Энтомоптер
Шрифт:
Мы остановились.
Инженер, облокотившись о подоконник, смотрел на нас.
– Мне нужно с вами поговорить, ребята, - сказал он.
– Нам некогда, - сказал Борька Линевский.
– Понимаете, мы никак не можем... Мы очень торопимся.
– Вижу, - сказал Инженер.
– И все-таки подождите. Подойдите сюда.
Мы подошли к окну.
Инженер быстро оглядел нас и остановил взгляд на Юрке, лицо которого было серым от боли.
– Что у тебя с рукой?
– спросил Инженер.
Юрка ничего не ответил и отвернулся.
– Что у него с рукой?
– Так... ничего... Царапина, - сказал Тошка.
Инженер еще раз взглянул на Юрку.
– Калитка во двор открывается изнутри, там щеколда. А дверь в дом не заперта. Идите ко мне в комнату. Быстро!
Это было сказано таким тоном, что отказаться было нельзя.
Через минуту мы вошли в комнату Инженера.
Он сидел, откинувшись на высокую спинку кресла, у которого вместо ножек были колеса с резиновыми шинами. И тогда мы поняли, почему он все время сидит у окна и смотрит, как по улице ходят люди, проезжают машины и бегают мальчишки.
– Что стали у порога? Проходите! А ты иди сюда, ближе, - кивнул он Юрке. Дайте ему стул. Вот так. Садись. Что у тебя с рукой?
– Не знаю, - сказал Юрка.
– Немного обожгло... оцарапало.
– Вот ты!
– показал Инженер на меня.
– Открой нижний ящик стола. Там справа аптечка.
Я выдвинул самый нижний ящик письменного стола, стоявшего в простенке между окнами, и действительно, там оказалась голубая коробка с красным крестом на крышке. Я положил ее на колени Инженеру.
– Руку!
– приказал Инженер Юрке.
– Ну! Быстро!
Юрка прикусил нижнюю губу, весь сморщился и выпростал руку из-под мышки.
– Да... здорово тебя угораздило...
– сказал Инженер, осматривая Юркину ладонь.
– Что он, взорвался прямо в руке?
– Кто взорвался в руке? Ничего у меня не взрывалось!
– пробормотал Юрка.
– А чем, по-твоему, можно так ранить руку? Ну, скажи, чем? Лучше молчи. Я все эти игрушки отлично знаю - и ключи, и болты, и самопалы... Сначала блеск, огонь, дым, грохот! Красота! Все кругом умирают от зависти... А потом, в один прекрасный день, вроде сегодняшнего, - фук!
– и, смотришь, нет пальца или двух, а то еще хуже - нет глаз!.. А это, поверь мне, всегда так кончается. Всегда. Слышишь?.. У тебя он еще удачно взорвался...
Разговаривая так, Инженер обтер кровь с руки ватой, и мы увидели побуревший и как бы лопнувший изнутри Юркин указательный палец. Кровь из него уже не шла, а только чуть-чуть сочилась, но края раны так сильно опухли, что палец был раза в два толще других пальцев на руке.
– А теперь потерпи несколько секунд, - сказал Инженер и, смочив большой кусок марли йодом, быстро обернул им палец.
Юрка закрыл глаза и побелел, как бумага, но руку не отдернул.
– Вот и все, - сказал Инженер, перебинтовывая руку.
– Ты молодец. У тебя сильный характер. Проходит боль?
– Проходит, - сказал Юрка.
– Спасибо.
Инженер завязал концы бинта двойным узелком, положил аптечку на стол и повернулся к нам.
– Что же вы стоите, вольные стрелки? Садитесь, - показал он на стулья. Садитесь и давайте поговорим.
Мы сели.
Мы плохо соображали, что происходит.
Все шло не так, как должно было идти.
Сейчас каждый нормальный человек должен был ругать нас напропалую, называть хулиганами, галахами и шпаной и грозить милицией и самыми страшными родительскими карами.
А вместо этого мы сидели против бледного человека, похожего на худенького мальчика, который полулежал в кресле на колесах и, улыбаясь, смотрел на нас.
Он ждал, что мы скажем.
Но мы молчали. Нам не о чем было говорить.
Теперь, когда с Юркиной рукой все было в порядке, мы смогли оглядеться.
Мы были поражены видом комнаты, в которую попали.
Кругом были стрекозы.
Кругом было столько стрекоз, сколько мы за один раз никогда в жизни не видели.
Их слюдяные крылья поблескивали на картонных щитах, развешанных по стенам. Их суставчатые тела, серые и зеленые, проколотые длинными булавками, рядами стояли на сосновых дощечках на полке. На письменном столе, на белом бумажном листе, кучкой лежали оторванные крылья. Рядом валялись стрекозиные головы с выпуклыми, светящимися изнутри глазами. Обезглавленными туловищами доверху была наполнена коробка из-под папирос.
Здесь были собраны гигантские лесные стрекозы, которые во время полета трещат, как вертолеты, и бесшумные синекрылки, которые порхают, как бабочки, над тихими заводями. И еще были тоненькие, как булавочки, стрекозы, с крыльями, почти невидимыми, и стрекозы с такими широкими рыжеватыми крыльями, каких я в наших местах никогда не встречал. Кроме того, на письменном столе лежало множество разных вещей: наборы швейных иголок в бумажных конвертиках, пинцет с тонкими, как шило, концами, аптечные весы с маленькими пластмассовыми чашечками и набор крохотных гирек в деревянном футляре. Я заметил еще разобранный часовой механизм, сверток капроновой лески, обломки бритвенных лезвий и катушки с разноцветными нитками.
Инженер приподнялся на своем кресле и сказал:
– Меня зовут Владимиром Августовичем. А вас? Как зовут вас?
Мы назвали себя.
– Вы живете здесь, на Баксанской?
– Нет, - сказал Тошка, - только я живу здесь, на Степной. А они, - он кивнул на нас, - в разных местах. Они приходят сюда ко мне.
– Вот почему я вас так редко видел, - сказал Инженер.
– Всего два-три раза. Теперь понятно. А в каких классах вы учитесь?
– Мы все в одном классе, в седьмом, - сказал Борька Линевский.
– Вот как? А я думал, что в пятом.
– Почему в пятом?
– насупился Тошка.
– Потому что вы забавляетесь игрушками для пятиклассников, - он показал на Юркину руку.
– В седьмом классе люди умнее.
Юрка покраснел и опустил голову. Мне тоже стало не по себе. "Вот оно, начинается!
– подумал я.
– Сейчас он нас понесет..."
– Но даже нынешние пятиклассники не станут возиться с такой примитивной штукой, как самопал. Это техника на уровне средних веков. А у нас сейчас атомный век.