Эпоха Обамы. Наши интересы в Белом доме
Шрифт:
Рассматривался также вариант американского военного удара по Ирану. Многие эксперты называли даже конкретные сроки начала операции. Однако главе Пентагона Роберту Гейтсу и председателю комитета начальников штабов Майклу Маллену удалось убедить Буша в том, что открытие третьего фронта станет для Америки непосильным бременем. При этом утверждалось, что военная операция лишь затормозит на несколько лет развитие иранской ядерной программы, но не остановит ее, а разговоры о военном решении только подогреют желание иранцев иметь собственный ядерный арсенал. «Политика запугивания, – отмечал американский политолог Збигнев Бжезинский, – не помешала Индии и Пакистану стать обладателями ядерного оружия. И Соединенным Штатам ничего не оставалось, кроме как наладить с ними отношения. Какой урок должны вынести из этого иранские лидеры?» [429] Бжезинский, который во время предвыборной кампании был главным советником Обамы по внешней политике, настаивал на том, что «миф об Иране как о самоубийце, который использует свой первый ядерный заряд против Израиля, является результатом паранойи и демагогии, а не серьезного стратегического расчета» [430] .
429
The Washington Post. 2009. February. 5.
430
Ibidem.
«Иран –
Сторонники диалога с Тегераном были убеждены, что Соединенные Штаты могли бы восстановить на Ближнем Востоке систему союзов, которая существовала во времена шахского Ирана. Ведь, как показал опыт войны с терроризмом, стратегические интересы двух стран во многом совпадают. Военные операции США в Афганистане и Ираке оказались на руку иранцам, поскольку в результате были уничтожены их главные соперники в регионе: Саддам Хусейн и Талибан. Благодаря американским солдатам впервые с момента образования иракского государства шиитское большинство, которое тяготеет к бывшей метрополии, оказалось у власти в Багдаде. Некоторые эксперты заговорили тогда, что Соединенные Штаты втайне планируют заменить своих суннитских союзников – правителей Египта, Иордании и Саудовской Аравии – шиитскими партнерами и, формируя проиранские правительства в Ираке и Афганистане, подготавливают почву для возрождения альянса с Тегераном. Как отмечал старший научный сотрудник Института востоковедения Александр Лукоянов, «в странах НАТО многие желают видеть Иран экономически мощным государством. Объясняется это тем, что в перспективе они надеются сделать его своим основным союзником в регионе» [432] . Американские стратеги не исключали, что, наладив отношения с Вашингтоном, Тегеран вернется «к традиционной и вполне естественной с геополитической точки зрения стратегии конструктивного взаимодействия с Израилем, проводившейся до 1979 года». Как отмечал бывший агент ЦРУ на Ближнем Востоке Роберт Бэр, «Соединенные Штаты не должны мешать Ирану в его стремлении к господству в исламе. Два государства созрели для заключения альянса по образцу того, что создали в свое время Никсон и Мао» [433] .
431
Ray Takeyh. Hidden Iran: Paradox and Power in the Islamic Republic. NY., 2006.
432
Интервью автора со старшим научным сотрудником Института востоковедения РАН Александром Лукояновым. 2009. Февраль. 21.
433
Robert Baer. The Devil We Know: Dealing with the New Iranian Superpower. NY. 2008.
Тем не менее в США сохраняла позиции и антииранская группировка, которая выступала против переговоров с Тегераном. По мнению критиков инициативы новой администрации, личная встреча с американским президентом только придаст Ахмадинежаду уверенности и укрепит его авторитет как в Иране, так и за его пределами. К тому же, как отмечали американские «ястребы», на Ближнем Востоке призыв Обамы к переговорам без предварительных условий был воспринят как проявление слабости США.
Многие эксперты были убеждены, что длительные переговоры, которые, скорее всего, превратятся в парадную фотосессию, будут использованы иранскими лидерами для того, чтобы выиграть время, столь необходимое для создания ядерной бомбы. Как отмечал бывший представитель США в ООН Джон Болтон, «по итогам пяти лет переговоров с европейцами Иран на пять лет продвинулся на пути к ядерному статусу» [434] . «Шансы на успех переговоров с нынешними властями Ирана равны нулю, – вторила ему французский специалист по контролю над ядерными вооружениями Терез Дельпеш. – В ближайшее время необходимо будет принять новые, более жесткие санкции против этого государства и вернуться к обсуждению военного варианта решения иранской проблемы» [435] .
434
Foreign Affairs. 2009. March-April.
435
The New York Times. 2009. December. 22.
Лозунг переговоров без предварительных условий вызвал нарекания и в стане американских правозащитников, а также среди представителей влиятельного израильского лобби. «При проведении американо-иранских переговоров, – писал раввин Авраам Купер в The Washington Times, – следовало бы использовать сценарий, разработанный госсекретарем рейгановской администрации Джорджем Шульцем во времена холодной войны. Тогда Госдепартамент при заключении любых сделок с Советами ставил во главу угла права человека. Даже если речь шла о жизненно важных вопросах, связанных с ядерной сферой» [436] .
436
The Washington Times. 2009. January. 17.
Некоторые
437
Интервью автора со старшим научным сотрудником Института востоковедения РАН Александром Лукояновым. 2009. Февраль. 21.
К антиамериканскому лагерю в Иране в первую очередь причисляли соратников духовного наставника Ахмадинежада – аятоллы Месбаха Язди, возглавлявшего крупный богословский центр в Куме, исламские фонды, консервативную часть Корпуса стражей исламской революции и подчиненные ему силы сопротивления «Басидж». Как утверждал президент Института Ближнего Востока Евгений Сатановский, «политика в Иране – однопартийная, но «многоподъездная», как в ЦК КПСС». И добиться единодушия аятолл в том или ином вопросе практически невозможно. Многое зависит от позиции рахбара Али Хаменеи – верховного революционного лидера, который де-факто управляет страной, точно так же, как СССР в свое время руководил генсек ЦК, а вовсе не формальный лидер государства» [438] .
438
Интервью автора с президентом Института Ближнего Востока Евгением Сатановским. 2009. Июнь. 12.
Как отмечали эксперты, еще в конце 90-х Хаменеи и люди из его окружения заговорили о том, что со временем ИРИ сможет претендовать на статус сверхдержавы, а в конце нулевых они пришли к выводу, что для достижения этой цели необходимо заключить тактический альянс с Западом, который гарантирует им годы мирной жизни. Конечно, Ахмадинежад не подходил на роль переговорщика, призванного наладить диалог с Соединенными Штатами. «Своей антиамериканской риторикой он завоевал сердца людей в иранской провинции и в странах развивающегося мира, которые воспринимают его как настоящего поп-идола» [439] , – писал Рей Такей – однако на Западе его изображали как исчадие ада».
439
Ray Takeyh. Hidden Iran: Paradox and Power in the Islamic Republic. NY., 2006.
«В 2005 году, – рассказывали политологи, – выбор иранского руководства пал на Ахмадинежада не случайно. Его миссия заключалась в том, чтобы вдохнуть новую жизнь в социальные программы, многие из которых были свернуты в период правления Хатами, и продемонстрировать Западу решимость и способность к проведению нового курса. Однако в 2009 году в связи с падением цен на нефть и высоким уровнем инфляции Ирану вновь пришлось сокращать расходы на социальную сферу. К тому же на первый план выступили вопросы внешней политики, и многие эксперты предсказывали, что Ахмадинежада, скорее всего, сменят, чтобы не раздражать Запад.
Однако на выборах в июне 2009 года победу все же одержал Ахмадинежад и в стране начались массовые демонстрации протеста. Конечно, оспаривать результаты выборов в данном случае было довольно странно. Ахмадинежад набрал в два раза больше голосов, чем его основной конкурент реформист Мир Хосейн Мусави (63 % – 34 %), которого не спасла даже высокая явка избирателей (85 %).
После того как верховный лидер Али Хаменеи обрушился с критикой на реформистов, обвинив их в связи «с врагами иранского народа» и «забвении революционных идеалов» стало очевидно, что США не стоит рассчитывать на победу «прагматичных» кандидатов. Впрочем, все было решено еще в тот момент, когда от участия в предвыборной гонке отказался аятолла Горбачев Хатами (именно на его возвращение к власти рассчитывал Барак Обама). Ожидания американского президента не оправдались: либеральный аятолла с неохотой участвовал в предвыборной кампании, и после того как в день Революции на него напала вооруженная толпа, скандирующая «смерть Хатами, не хотим американского правительства», снял свою кандидатуру в пользу другого реформиста – Мир Хосейна Мусави.
Мусави – один из старожилов тегеранской элиты. С 1981 по 1989 год на посту премьера ему удалось выстроить централизованную экономику, которая позволила Ирану избежать экономического кризиса в годы войны с Ираком. Мусави примыкал к сторонникам Ассамблеи борющегося духовенства, которая считалась главной базой реформаторского движения. Его называли центристским кандидатом, способным примирить прагматичных политиков из консервативного и либерального лагеря, однако в итоге он выбрал иную нишу, провозгласив себя верным последователем основателя Исламской республики имама Хомейни и набрав в команду радикалов всех мастей: от фундаменталистов до реформистов. Конечно, на выборах его поддержали те слои населения, которые были настроены против Ахмадинежада: жители крупных городов, интеллигенция, студенчество и бизнесмены, однако если в начале предвыборной кампании среди его сторонников преобладали прагматики, то к моменту голосования инициативу перехватили радикалы, организовавшие массовые демонстрации «несогласных».