Эпоха харафишей
Шрифт:
Курру позабыли. Он был жив лишь в сердце Азизы, да в некоторой степени в представлении Азиза. У неё была мечта, которую ей приятно было лелеять — бродить по миру в поисках его, и однажды наткнуться на него или хотя бы непосредственно выяснить, кто его убийца, и тогда отомстить за него, чтобы пошатнувшееся равновесие справедливости вновь вернулось на своё извечное место, а в сердце её поселилась безмятежность.
Не успел ещё Азиз достичь и десяти лет, как Азиза попросила его попробовать себя на деле — в магазине его отца. Руммана быстро
— Добро пожаловать, Азиз, сын моего дорогого брата…
Вскоре скончался Исмаил Аль-Баннан, её отец, и она унаследовала его немалое состояние. Она решила сохранить его, чтобы передать этот капитал Азизу, когда он станет самостоятельным в делах и отделится от дяди.
А вслед за её отцом, года через полтора, умерла и Унсийя, и дом опустел без любимых ею людей. Остались лишь Руммана с Раифой, да Дийя, если её вообще можно было принимать в расчёт. Старуха больше не могла продолжать свои ежедневные пешие прогулки по переулку, и стала полностью изолированной в своём флигеле. Каждый вечер теперь она вешала своё ароматное кадило, цепляя его за деревянную решётку на балконе-машрабийе. Даже слёзы больше не приходили ей на помощь.
Всякий раз, как у Румманы находилось свободное время, он посвящал его созерцанию.
Азиз сидел в директорском кабинете на месте своего отца. Он делал свои первые твёрдые шаги, говорившие об уравновешенности его ума. Несомненно, он приближался к подростковому возрасту. Это был прелестный мальчик, наполненный жизненной энергией, высокий, стройный, с приятными чертами, с тревогой и задумчивостью, иногда блестевшими в его глазах. Если между ними и имелось дружеское обхождение, искренней привязанности, тем не менее, не было. За вежливыми словами и приятными улыбками скрывалось отвращение. Обманчивая сладостная горечь месяца апреля. Он был наполнен ядовитым дыханием своей матери. Однажды он станет его врагом. Иногда он даже представлял его своим сыном! И не мог избавиться от этого представления, несмотря на то, что лицо мальчика было смесью лиц Курры и Азизы. Да какой толк от этого? Ведь назидательный урок не в крови, а в духе. Он же сын его брата, а это значит, он его враг, и он не может любить его, что бы ему ни казалось. Скорее всего, он не был его сыном. А если бы мальчик знал, что на уме у дяди, он бы ещё сильнее ненавидел его. Дядя спросил его как-то:
— Азиз, почему ты весь ушёл в себя?
Мальчик в замешательстве уставился на него, словно не понимал его слов, и дядя спросил:
— Где твои друзья?… Почему ты не общаешься с ними на улице?
Мальчик пробормотал:
— Я иногда приглашаю их домой.
— Этого не достаточно.
Руммана засмеялся и сказал:
— Я ни разу не слышал, чтобы ты назвал меня дядей.
Азиз смутился, а Руммана добавил:
— Я ведь твой дядя, а также твой друг.
Азиз улыбнулся и ответил:
— Конечно же.
Он ловким образом успокоил свою тревогу: сказал себе, что ему следует попытаться водить мальчика с собой на всякие мужские собрания, дабы вытащить того из его защитной оболочки и похитить из цепкой хватки матери…
Он
Он раскрыл Раифе свои опасения. Она сказала ему:
— Я давно уже предупреждала тебя, что эта змея что-то готовит.
Он раздражённо ответил:
— Мне не нужны были твои предупреждения!
— А тебе не нужен тот, кто укажет тебе, как нужно действовать?
До чего же часто повторялись между ними такие ссоры! Сам дьявол смотрел её прекрасными глазами.
Он сердито сказал ей:
— Повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову сложить.
Она насмешливо ответила:
— Так давай подождём, что будет дальше.
— Он уже начал обсуждать со мной деловые вопросы, так что есть надежда.
— Ты представляешь, что сможешь выхватить его из объятий матери, что вся исходит гневом?
— Ему до сих пор неизвестно, что в этом мире есть веселье и радость.
— Змея глубоко засела в нём.
Он мрачно вздохнул. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь нашёптыванием зловещих идей. Из переулка доносились крики мальчишек. За ними последовал стук по деревянным створкам балкона-машрабийи, и Раифа пробормотала:
— Вновь дождь.
Он забавлялся тем, что рассматривал головешки в печке, тыкая их концом железного прута.
— Как же холодно!
Отрывая его от дум, она вдруг сказала:
— Есть одна мечта…
— Какая?
— Нет ничего невозможного в том, чтобы его увлёк пример предков — Ан-Наджи.
— Азиза?!
— Ну да. Он такой же мечтатель, как и твой отец-изгнанник.
Он в замешательстве уставился на неё: боялся он её в той же мере, сколь и восхищался ею. Однако вяло ответил:
— Он не доверяет мне.
— Но его можно направить, так что он и знать не будет о той руке, что направляет его.
Сделав глубокий вдох, она сказала:
— А затем можно предупредить Вахида в своё время.
К чему всё это? Иногда он испытывал досаду. Однако ему было приятно тешить себя зловещими и кровавыми мечтами.
Он взял с собой мальчика на мужское собрание под предлогом желания представить того своим работникам, и Азиз не мог возражать. Трубку от кальяна начали передавать друг другу по кругу, но мальчика к ней ни разу не подозвали. Дядя сказал ему:
— Это необходимость на подобных мужских собраниях, однако ты должен избегать этого — тебе такое не годится.
Азиз познакомился со многими людьми. Он был счастлив, что они помнят его отца, питая к нему искреннюю любовь и приятные воспоминания о нём.
Один за другим они заявляли:
— Мы не знали другого такого же надёжного и аккуратного человека.
— Нравственность была у него на первом месте, а торговые дела — на втором.
— В торговле он был таким же лидером, как и его дед — в клане.
— Как жаль ушедшей эпохи Ан-Наджи и их предков!
— Однажды появится тот, кто вернёт их на престол.