Эпоха Обамы. Наши интересы в Белом доме
Шрифт:
«Талибы, по сути дела, мало чем отличаются от других афганских полевых командиров, – отмечали многие специалисты по Афганистану, – и администрация Обамы научилась наконец видеть разницу между вождями повстанцев, отражающими интересы афганских племен, и боевиками «Аль-Каиды», нацеленными на глобальный джихад». Не случайно еще в конце 2010 года чиновники и дипломаты США поддержали требование президента Афганистана Хамида Карзая о смягчении санкций для лидеров Талибана. В итоге Вашингтону удалось протолкнуть в Совбезе ООН резолюцию, согласно которой санкции в отношении боевиков «Аль-Каиды» и Талибана были разделены, а имена многих талибов вычеркнуты из черного списка террористов. Конечно в первую очередь это коснулось тех лидеров движения, которые не исключают возможности «национального примирения» и готовы играть роль посредников на переговорах с американцами. Однако наблюдателей поразило, что в число талибов, получивших индульгенцию, попали такие одиозные деятели, как Мохаммед Каламуддин, который в талибском правительстве муллы Омара
Как бы то ни было, американцы были убеждены, что снятие санкций позволит вождям «Талибана» беспрепятственно выезжать за границу и принимать участие в переговорах. Потенциальных посредников было хоть отбавляй: свои услуги предлагали Турция, Туркмения, Катар, Саудовская Аравия и Германия. И становилось очевидно, что если талибы перестанут скрываться, западные страны смогут избежать таких досадных недоразумений, как прошедшая в 2010 году встреча британских и афганских представителей с мнимым муллой Ахтаром Мохаммедом Мансуром, который оказался обыкновенным торговцем из Кветты. Что касается условий, которые выдвигали Соединенные Штаты, в исследовании аналитического центра Stratfor говорилось, что «Америка, на самом деле, не собирается уходить из Афганистана и заявления Обамы не более чем блеф» [342] . Политологи отмечали, что США планируют договориться с талибами о примирении и разместить крупные военные базы на севере страны неподалеку от китайских границ».
342
The Stratfor. 2011. July. 19.
Вопрос был только в том, нужны ли переговоры лидерам «Талибана». Ведь как уже говорилось, движение контролировало большую часть Афганистана и практически во всех провинциях страны, прежде всего, на юге имело свои теневые правительства. Нуристан, например, после вывода коалиционных войск, фактически превратился в талибскую республику.
В провинции правил «теневой губернатор» Талибана Джамиль Рахман, были введены законы шариата, местные власти бежали, а над столицей Паруна взвился белый флаг Исламского эмирата. Главный «смотрящий» талибов в Кунаре Кари Зиаур Рахман предсказывал западным союзникам «позорное поражение», отмечая, что все крупные выступления в стране зарождались именно в Кунарском ущелье. «Происходящее в приграничных с Пакистаном провинциях, – отмечал журнал The National Interest, – это генеральная репетиция того, что ожидает Афганистан после ухода НАТО» [343] .
343
The National Interest. 2011. May. 23.
В этом смысле было очень показательно, что никакие переговоры не помешали талибам летом 2011 года начать свое традиционное наступление. Даже в провинции Герат, которая считалась относительно благополучной, в конце мая прогремели взрывы.
Конечно, лидеры движения Талибан вряд ли могли рассчитывать на то, что им удастся захватить всю территорию страны, как это случилось в 1996 году. Хотя такой сценарий, как бы крамольно это ни звучало, позволил бы обеспечить в Афганистане стабильность и сохранить его территориальную целостность. Но куда более вероятным представлялся вариант раскола Афганистана. Между военными лордами Севера и Юга, предсказывали эксперты, начнется холодная война, в которой ни одна из сторон не будет заинтересована в том, чтобы первой нажать на курок. Что же касается центрального правительства, то армии и силам безопасности удастся сохранить для него лишь земли вокруг Кабула. Многие западные политологи не исключали, что холодная война перерастет в горячую. Афганские таджики, узбеки и хазарейцы опасались пуштунского национализма. К тому же они были убеждены, что талибы еще очень нескоро смогут искупить свою вину перед племенами Северного Афганистана. Но как отмечал еще в начале XX века российский востоковед Андрей Снесарев, «взаимные распри афганцев – это их внутреннее дело, и иностранным державам не следует в них вмешиваться» [344] .
344
Андрей Снесарев. Афганистан. Географическо-политический очерк. М., 1921.
И уже в четвертый раз наступив на те же грабли (имеется в виду опыт трех англо-афганских войн), англосаксы, похоже, вынуждены были с этим согласиться. Еще в начале 2011 года американские военные ничего не хотели слышать о переговорах с талибами (хотя де-факто переговоры уже велись). Напротив, командующий войсками США в Афганистане генерал Дэвид Петреус, выступая в конгрессе, заявлял, что каждые три месяца спецподразделения западных стран уничтожают или берут в плен более 300 лидеров Талибана. И хотя это было явным преувеличением (у талибов просто не могло быть такого количества вождей), эксперты не сомневались, что Соединенные Штаты избрали израильскую тактику точечных ударов по «наиболее опасным террористам». Но, как отмечал бывший посол Британии в Кабуле,
345
Sherard Cowper-Coles. Cables from Kabul: The inside story of the West's Afghanistan campaign. L., 2011.
После того как в марте 2011 года США ввязались в ливийскую авантюру, они были вынуждены пересмотреть свою политику в Афганистане. Многие политологи стали говорить, что Петреус должен действовать по той же схеме, которая принесла ему успех в Ираке, и включить талибов в коалиционное правительство. Однако скептики отвечали, что аналогии здесь неуместны, этнические и племенные распри в Афганистане куда серьезнее религиозных разногласий иракцев, и противостояние шиитов и суннитов не имеет ничего общего с борьбой Северного альянса и Талибана. В отличие от Ирака, где стоило только пригласить мятежных суннитов в коалиционное правительство, как ситуация заметно улучшилась, было очевидно, что в Афганистане этот номер не пройдет». И главное: если бы даже американцы согласились ввести в афганское правительство представителей талибов, было не совсем понятно, о ком именно идет речь. Ведь Талибан – движение аморфное, в котором нет ярко выраженных лидеров, состоящее из разнообразных этнических групп, проживающих на территории Пакистана и Афганистана.
Оставалось только гадать, кто из талибских лидеров мог бы вступить в диалог с Вашингтоном. В статье Генри Киссинджера, опубликованной в начале 2011 года, на вопрос «Как уйти из Афганистана?» был дан лаконичный ответ: «Следует договориться с людьми муллы Омара» [346] . Не с абстрактными талибами, заметьте, а с весьма конкретными полевыми командирами из окружения того самого одноглазого муллы, который до 2001 года был главой Исламского эмирата Афганистан и прятал у себя бен Ладена. «Этого легендарного лидера талибов, – писал The Prospect, – окружает романтический ореол. Предводитель повстанцев с обезображенным лицом и густой смоляной бородой, в извечном черном тюрбане, который все четыре года своего правления практически не покидал Кандагар – духовную столицу талибов, вновь может оказаться на вершине власти» [347] . Нельзя не отметить, что это традиционный сценарий англо-афганских войн: желая сохранить лицо, англосаксы возводят на трон тех лидеров, ради свержения которых начинали боевые действия.
346
Henry Kissinger How to exit Afghanistan without creating wider conflict // The Washington Post. 2011. June. 8.
347
The Prospect. 2011. July. 1.
И хотя в 2001 году мулла Омар был объявлен одним из самых страшных врагов США, через 10 лет американцы пытались найти в нем положительные черты. «Да, талибский правитель Афганистана отказывался выдать Соединенным Штатам бен Ладена, но он никогда не разделял идей глобального джихада, – говорили они. – Омар не международный террорист, а типичный представитель националистического пуштунского движения». В Вашингтоне вспоминали, что афганцы всегда выступали против арабского присутствия в стране. И свидетельством тому был, по словам экспертов, конфликт, возникший в конце 90-х между муллой Омаром и Усамой бен Ладеном. Лидер «Аль-Каиды» попытался тогда выступить с фетвой, однако Омар осадил его, заявив, что он не имеет на это права. Но суть конфликта, конечно, была в другом. Руководители Талибана не желали мириться с идеями бен Ладена, мечтавшего превратить их движение в глобального игрока, действующего далеко за пределами Афганистана.
Обеляя Омара, Соединенные Штаты пытались доказать также, что талибы в отличие от представителей экстремистских организаций, которые скрываются в зоне племен возле афгано-пакистанской границы, не представляют для Запада угрозы. В первую очередь, говорили они, Талибан отстаивает интересы пуштунских племен, мечтающих расширить свое представительство во властных структурах Афганистана. Ведь сейчас самая многочисленная народность в стране фактически лишена возможности оказывать влияние на принятие политических решений.
Многие западные стратеги делали ставку на лидера «Хизбе-Ислами» (Исламской партии Афганистана) Гульбуддина Хекматияра. Этот бывший марксист в 80-е годы примкнул к движению моджахедов, сражавшихся с СССР. Став одним из самых успешных полевых командиров, после падения просоветского режима Наджибуллы он превратил Кабул в развалины, дважды успел побывать афганским премьером, в 1996 году бежал от талибов в Иран, а в 2002-м вернулся в страну и, вступив в тактический альянс с недавними противниками, возглавил антиправительственное восстание в восточных и центральных провинциях Афганистана.