Эпоха Обамы. Наши интересы в Белом доме

Терентьев Александр Владимирович

Израильские амбиции являлись для администрации Обамы серьезным препятствием в переговорах по иранской ядерной проблеме. «Если мы намерены убедить мировое сообщество в необходимости наказать Тегеран, – отмечал Брюс Ридель, бывший директор по делам Ближнего Востока и Южной Азии в Совете национальной безопасности, – Израилю придется выйти из подполья. Политика двойных стандартов рано или поздно провалится» [446] .

Однако через месяц после обзорной конференции 9 июня 2010 года Совбез ООН все-таки принял антииранские санкции. Как констатировала The Financial Times, «Россия, долгое время защищавшая Иран, неожиданно сдалась и согласилась с точкой зрения западных стран» [447] . Впрочем, удивляться не приходилось.

446

Ibidem.

447

The Financil Times. 2010. June 17.

Помощь

в иранском вопросе президент Медведев, находившийся под впечатлением от перезагрузочных инициатив США, пообещал предоставить еще во время своего визита в Нью-Йорк в ноябре 2009 года. И хотя многие дипломаты настаивали на том, что для России разрыв с Тегераном – куда более серьезная жертва, чем для Америки отказ от размещения ПРО в Восточной Европе, восторжествовал атлантистский подход.

Конечно, чтобы заручиться поддержкой Москвы, Госдепу пришлось отказаться от варианта «калечащих» санкций, которые должны были парализовать экономику Ирана и предполагали запрет на поставки в страну нефтепродуктов и замораживание счетов Исламской республики в ведущих мировых банках. Предложенные «умные» санкции были куда менее жесткими. Они вводили эмбарго на продажу Тегерану тяжелых вооружений, усиливали контроль за финансовыми сделками, в которых участвуют иранские банки и устанавливали новый режим проверки кораблей, плавающих под флагом ИРИ.

В ответ на согласие Москвы поддержать их проект резолюции, Соединенные Штаты отменили санкции, введенные ранее против предприятий российского ВПК, и пообещали не вводить запрет на поставку в Тегеран зенитных батарей С-300 Консервативные комментаторы в Вашингтоне тут же обвинили Обаму «в преждевременных и неоправданных уступках». «Не получив от Москвы твердых обязательств в вопросе о поставках С-300, – отмечал экс-советник Буша-младшего по России Дэвид Крамер, – демократы совершили серьезную ошибку. Ведь чтобы Кремль поддержал смягченный вариант резолюции, никто не требовал от Америки таких жертв. Не стоит забывать, что Россия уже трижды голосовала за антииранские санкции, и США не предлагали ей взамен никаких пряников» [448] . Бывший представитель США в ООН Джон Болтон также критиковал демократическую администрацию, которая, по его мнению, «находилась в столь отчаянном положении, что позволила главе российского МИД Сергею Лаврову сорвать банк» [449] . Однако российский президент Медведев, который надеялся угодить американским партнерам, в сентябре 2010 года сам «заморозил» контракт с ИРИ и вернул аванс, выплаченный иранской госкомпанией Aerospace Industries Organization.

448

The Congressional Record 111th Congress (2009–2010)

449

The Wall Street Journal. 2010. June. 20.

Если с позицией России все было понятно уже давно, решение КНР поддержать санкции стало для Тегерана холодным душем. Ведь еще в ноябре 2009 года во время визита Барака Обамы в Пекин Ху Цзиньтао дал понять, что китайцы до последнего будут отстаивать дипломатический путь решения иранской проблемы. Ахмадинежад был настолько уверен в их поддержке, что не обращал никакого внимания на ультиматумы Вашингтона. Однако в начале апреля в преддверии саммита по ядерному разоружению председатель КНР неожиданно для всех заявил, что не возражает против предлагаемых Западом карательных мер. Что повлияло на позицию Пекина? «Прежде всего, – отмечал эксперт китайской Академии общественных наук Тао Вэньдзао, – в своей политической философии Поднебесная отходит от традиционной формулы о неприемлемости санкций» [450] . Очевидно также, что конформистский Китай не хотел ссориться с остальными членами Совбеза ООН, применяя право вето. Однако решающую роль, как это ни парадоксально, сыграли для КНР экономические соображения. В течение года американцы рассуждали об ответственности за судьбу Ближнего Востока, но прагматичный Китай пропускал их слова мимо ушей. И только израильской делегации, посетившей Пекин в феврале, удалось найти аргументы, которые подействовали на китайских руководителей. Израильтяне оперировали цифрами, продемонстрировав, какие убытки может понести КНР в результате бомбардировки иранских ядерных объектов. И как заявил один из советников Нетаньяху, «для китайцев стало очевидно, что поддержка антииранских санкций – меньшее из двух зол».

450

The Global Times. 2010. June. 11.

Правда, свой голос в Совбезе ООН они попытались продать как можно дороже. Им удалось настоять на том, что санкции не ударят по иранской энергетике и не станут препятствием для экономического сотрудничества Китая с Исламской Республикой. Более того, западные страны гарантировали, что любые карательные меры, которые будут приняты в одностороннем порядке, не затронут китайские компании, ведущие бизнес в Иране. А в качестве бонуса китайцы получили обещание от администрации Обамы не публиковать доклад, осуждающий валютную политику КНР, который мог бы негативно сказаться на инвестиционной привлекательности азиатского гиганта.

За день до обсуждения американской резолюции в Совбезе ООН Иран преподнес сюрприз мировому сообществу, заключив урановую сделку с Турцией и Бразилией. Согласно подписанному в Тегеране договору, Иран должен был передать Турции 1200 кг своего низкообогащенного урана, а взамен получить 120 кг урана с более высоким уровнем обогащения. Лишившись поддержки традиционных союзников,

иранские лидеры не растерялись и очень рационально подошли к выбору новых партнеров. Анкара и Бразилиа – респектабельные столицы, которых никак нельзя было назвать «пособниками изгоев». При этом и премьер-министр Турции Реджеп Тайип Эрдоган, и президент Бразилии Лула да Сильва считались лидерами популярными и самостоятельными, не скрывающими своих региональных амбиций. Их страны входили в этот момент в Совет Безопасности, и хотя правом вето они не обладали, их слово имело вес, поскольку для принятия резолюции требовалось большинство голосов. Вступившись за Иран, они, безусловно, заработали себе политический капитал. По словам научного сотрудника Фонда Карнеги Хенри Барки, «в третьем мире урановое соглашение было воспринято на ура, а Лула и Эрдоган стали кумирами миллионов, чуть было не оставив Америку с носом» [451] .

451

http://carnegieendowment.org/

В США антииранские санкции были восприняты крайне негативно. Представители леволиберального лагеря утверждали, что президент отказался от тактики переговоров в тот самый момент, когда она начала приносить первые успехи. Ахмадинежад, словно желая подыграть им, утверждал, что «договоренность об обмене радиоактивными материалами с Турцией и Бразилией – это шанс, который второй раз может не представиться», и угрожал пересмотреть отношения с МАГАТЭ.

«Критики Ирана для нас словно назойливые мухи, – заявил иранский президент после заседания Совбеза, – а резолюция ООН не более чем использованная салфетка, которую можно выбросить при первом удобном случае» [452] . И хотя администрация США утверждала, что, добившись принятия санкций, она «изолировала иранский режим», многие в Америке, скорее, были согласны с Ахмадинежадом. «Родив мышь после 16 месяцев тяжких потуг, – писал колумнист The Washington Post Чарльз Краутхаммер, – команда Обамы набрала в Совете Безопасности лишь 12 голосов в поддержку своих жалких санкций, которые были полностью выхолощены Россией и Китаем» [453] .

452

The New York Times. 2010. June. 10.

453

The Washington Post. 2010. June. 13.

Эксперты отмечали, что разговоры об изоляции Ирана явно преждевременны. Доказательством тому служил состоявшийся за день до принятия санкций стамбульский саммит по региональной безопасности, на котором лидеры России и Турции выразили поддержку Ахмадинежаду. Сам иранский президент чувствовал себя весьма уверенно и даже отчитал Москву за атлантистский курс, отметив, что она рискует «оказаться в компании врагов иранского народа».

То, что Обаме не удалось навести мосты с Тегераном, естественно, сказалось на положении США в Ираке, который все чаще называли «иранским сателлитом». До тех пор пока в августе 2005 года Исламская республика не объявила о возобновлении ядерной программы, в Ираке действовали джентльменские американо-иранские договоренности, выработанные еще Полом Бремером – гражданским управляющим при оккупационном режиме. Сразу после завершения операции «Шок и трепет» стороны определили участников политического процесса в Ираке, в число которых смогли попасть только убежденные противники режима партии Баас. «Соперники Хусейна, – отмечала The New York Times, – в годы его правления находились в эмиграции в Тегеране и, сделавшись лидерами нового Ирака, сохранили связи с иранской политической элитой» [454] . С Исламской республикой сближала их и общая вера: большинство из них исповедовали шиизм.

454

The New York Times. 2010. February. 24.

Когда отношения Соединенных Штатов с Ираном зашли в тупик, американцы с ужасом обнаружили, что свержение Саддама Хусейна устранило режим, служивший главным региональным противовесом Тегерану, и начали делать все возможное, чтобы создать в Ираке мощное антииранское движение. Именно с подачи Соединенных Штатов накануне парламентских выборов 2010 года в стране возник оппозиционный блок «Аль-Иракия» во главе с бывшим «переходным» премьер-министром страны Аядом Аллауи. Политическое объединение, в которое вошли представители как шиитских, так и суннитских партий (сам Аллауи – шиит), сделало ставку на преодоление конфессиональных разногласий, пообещав возродить в Ираке светское государство.

«Этнические различия для Аллауи важнее конфессиональных, – отмечал сирийский политолог Мухаммед Сейид Рассас, – и поэтому во внешней политике он планирует ориентироваться не на Иран, а на страны арабского мира. Неслучайно накануне выборов глава «Аль-Иракии» совершил турне по арабским столицам (Эр-Рияд, Амман и Дамаск)» [455] . Приверженность светскому государству и арабский национализм сближал Аллауи со свергнутым США режимом Хусейна. «Потенциальный премьер Ирака и главный фаворит Соединенных Штатов, – отмечал Рассас, – как это ни парадоксально, является политическим наследником Саддама, в партии которого, между прочим, он состоял в 1970-е годы» [456] .

455

Ibidem.

456

Ibidem.