Эпикриз с переводом
Шрифт:
Неужели эту черную мордаху пытали огнем?!
— Помоги мне, — вдруг жалобно попросил черныш, плюхаясь на пятую точку.
— Конечно, чем?
— Для начала, сними сумку.
Я сразу же потянулась руками и принялась снимать тяжесть с шеи панта…
И тут заметила третье.
Между передними и задними лапами Кишана на полу образовалась небольшая красная лужица. Которая стекала вместе с водой с мокрого тела кошака. Кровь… Я подняла взгляд чуть выше и обнаружила причину — рана на правом боку Кишана. Она начиналась
— Ракшас! — рявкнула я, пристраивая снятую сумку в углу. — Кто это тебя?
Пант не ответил. Точнее, вместо ответа он вдруг протяжно простонал. Я мысленно простонала вместе с ним, а затем быстро собралась и спросила:
— Дойти да кабинета сможешь?
Кишан попробовал подняться. Встал. Медленно пошел, периодически постанывая и сшибая все немногочисленные углы на своем пути. Я распахнула кабинет, пант прошел и уселся на пол рядом с кушеткой.
— Как ты вообще до меня добрался? — поинтересовалась я, разматывая с тела кападу. Она была мокрая насквозь, липла к коже и разматывалась с трудом.
— Не знаю, — хрипло ответил тендуа. — Я бегом. Добрался и ждал тебя.
— Долго?
— Не знаю…
— Очень больно?
— Сильно больно стало только сейчас. И слабость… Хочется спать.
— Ты, видимо, много крови потерял. Потерпи, Кишан…
Я бросила взгляд на кушетку и мысленно чертыхнулась. Нет, на нее кошака не положишь. Даже боком.
— Жди, я сейчас! — бросила я и вприпрыжку заспешила в комнату. Сняла с себя наконец кападу, швырнула ее на стул. Накинула на плечи хирургическую рубашку и, достав из шкафа одеяло, поспешила обратно.
Одеяло я расстелила на полу, с полки взяла одноразовую простыню, покрыла ею одеяло. Кишан, догадавшись, что все это я делала для него, лег на застреленный пол на левый бок.
Присев на колени перед большим и мохнатым телом, я принялась изучать рану. Ровная, продольная, довольно длинная. Однозначно полученная не от когтей. Скорее всего, от какого-то холодного оружия с довольно толстым лезвием. Я прислушалась, пытаясь распознать пневмоторакс, но характерного свиста не услышала. Рана неглубокая, поверхностная. Порезана только мышечная ткань. Это хорошо, точнее, не самое страшное. Однако рана продолжала сочиться. Н-да, крови много.
— Голова кружится, — сообщил мне Кишан. Я тут же поднялась и шагнула к полкам с препаратами. Нашла новокаин и физраствор. С другой полки достала антисептик, шприцы, капельницу с катетером и хирургическую иглу с ниткой из кенгута.
— Я тебя сейчас обколю обезболивающим, чтобы промыть и зашить рану, — предупредила я. Вряд ли пант понял несколько слов из моего предложения, но, что я имела в виду под словами "промыть и зашить", догадался точно. А также услышал мою просьбу: — Потерпи и не дёргайся, — на которую хрипло ответил:
— Хорошо, постараюсь.
Процедуру обкалывания новокаином кошак выдержал стойко. Не
Потом, тщательно промыв рану, установила капельницу на штатив. Кишан лежал, не двигаясь, при этом наблюдая за мной с лёгкими непониманием в глазах.
— Крови ты много потерял. Надо восполнить, — объяснила я. Пант ничего не ответил. Соглашаясь, моргнул в ожидании моих дальнейших действий.
И вот тут я немного расстерялась. Ставить катетер людям я умела. А кошкам, пусть и таким большим, нет. Как я найду вену под покрытой шерстью кожей? А перекинуться в привычное для меня тело Кишан не мог. Солнца нет. И когда появится, не ясно.
— Я ж не ветеринар… — тихо пробубнила я, но черный кошак меня услышал.
— Кто? — не понял он.
— В нашем мире так называют тех, кто лечит животных.
— Животных, — обиженно фыркнул Кишан. — Я для тебя животное?
— Ну… Прости… — стушевалась я. — На вид ты сейчас животное… И я боюсь сделать что-то не так…
— Ты справишься, Алла. Справишься…
Придется… Придется справляться. Пробовать, учиться.
Я велела чернышу вытянуть переднюю лапу, положить ее максимально удобно, чтобы потом не шевелить. Исследовала мохнатую конечность. И тут гениальная догадка пришла ко мне — побрить. Не думаю что кошак будет против. Да и шерсть отрастает быстро.
Сбегала до ванны, нашла новый станок и, прибежав обратно, принялась спешно брить кошачью лапу. Да, неаккуратно, оставляя проплешины. Эта бритва не рассчитана на такую густую волосатость.
За мной удивлённо наблюдали два жёлтых глаза, но из пасти кошки не вырвалось ни единого звука.
Сбрив ненужное, я попыталась попасть иглой в вену. Однако дважды промахнулась. Чертыхалась, злилась. И на себя, и на этот проклятый дождь, из-за которого я вынуждена лечить панта в кошачьем теле.
Кишан лежал смирно, бросая на меня уже слегка рассеянный взгляд мутных глаз. Он не спорил, не боялся. Доверял и покорно слушался. И от такого доверия хладнокровное спокойствие возвращалось.
Оно всегда срабатывало вовремя. Как будто в теле переключался тумблер. Раз — и все. Без лишних эмоций, голова соображает, а руки делают.
И катетер уже стоит. По прозрачному проводку капельницы стекает жидкость. Попадая в тело, постепенно восстанавливает необходимый баланс… Ведь заражение и воспаление вылечить можно, рану зашить, но… чаще всего живые существа умирают от другого — от потери крови.
А я не имею право позволить Кишану этого сделать! Так легко не отделается. Будет жить. Обязательно расскажет мне, где, а главное, с кем его носило все это время.