Эпоха лишних смыслов
Шрифт:
Я подняла глаза и спросила:
– Значит, ты застрял в книге на сорок лет? А потом нашел способ… выбраться? Колесить по любым мирам, меняя их по своей воле?
– Слабовато как-то. – Борис развел руками и повернулся к Арлиновой, самую малость – может, обман зрения? – ссутулившись. Я нащупала ручку и собралась вывалиться в коридор, но не тут-то было.
– Ты что, думаешь, я тебя убивать буду? Или в придуманные миры запихивать?
Прокляв все на свете, я отпустила дверь.
– Почему не вернулся сюда? Зачем скакал по всем самиздатовским текстам, пытаясь нас убить?
Борис оперся обеими руками на край койки, и, чувствуя, как останавливается сердце, а вместе с ним замирает кровь в сосудах, я увидела обручальное кольцо.
– Пожалуйста, давай без клише. Ты настолько выше этого.
Я топнула ногой в бессильной злобе. Он мгновенно уставился на меня.
– Вы так задолбали этими «ты выше клише», «ты особенная»!
К горлу подкатили слезы. Борис кивнул и снова залучился:
– Ты права. Влюбиться в женатого мужика – страшная банальность.
Меня мгновенно перещелкнуло на злобу:
– Да что ты знаешь?
– Что я знаю? – переспросил он. – Я знаю, как это – пропасть в книге, потом осознать себя спустя долгие годы и понять, что твоя любимая издала тебя в бумаге, закрыв все выходы.
Я вздрогнула, как от пощечины.
– Я знаю еще, что тогда была совсем другая эпоха. Что спасения – несмотря на все указы и директивы – можно было ждать. Мы росли на других книгах, с другими ценностями. Я всегда знал, что пойду за Мишкой в огонь и воду и дам переписать себя. Потому что зачем еще нужна любовь, кроме как чтобы мир продолжал стоять на месте, а люди продолжали сочинять сказки про самые идиотские поступки? – Он вздохнул и на мгновение прервался. – Только дело в том, что она предпочла запереть меня в книге. А потом пугать моим примером вас. И когда я завел твоего Гамова за угол – а он все убийственно вещал, что какая-то девчонка бросила его навсегда – и приложил об стену… Кстати, отличная возможность потерять себя в книге – на мгновение отключиться. Так вот, когда я это сделал, ты, со своим богатым папашей, отсутствием чувств, друзей, ребенок общества потребления, ты! Ты пошла за ним. Я был уверен, что сейчас что-то докажу, узнаю правду, потерял вас из виду на пару суток, готовя прорыв. А ты – взяла и вернулась. И так долго не могла вспомнить ни себя, ни его.
– Она догадалась, – внезапно сказала я, и картинка обрела ясность.
– Я не видел, что с ней случилось. Да это и неважно.
– Но ведь важно же? – Я с интересом вгляделась в поблекшие черты. – Ведь важно же, Борь. Ты все это делал с одной целью – отомстить ей. Отнять самое дорогое, что у нее есть, нас.
– Я поступил несправедливо?
Я пожала плечами.
– Ты добился своего. Она догадалась. Вся информация была под носом, но мы даже не подумали. А ее от одной мысли…
– Да, от одной мысли о муже она превратилась вот в это! – Борис ударил по спинке сжатым кулаком.
– Я пойду.
– Подожди. – Его голос зазвенел. – Думаешь, не знаю, что ты строчишь ночами и выкладываешь в Интернет? Думаешь, не заходил в гости и не наводил справки?
Я, хоть и была готова к подобному, не сразу нашлась, что ответить, и Борис, Борька Орлеанский, герой моего детства, заговорил снова:
– Может, хоть это покажется тебе несправедливым? Она, – жест в сторону Арлиновой, – бросила мужа. Прожила почти сорок лет. Ты – рискнула всем ради человека, который даже оценить этого не смог. Он останется жить и сорок лет прокукует точно. У него отличное здоровье. А ты закончишь так же, как я, еще до Нового года. Где справедливость? Где эта гребаная справедливость?
– Да нигде, – огрызнулась я.
Борис расхохотался, да так, что чуть слезы из глаз не брызнули.
– В любом мире, под любым именем… Ты неприкасаема. Мое слово.
Сказав это, он шагнул к окну и истаял в воздухе.
Глава 39
Я начала подпрыгивать на месте и дышать в ладони. Гере и Максу давно пора было появиться, но они никак не шли, и я стала задубевать. Решение слить Бориса, поначалу казавшееся единственно верным, сдало позиции, я заколебалась.
Его слова про справедливость оказались щемяще-кислотными и теперь медленно проедали дорогу под кожу, поближе к душе. Я потопталась на месте, отгоняя неприятные соображения – и вздрогнула, когда мобильник разразился мелодией. На полупустой заиндевевшей улице прозвучало особенно громко и страшно.
– Да вот же она! – Я не успела взять трубку, а звонивший мне Гера вынырнул из-за угла.
Следом за ним объявился и Макс:
– Это только он мог догадаться искать тебя по звонку. – Посмотрел на меня и тут же отвел глаза.
Я чуть кивнула, не зная, что делать. Попыталась вспомнить содержание истерического разговора с Максом и поняла, что фамилию «Арлинов» произнесла раз двадцать. А то и тридцать пять.
– Ты нормально, Оливин? – настороженно спросил Гера. – А то из Максима информацию клещами не выдерешь.
– Книжку купили? – ушла от ответа я.
– Как заказывала. – Макс вытащил из пакета том, посвященный приключениям Бориса Орлеанского, и протянул его мне.
Я перелистнула несколько страниц, почувствовала, что пальцы скоро отнимутся совсем, сделала глубокий вдох, медленно выдохнула.
– Бледная как смерть, – недовольно констатировал Гера, и я нервно рассмеялась:
– Кто бы говорил.
Он вгляделся в меня и внезапно протянул руку, дернул за плечо на себя. От неожиданности я поддалась и уткнулась носом в его короткое пальто. Он потрепал меня по волосам, будто успокаивая. Судя по всему, выглядела я и в самом деле не особенно.
– Это мой естественный цвет лица. А вот ты у нас загораешь от двух солнечных лучей, пробившихся в ноябре сквозь тучи.
Страшно захотелось его обнять и никуда не отпускать. Останавливало только неслышное присутствие Макса.
– Может, пойдем куда-нибудь? – Тот будто мысли подслушал. – Раз уж такая серьезная ситуация.
– К Оливину пойдем. – Гера обнял меня за плечи и потащил прочь от Склифа.
Я даже не успела начать ругаться.
Макс приехал на машине, поэтому дома мы оказались через пару минут. Я позвенела ключами, не сразу попав в скважину, бросила:
– Постойте тут. – И зашла внутрь в поисках компрометирующих предметов.
Как в воду глядела – на столе остался ноутбук с двумя текстами. И если на второй в свете открывшихся обстоятельств можно было наплевать, то первый видеть не должен был никто. Кроме Бориса, очевидным образом уже в нем побывавшего. Я сгребла легкую машину в охапку и бросилась в сторону спальни, чтобы спрятать ее подальше.