Эпидемия FV
Шрифт:
«Кто, например?» — Бабай злорадно усмехался, предчувствуя новую победу.
«Настя!»
Бабай молчал не менее минуты, собираясь с мыслями. Этот аргумент выбил его из колеи.
«Она — ребенок!» — сказал он, наконец.
«Она — ангел!»
«Ладно, пусть так. Пусть эта Настя, которую я почему-то не могу видеть — ангел. Пусть она — святая, приносящая людям добро. Ты думаешь, людям нужно добро? Им нужна сила, а значит — мы с тобой! И чтобы всякие подонки не мешали ангелам жить, и должны существовать мы! Должен существовать я!»
«Ты не прав!»
«Это ты не прав! — устало отмахнулся Бабай. — И скоро в этом убедишься».
Еще несколько минут они ехали молча, а потом…
Убить!
Это слово промелькнуло в Женином сознании. Промелькнуло так ярко и остро, что он едва не съехал с дороги, полностью отключившись от этого мира.
Убить!
Это была чья-то мысль, так же как некогда Настины мысли, принесенная ветром. Но чья…
«Это твой друг, Леха, — констатировал Бабай. — Я не терял его из виду, хоть мы постоянно и удалялись друг от друга. Его больше нет».
«Они попали в аварию? На них напали?»
«Я не сказал, что он умер. Я сказал, что его больше нет. У него обрушение. FV достало его. Теперь я точно знаю, обрушение запускает страх. Фобия, если хочешь. Стоит подумать о том, чего ты боишься больше всего на свете, и все… Эта мысль становится камушком, который запускает лавину».
«Но он жив? А Даша, Аня?»
«С ними все вы порядке, не считая того, что… Ну, что твой Леха — больше не Леха. У него, как и у Ани, теперь одна мысль — покончить с собой. Надеюсь, их удержат от этого. Их как раз сейчас сажают в грузовик МЧС, и, наверное, повезут в Омск».
«А Даша?»
«С ней все отлично, как это не удивительно. FV не оставило в ней следа».
«Почему?»
«Не знаю… У меня есть две гипотезы. Или ее сознание по каким-то причинам оказалось менее восприимчиво к FV, мы, ведь, вообще не знаем, как действовали эти волны, или она попросту ничего не боится».
Женя улыбнулся. Впервые за этот день.
«Второй вариант ближе к истине… И какой же была Лехина мысль, вызвавшая обрушение? Чего боится он?»
«Боялся, — мстительно поправил его Бабай. — Его фобией было причинить боль тем, кого он любит».
«Вот! А ты говоришь, что нет на свете добра и зла!»
«Не причинять зла, и делать добро — разные вещи».
«Ладно, не важно… Все равно с тобой бесполезно спорить!»
«Как будто с тобой — полезно?»
Женя отчетливо ощущал, как и вокруг него идет «обрушение». Не его разума — его жизни. Все, что он любил, рушилось под ударами FV, ушедшего, но оставившего после себя мины замедленного действия. И пришельцев… Чужаков, пришедших нежданно и без приглашения.
Люди, которые были ему дороги, вычеркивались из памяти. Марина, Серега. Теперь, вот, Аня и Леха. Да, они живы, но они, как сказал Бабай, больше не они.
И этого не изменить.
Оставшуюся часть пути до Медянска он ехал молча. Дорога заняла около четырех часов, и в черту города он въехал когда солнце уже клонилось к закату, превратившись в багровый шар. Было страшно… Страшно въезжать ночью, в темноте, в ставший таким чужим и опасным город. Но выбора не было — ночевать под открытым небом, довольствуясь машиной как укрытием, было еще опаснее.
По пути он проехал через десяток поселков и деревень. Сначала — через населенные людьми, пусть и растревоженные словно улей. Люди провожали проезжавший по окраинам «УАЗик» настороженными взглядами, и Женя был уверен, в эти моменты из окон домов на него смотрели десятки обрезов и охотничьих винтовок.
Трижды он въезжал в поселки в момент эвакуации. На выездах на главную дорогу стояли автобусы с логотипами МЧС, охраняемые солдатами. А в одном из поселков он нос к носу столкнулся с БМП, едва не влетев в его бронированный передок. Он сдал назад, готовясь к тому, что сейчас из люка броника посыплются десантники, которые вытащат его из машины и насильно усадят в автобус, но бронированная громадина вообще никак не среагировала на его появление. Просто объехала его по широкой дуге и покатила дальше… То ли военным просто не приходило в голову, что кто-то может попытаться въехать в захваченный чужаками Медянск, то ли у них не было ни времени, ни возможности на отлов потенциальных мародеров или просто идиотов, решивших наладить контакт с иной цивилизацией.
А может быть на то, чтобы перекрыть все мало-мальски приличные дороги у МЧС просто не хватило сил и людей, и блокпосты стояли только на основных трасах, как он изначально и предполагал. Проверить это он намеревался на обратном пути, вместе с Настей — выбраться к ближайшему блокпосту, и уж там довериться МЧСовцам и судьбе.
Время от времени над головой проносились вертолеты. То в одну, то в другую сторону… Разбираться, военные они, и проводящие разведку, или гражданские, занятые эвакуацией, времени не было.
В сотне километров от Медянска поселки опустели. Оттуда людей вывезли полностью — проезжая между домами, и каждый раз ожидая что из-за угла на лобовое стекло оскалив зубы бросится чужак, Женя не видел ни единого признака жизни. Ни единой фигуры среди пустых домов. Никого! Впрочем, это еще не означало, что никто не рискнул остаться в поселке. Те, кто отказался эвакуироваться скорее всего сейчас заперлись в своих квартирах, занавесили окна, и сидели напротив двери сжимая в руках нож, а кому повезло — и ружье. А мародеры, любители поживиться брошенным добром, без которых по логике вещей не могло обойтись, тоже наверняка не стали бы выбегать навстречу невесть откуда взявшемуся «УАЗику». Скорее всего и они попрятались по темным углам, и провожали взглядом его машину, дожидаясь, когда же она исчезнет с их глаз.
Настю он почувствовал еще на подъездах к городу. Это было сродни ощущению внутреннего компаса вошедшего в лес человека — не акцентировать на это внимания, но тем не менее чувствовать направление. Чувствовать, в какой стороне то место, где он вошел в лес, легко определять направление на известные ему ориентиры… Женя чувствовал Настю — легкий ветерок ее эмоций, ее мыслей, и четкое направление, в котором ему нужно было двигаться. Не ощущал он лишь расстояния, но примерно догадывался о нем по тому, как все четче прорисовывался Настин образ в его голове.