Эпикриз с переводом
Шрифт:
Мне захотелось плакать. Не припомню, чтобы что-то когда-то подобное выводило меня на такие эмоции…
Жалость заполнила до краев. К эксанкару, к его чувствам, которые всегда были под запретом. Экс любил суреша тихо, тайно и не мог бы никогда признаться.
Ракшас! Жуткая несправедливость!
Все достойны любви. Достойны любить и быть любимыми. А главное — не молчать о своих чувствах!
Все достойны любви…
И даже те, кто считает себя уродом.
В течение полугода до того дня, после которого моя жизнь изменилась, я ни с кем не встречалась, не была ни в кого влюблена и никто не испытывал такого же ко мне… А
Я повернулась к Кишану. Он отпустил мои руки и обнял, крепко прижимая к себе. Глаза блестят, лёгкая улыбка на губах. Он такой уже родной. Такой уже любимый…
Интересно, а смогла бы я понравиться Кишану тогда, когда мое лицо было в шрамах? Да, он их видел, но когда они уже проходили, а не когда уродовали мое лицо до неузнаваемости.
Думать об этом страшно. Предполагать больно… Ракшас! Вот теперь у меня вновь появилась жалость к самой себе. И понимаю же — вот она я, настоящая, как и была когда-то! С чистым лицом, открытым сердцем… Наверное, шрамы на нем глубже.
Карета неожиданно остановилась. Кишан отогнул край занавески, и мы увидели дом. Ведьмин дом.
Он возвышался над округой и даже в ночное время да под серым дождем озарялся теплым светом…
Нет, показалось.
Просто мне уже поскорее хочется оказаться в нем. Как в ракушке, которая спрячет и защитит.
Мы спешно надели все недостающие детали одежды, и Кишан первым покинул карету. Помог выйти мне. Дождь шел сильный, одежда сразу же промокла. Черныш кивнул мне в сторону дома, призывая укрыться в нем, и я тут же побежала по довольно глубоким лужам. Поднялась по ступенькам и застыла на крыльце у двери… Ракшас! У меня же нет ключа! Один остался во дворце суреша, второй лежит в доме.
Я обернулась, черныш разговаривал со спустившимся с места кучера ранбиром. На нем был одет длинный плащ с капюшоном из плотной черной ткани. Что ж, видимо, наш временный кучер заранее подготовился, и этот плащ защищал его от массуна.
Похлопав ранбира по плечу, Кишан прихватил один из чемоданов, лежащих сзади кареты, и поспешил ко мне. Пант в плаще махнул рукой и вскоре скрылся за углом дома.
Черныш поднялся на крыльцо, и я сразу же ему пожаловалась:
— У меня нет ключа…
— Не проблема, — улыбнулся Кишан. Поставил чемодан на пол и открыл небольшой кармашек сбоку. Из него он что-то достал и тут же вставил это в скважину замка. Повернул и — дверь открылась.
— Не знала, что у тебя есть такой талант, — усмехнулась я. Кишан посмотрел на меня с озорной мальчишеской улыбкой и извинительно пожал плечами.
Мы прошли по темному коридору, почему-то не включая свет, и дошли до комнаты. В ней стояла ужасная духота. Ещё бы, почти неделю меня здесь не было. Я бросилась к окну и открыла его, чтобы впустить в помещение свежий воздух. Кишан в этот момент включил свет. Оборачиваясь на черныша, я скользнула взглядом по зеркалу… На секунду мне показалось, что с лицом что-то не так, пугающий лёд коснулся позвоночника, и я сделала шаг к зеркалу…
На нем была
— Накормишь? — спросил Кишан. — У суреша я почти ничего не съел.
Я молча кивнула, подошла к холодильнику. Из всего, что можно съесть, лишь пельмени. Увидев упаковку у меня в руках, черныш попросил приготовить именно их.
Я налила воды в кастрюлю, поставила на плиту. И пока вода закипала, Кишан отправился в душ, а я села на кровать и взяла в руки телефон. Конечно, батарея полностью разряжена. Поставив аппарат на зарядку, я попыталась его включить, но телефон сопротивлялся… Ракшас! Там мама, наверное, волнуется, я столько дней не выходила на связь… И Аэлита… Хотя вот она могла бы и переместиться сюда. Проверить — как я? Что я?
Я огляделась, нет, вряд ли она была здесь. Все на своих местах лежит. Только зеркало треснуло… Ракшас! Не к добру!
— У меня для тебя подарок, — ласково и неожиданно прозвучал голос Кишана, и он зашел в комнату. Почти обнаженный, лишь махровое полотенце прикрывало нижнюю часть его красивого тела. Черныш подошёл, сел рядом, подвигая к себе чемодан. Большой, кожаный, с широким ремнями-застежками. Открыв его, черноволосый пант полез внутрь. А я успела заметить — в чемодане мужская одежда. Много одежды… Значит, Кишан действительно собирался ко мне вернуться. Полностью. С вещами.
Наконец, черныш достал то, что искал. Небольшой черный мешочек из материала, похожего на бархат.
— Это тебе, — протягивая мешочек, сказал Кишан. Я потянула за верёвочки и заглянула. В мешочке лежали серьги. Золотые, изящные, на короткой цепочке, с голубыми камешками округлой формы.
— Камень называется нилан. Встретить в природе два нилана одинакового размера, да ещё и одинакового оттенка — большая редкость… Эти практически неотличимы. А значит — неотделимы друг от друга. Как и мы, — добавил черныш, забирая у меня из рук сережки. Расстегнул замочек, похожий на привычный мне "английский", снял с моих ушей другие серьги и принялся аккуратно надевать свои. Закончив, он посмотрел на меня и улыбнулся: — Цвет камня — как цвет твоих глаз.
— Шанкар, — поблагодарила я. И не только словами — потянулась губами к губам Кишана и оставила на них невинный поцелуй… Это сперва. Потом Кишан начал целовать меня и далеко не невинно.
Я напрочь забыла о воде для пельменей… Она вся выкипела. Но это нас не остановило. И совсем не расстроило…
Проснулась я рано. Несмотря на открытое окно, в комнате было всё ещё душно. Да, дышалось уже легче, но проснулась я именно от этого — от лёгкого ощущения удушья. Да и лицо горело, как от повышенной температуры… Бабушка в такие моменты всегда говорила: кто-то тебя вспоминает. А что, вполне! Мама, брат, Аэлита…
Я вылезла из-под одеяла и проверила телефон. Ракшасный аппарат включаться не хотел и показывал зарядку на 70 %, хотя заряжается уже давно. Положив телефон обратно, я встала и подошла к двери. Тихо, на цыпочках, вышла и поспешила в ванную. Мне хотелось умыться прохладной водой. Может, она смоет с лица жар.
В ванной я потянулась, чтобы включить воду, и вдруг увидела медальон, лежащий на краю раковины. Он был похож на тот, по которому я связалась с Кишаном, но камень другого цвета — белый. Наверное, черныш, принимая душ, оставил его здесь.