Эпидемия FV
Шрифт:
И снова, как тогда в автобусе, у Жени сперло дыхание. Если она говорила не о Бабае, то какое же зло скрывается в его душе?
— И что же мне делать? — глупо повторил он свой вопрос, заданный еще тогда, в автобусе. Произнес эти слова, и уже знал ответ…
— Не знаю, — пожала плечами Настя. — Я не всегда видела ответы на те вопросы, которые мне задавали. Не всегда видела решения… Поэтому мама и не любила, когда к нам приходили люди, даже если они приходили с деньгами. Они часто уходили расстроенными, злыми. Называли нас с мамой шарлатанами. А я всего лишь не всегда могла им помочь.
И снова Женин разум раскрылся навстречу тому, что Настя хотела ему рассказать. Так было быстрее, чем облекать мысли и образы в слова, и ветер ее мыслей превратился в ураган, вметающий все блоки и пробивающий себе дорогу напрямую в сознание.
Молва медиума потянулась за ней, когда Насте было всего четыре года. Родители знали о ее способностях, но боялись их, старались научить дочь, как закрываться от них, не вслушиваться в то, что подсказывает ей шестое чувство. Получалось у нее плохо, а вернее сказать — совсем не получалось. Да и не хотелось отказываться от своего дара — ведь поначалу это было просто весело, иногда знать, что мама приготовит на завтрак еще до того, как на столе появится ужин. Знать, что сегодня выйдет на работу любимая воспитательница, вот уже две недели лежащая дома с гриппом.
Сначала это было просто забавно и весело. Потом — страшно. Страшно, когда они гуляли с мамой возле дома, и Настя отчетливо увидела, как спустя пару минут они заворачивают за угол, и там нос к носу сталкиваются с собакой. Собака не была злой или кусачей — она просто была больна, и от этой болезни не понимала, что перед ней люди, ее друзья, которых следует защищать, а не обижать. Увидела, как мама пугается, видя хлопья слюны, падающие из пасти рослой дворняги. Как рефлекторно заслоняет Настю собой, и собака воспринимает этот жест как угрожающий…
Настя тогда испугалась, как никогда в жизни, и разревелась на весь двор, заставив тем самым маму отвести ее обратно домой. Дома она, конечно, рассказала все, что видела — как собака заваливала маму на землю, как вцеплялась зубами ей в лицо. И тогда уже плакала мама, испугавшись ничуть не меньше, чем она сама.
Иногда она видела то, что произошло. Иногда — то, что должно произойти. Но чаще — просто чувствовала. Сегодня в детском саду на обед будет что-то вкусное. Если мама возьмет в руки вот этот нож — она обязательно порежется. Сегодня папе дадут на работе премию, а вот там, за поворотом, может случится что-то страшное.
А еще она чувствовала людей. Безошибочно определяла их настроение, а иногда — их намерения. Вот этот дяденька пришел на папин день рождения, но поздравляет его совершенно не искренне. Он просто хочет попросить денег в долг, но не знает, как начать. А вот этот — и вовсе ненавидит папу, желает, чтобы с ним произошло что-нибудь плохое, чтобы папы не стало. А на его день рождения он пришел просто чтобы увидеть маму, в которую влюблен последние десять лет.
Обо всем этом она, естественно, уже не говорила родителям — знала, как их пугают ее откровения.
А однажды, в четыре года, она вдруг почувствовала что идущему навстречу мужчине — плохо, и более того, поняла, почему именно ему плохо. Скоро он должен был умереть. Настя тогда еще плохо понимала значения слова «смерть», но знала одно, умирая человек огорчал многих. Он уходил, оставлял тех, кого любит, и они долго плакали, потому что тоже любили его.
Скоро, всего через несколько недель, должен был уйти и этот мужчина. Уйти, и страшно огорчить этим свою жену и дочь, которая была всего на год старше самой Насти. Она потянулась к нему, и ощутила, что именно заставляет его уйти. Плотный комок чего-то чужого, незвано поселившегося в его голове. Опухоль…
Настя подошла к этому мужчине, встала у него на пути, и когда он посмотрел на нее — поманила его пальцем.
— Наклонитесь, пожалуйста!
Он наклонился, умиляясь этой общительно маленькой девчушке, этому прелестному ангелу, и она положила ладонь ему на висок — туда. Где ощущала пульсацию опухоли. Положила, и просто мысленно велела этому чуждому кусочку плоти уходить. И тут же услышала отклик — повинуясь ее приказу опухоль распадалась.
— У вас больше не будет болеть голова! — сказала она мужчине, и вернулась к маме, совершенно не думая о том, что только что совершила чудо.
Этот человек нашел ее потом, спустя месяц. Он три дня дежурил на том месте, где встретил ее, надеясь что исцеливший его ангел пройдет здесь еще раз. Встретил, расплылся в улыбке, и обнял ее так искренне, как обнимал до сих пор только папа. И рассказал все маме… О том, как пол года назад у него нашли опухоль, оказавшуюся запущенной и неоперабельной. О все усиливающихся головных болях, и о том, что согласно диагнозу врачей ему оставалось жить не больше месяца.
— Ваша дочь спасла мне жизнь! — сказал он. — Я не знаю, как она сделала это, но знаю одно, она ангел!
Мама смущалась, улыбалась, отнекивалась. Говорила, что это случайность, что чудес не бывает, и, скорее всего, врачи просто ошиблись, ведь они ошибаются очень часто!
Вернувшись домой, Настя чувствовала, что мама хочет ей что-то сказать, но не может заставить себя сделать это. Она даже чувствовала, что именно, пусть и не могла этого понять. Мама хотела сказать ей, чтобы она больше не смела вот так запросто лечить людей. Потому что… дальше ее мысли были спутанными не понятными. Мама намертво заблудилась среди множества «за» и «против». Между радостью за мужчину, избавленного от рака, гордостью за свою необыкновенную дочь, и страхом… Страхом за нее, за себя…
Но гордости все же было больше.
Настя еще несколько раз лечила случайных людей, которых встречала на улице. Она лечила немногих — просто чувствовала, что некоторым может помочь, не смотря на то, что врачи давно поставили на них крест, а некоторым — нет, как бы не хотела. Хотя слово «хотела» теперь имело другой смысл. Бывало, что она и хотела, и не хотела одновременно. Хотела помочь человеку, медленно умирающему от цироза печени (она не знала этого мудреного диагноза — просто чувствовала, что именно не в порядке у него внутри), но не могла заставить себя сделать этого, потому что какая-то ее часть не просто не хотела ей помогать, она была категорически против этого. Потому что Настя знала, и как именно он заработал эту болезнь. Как бил жену и сына, возвращаясь домой пьяным. Знала много чего…