной. Вы извините меня, ваше величество, но я ничего другого не ем!
Таковы были его милые экстравагантности. Преподнесенные в шутливом тоне, они принимались весело и охотно всеми, кто знал и любил Карузо.
Все это радостные моменты его жизни. Но и в печальных эпизодах недостатка не было.
Наследники Карузо хранят его воротничок, на котором остались следы крови. Этот воротничок был на нем во время одного из выступлений в Метрополитен-опера в “Паяцах”.
Во время спектакля Карузо ранил себя, захваченный происходящим на сцене, а главное, находясь под впечатлением своей личной драмы (Ада Джаккетти окончательно оставила его).
В июле 1919 года группа итальянских эмигрантов, живших в Нью-Йорке, явилась на виллу знаменитого тенора с просьбой спеть им. Они хотели услышать “своего Карузо”, прежде чем уехать в Италию… От имени пришедших к секретарю Карузо Бруно Дзирато обратился с просьбой их старейший. Глаза его были влажны. Взволнованный секретарь певца тут же отправился к нему и доложил о просьбе рабочих. Карузо, просматривавший ноты, вышел, улыбаясь, навстречу соотечественникам.
– Чего же вы хотите?
– обратился к ним Карузо на неаполитанском диалекте.
– Мы собрали немного денег. Перед отъездом в Италию мы хотели бы услышать вас. Война окончилась, но море таит много опасностей. Оно кишит минами, и неизвестно, доберемся ли мы до Италии, увидим ли свои семьи. Но у нас, комендаторе, всего лишь двести тысяч лир, которые мы можем предложить вам.
– Да вы с ума сошли!
– воскликнул Карузо. Искренние, простые слова соотечественников взволновали его, больше он не мог ничего промолвить.
На следующий день вечером внушительная толпа итальянцев заполнила сад перед домом. Это были отъезжающие эмигранты. К их приходу Карузо приготовил две огромные бутыли вина и пирожки по-итальянски. И сразу же стал активным участником празднества. Затем Карузо запел
В конце вечера кто-то громко попросил:
– “Санта Лючия лунтана”!
Карузо кивает в знак согласия. Он глубоко взволнован. Пленительная песня началась среди благоговейной тишины. Но вот на половине песни голос, полный огня, задрожал, угас… Карузо на минуту умолк, а затем, дав волю чувствам, разразился рыданиями. Ничего подобного не случалось с ним никогда раньше. Артиста не существовало, перед эмигрантами стоял человек, услышавший зов далекой родины. Так закончился этот вечер. Улыбающийся Карузо прощался со всеми, подняв руки, выражая этим самые лучшие пожелания. В ответ раздались крики “ура!”.
– Прилив слабости, - сказал бы любой критик. Но в замешательстве артиста сказался Карузо-человек. Именно простота и гуманность связывали Карузо с простыми людьми - те человеческие качества, которые он вынес из Санта Лючии - рабочего предместья Неаполя. Снова и снова вспоминается искренний неаполитанский мальчишка на улицах своего родного города, под чьим ясным небом звучат песни скорби, нужды и народных страданий. Самым ярким качеством в индивидуальности Карузо была его глубокая человечность, придающая неповторимую и незабываемую прелесть облику народного певца.
Щедрость
Величие человека определяется
Его любовью к человечеству.
Шиллер
Коротка была жизнь Карузо, а добрых его дел не перечесть. Едва ли найдется другой артист, который бы так щедро жертвовал средства больницам, учреждениям для бедных, приютам, нуждающимся семьям, безработным, пострадавшим, которые обращались к нему, бесчисленным своим друзьям. Он привез из Неаполя в Америку некоторых своих друзей. Были и такие, кто злоупотреблял добротой Карузо. Так, некий пианист Гаэтано Сконьямилло, войдя в доверие Карузо, начал в его же доме ухаживать за Адой Джаккетти. Заметив это, хозяин дома выгнал его вон, лишил работы в театре. Но когда музыкант оказался в бедственном положении, анонимно послал ему денег. В мае 1910 года итальянская труппа Метрополитен-опера выступала во французском театре Шатле. В спектакле “Аиды” участвовали Карузо, Дестинн, Амато, Росси, Перелло де Сегуролла, Тосканини. Их сопровождали Гатти- Казацца и французский импресарио Габриэль Астрюк, инициатор этих гастролей.
После спектакля один из городских комитетов по оказанию помощи рабочим- шахтерам пригласил Карузо выступить с концертом. На следующий день он адресовал президенту комитета следующее письмо:
“Уважаемая синьора, с удовольствием направляю Вам с этим письмом чек на десять тысяч франков, составляющие мой гонорар за концерт в Трокадеро. Прошу не отказать мне в любезности передать эту сумму рабочим, для которых был дан концерт.
Примите наилучшие пожелания. В надежде увидеть Вас
преданный Вам Энрико Карузо”.