Эпоха Обамы. Наши интересы в Белом доме

Терентьев Александр Владимирович

В марте 2009 года Саркози вернул Францию в военные структуры НАТО, что многие в стране восприняли в штыки. Однако его советникам удалось перетянуть на свою сторону общественное мнение, а на оппозиционные настроения элиты они решили закрыть глаза. Председатель комиссии Национальной ассамблеи по внешней политике Аксель Понятовский назвал баталии по вопросу о статусе Франции в НАТО «бурей в стакане воды». А министр обороны Эрве Морен попытался убедить политиков старой закалки, что после возвращения в военные структуры альянса Париж не будет вынужден согласовывать все свои действия с США. «На дворе уже не 1966 год, – заявил Морен в интервью Associated Press. – Германия, которая была полностью интегрирована в структуры НАТО, тем не менее выступала против войны в Ираке, и никто не вынуждал ее поддерживать американцев. От возвращения в командные структуры НАТО Франция только выиграет, превратившись из обычного актера в одного из авторов сценария» [382] .

382

The Associated Press. 2009. February. 27.

Выступая

перед студентами высшего военного училища в Париже, Саркози напомнил, что курс на постепенное сближение с НАТО «негласно» проводился его предшественниками – Франсуа Миттераном и Жаком Шираком. Действительно, с 1995 года Франция участвовала практически во всех военных миссиях альянса, включая косовскую и афганскую и занимала четвертое место по объему вложений в военный бюджет альянса.

Тем не менее, примирение Франции с НАТО, в первую очередь, было символическим событием. Как писал эксперт по европейской безопасности Марцел ван Харпен, «реинтеграция одного из основателей блока – это не унизительный путь в Каноссу, а торжественное возвращение домой» [383] .

383

The Foreign Affairs. 2009. January/February.

Сторонники Саркози утверждали, что выйдя из военной организации НАТО, де Голль лишил Францию возможности участвовать в принятии ключевых политических решений альянса и страна стала играть роль «харки» – туземных солдат, которые во время войны в Алжире сражались на стороне французов, не получая при этом денежного вознаграждения. «Гиперактивный стиль дипломатии, свойственный нынешнему президенту, – писал основатель французского Института международных отношений Доминик Моизи, – прежде всего отражает изменения во французском самосознании. На смену европоцентризму приходит понимание своей принадлежности к единому западному миру. И хотя сам президент не любит теоретизировать на эту тему, с его приходом к власти в истории Пятой республики начался абсолютно новый период. Вся дипломатия Саркози нацелена на укрепление трансатлантических связей. Его советники убеждены, что в мире, где Америка уступает позиции азиатским гигантам, а Европа находится в институциональном кризисе, Западу как никогда необходимо единство» [384] . Администрация Обамы, в свою очередь, прекрасно понимала, что Франция могла бы стать для Америки идеальным оружием, с помощью которого США могут вернуть себе симпатии Старой Европы.

384

Интервью автора с основателем Французского института международных отношений Домиником Моизи. 2009. Апрель. 2.

Наладились отношения США и с Германией. Меркель инициировала сближение с Вашингтоном, предложив создать «единый трансатлантический рынок» и «принять американскую версию глобализации». Находясь в оппозиции, она выступала с резкой критикой правительства Шредера, отказавшегося поддержать операцию США в Ираке. «В данном случае Шредер говорит только от своего лица, но не от лица немецкого народа, – писала она в The Washington Post. – У Германии – общие ценности с Соединенными Штатами и мы не должны об этом забывать» [385] . Британский журнал The Economist предостерегал Меркель от тесного сближения с Америкой: «Даже такой политический акробат как немецкий канцлер может потерять равновесие, если заокеанские друзья слишком сильно сожмут ее в объятьях» [386] .

385

The Washington Post. 2003. October. 18.

386

The Economist. 2008. November. 10.

В начале сентября 2009 года в Германии разразился скандал после того как немецкие военные отдали приказ атаковать с воздуха два бензовоза, угнанных с одной из баз Бундесвера в афганской провинции Кундуз. В результате бомбежки погибло более ста мирных жителей, и в немецком общественном мнении резко усилились антивоенные настроения. Однако ведущие политические партии не собирались сворачивать миссию в Афганистане. За вывод войск выступали лишь представители Левой партии.

Администрация Обамы поддерживала проамериканские настроения Меркель, понимая, что канцлер Германии становится все более значительной фигурой, претендующей на роль лидера единой Европы. К тому же, как писал немецкий политолог Констанц Штелценмюллер в статье «Российская политика Германии: Ostpolitik для Европы», опубликованной в Foreign Affairs: «Германия является мостом между Россией и Западом, и в США понимают, что Берлин будет задавать тон в отношениях с Москвой» [387] . После российской операции на Кавказе в августе 2008 года именно Германия убеждала западные страны сохранять хладнокровие и не ссориться с «энергетической сверхдержавой». Благодаря жесткой позиции Берлина в ЕС возобладала точка зрения противников дальнейшего

расширения НАТО на восток. Немцы всегда настаивали на том, что развитие нормальных отношений с Россией – в интересах западного мира, и вкладывали огромные средства в российскую экономику.

387

The Foreign Affairs. 2009. May-June.

НАТО: ВЕРСИЯ 3.0

Ключевым моментом в отношениях с Европой стал для Обамы лиссабонский саммит НАТО, который состоялся в конце ноября 2010 года. В эпоху холодной войны цели Североатлантического блока были предельно ясны. Как выразился первый генсек НАТО лорд Гастингс Исмэй, заключались они в том, чтобы «держать русских вне Европы, американцев – в Европе, а немцев – под контролем Европы». После распада СССР и объединения Германии альянс столкнулся с кризисом идентичности, преодолеть который натовские стратеги пытались с помощью расширения на Восток. Правда, вступление в НАТО бывших членов Варшавского Договора, которые продолжали видеть в этой организации «бастион против России», не позволяло ей сформулировать новые цели и обрекало на маргинальную роль. Проблемы, которые возникли при обсуждении заявок Киева и Тбилиси на присоединение к альянсу, вынудили большинство экспертов признать концепцию расширения тупиковой. «Расширение североатлантического блока, – отмечал американский политолог Дэниэл Лариссон после войны на Кавказе в августе 2008 года, – таит в себе большую угрозу для мира в Европе, чем его распад» [388] .

388

The American Conservative. 2008. August. 29.

Отказавшись, по крайней мере на время, от геополитических игр на постсоветском пространстве, лидеры НАТО вынуждены были выбрать модель, которая позволит оправдать дальнейшее существование «самого успешного военно-политического блока в истории» (именно так именуется Североатлантический альянс в официальных документах). Либо они должны были согласиться с традиционной концепцией «оборонительного союза демократий», основной целью которого является обеспечение безопасности в Европе, либо принять англосаксонский вариант глобальной НАТО – организации, которая будет расширять зону ответственности и привлекать в свои ряды новых неевропейских членов, таких как Япония и Австралия.

Лариссон утверждал, что «Соединенные Штаты надеются превратить НАТО в глобального жандарма, который санкционировал бы имперские завоевательные походы Вашингтона. Однако европейские политики скептически относятся к мировой миссии альянса» [389] . Многие из них были убеждены, что операция в Афганистане, первая полноценная военная акция НАТО за пределами привычной зоны ответственности, доказала неэффективность стратегии глобалистов. Как отмечал глава исследовательского подразделения Оборонного колледжа НАТО Карл-Хайнц Камп, «эпоха, когда альянс виделся субподрядчиком ООН по наведению порядка, подходит к концу, и в Брюсселе все чаще можно услышать разговоры о необходимости вернуться к истокам» [390] .

389

Ibidem.

390

Der Spiegel. 2010. Nov. 18.

Еще во время иракского кризиса 2003 года, когда в столицах Старого Света критиковали одностороннюю политику Буша-младшего, американский политолог Роберт Каган заявил, что разногласия трансатлантических союзников носят экзистенциальный характер: американцы родом с Марса, а европейцы – с Венеры [391] . Большинство аналитиков, утверждали, что это и является главной причиной кризиса НАТО. Соединенные Штаты постоянно упрекали своих европейских союзников в нежелании разделить с ними ответственность за судьбу неспокойных регионов, растущем пацифизме и пораженчестве. Провальная кампания в Афганистане лишь усиливала антивоенные настроения в Европе и углубляла раскол между союзниками по НАТО. «В Вашингтоне убеждены, – писал журнал The Nation, – что страны ЕС находятся в летаргическом сне и неспособны отстаивать ценности западной цивилизации» [392] . Раздражение у американцев вызывал тот факт, что в 2010 году крупнейшие европейские государства резко сокращали расходы на оборону.

391

Robert Kagan. Of Paradise and Power. America and Europe in the New World Order. NY., 2003.

392

The Nation. 2010. October. 26.

В Британии, например, коалиционное правительство консерваторов и либдемов планировало урезать военный бюджет на 20–25 %. Меры экономии затронули даже те воинские подразделения, которые всегда считались предметом национальной гордости, – Королевский флот и авиацию. И хотя сформированный премьер-министром Дэвидом Камероном Совет по национальной безопасности принял решение сохранить ядерный потенциал страны, содержание четырех подводных лодок, оснащенных баллистическими ракетами, многим в Лондоне казалось уже чересчур накладным.