Эпоха перемен 2
Шрифт:
— А… это безопасно? — осторожно спросил Серёжа.
Дядя вздохнул и закатил глаза.
— Жить вообще не безопасно. От этого умирают. Но, раз предлагаю, значит, можно. Только не лазить где попало, идти строго по асфальту вдоль улицы, ясно? И по домам не лазить, а то точно грязь на подошвы нацепляете.
Припять выглядела иначе, чем на многочисленных фотографиях в сети. Улицы были ещё похожи на улицы, с асфальтом, сквозь который лишь местами пробивались молодые деревца. Дома стояли почти целыми, даже окна были на месте, лишь кое-где зияли прорехи.
Мы шли по широкой улице. Справа, за домами, маячило знаменитое колесо обозрения.
— Прогуляемся до парка развлечений, и обратно, — сказал дядя, заметив направление моего взгляда. — Там атмосферно, все приезжие фотографируются.
— А радиации много? — заинтересованно спросил Серёжа.
— Нет. Не много, — ответил дядя.
— Тут улицы отмывали, с пеной, — добавил я. — Поэтому ходить можно.
— После этого, конечно, грязи снова нанесло, но ты прав, её не так много. Но подошвы всё равно придётся помыть, когда вернёмся, — сказал Антон Семёнович. Потом он почесал подбородок и добавил: — в самые опасные места я вас не поведу. Но, чтобы знали, вон там, на улице Дружбы Народов, — он указал налево, — находится самое страшное место в городе.
— Что за место? — заинтересовался Серёжа.
— Медико-санитарная часть сто двадцать шесть, — ответил дядя. — Там есть подвал, набитый старой защитной одеждой пожарных… пару лет назад туда забрёл один бич. Из новеньких, понаехавший. Не был в курсе местных реалий. Так вот, тело нашли тут рядом, на Ленина. Он стащил куртку пожарную и укрывался ей.
— Ужас какой… — сказал я.
— Да, раньше охрана была бдительнее… а сейчас что? Финансирование урезали, народ разбежался. Хотя… если уж совсем честно, кое-кто и раньше в доле был. Несколько лет назад тут в домах батареи срезать начали. Уже и не осталось почти ничего. Недавно вот до проводки добрались. Выдирают провода, значит, и прямо в помещениях обжигают, чтобы, значит, везти было сподручнее.
— И не жалко же себя… — сказал я.
— А жизнь нынче не простая, — вздохнул дядя. — Людям просто на поесть часто не хватает. А здесь вроде как богатства нетронутыми лежат… но это ещё ладно. В городе всё-таки не так много грязи было. А вот там, — он указал налево. — Есть могильник техники ликвидаторов. Вот оттуда тоже что только ни тащат: аккумуляторы, лампы, запчасти… сколько народу уже слегло и сляжет от онкологии, даже не подозревая, где дозу хватанули — не скажет никто.
Парк развлечений выглядел знакомо. Разве что и само колесо, и машинки рядом с ним всё ещё сохраняли краску, и ржавчины почти не было видно.
— Колесо должны были через несколько дней открыть, — сказал дядя, когда мы гуляли по парку. — Но так и не открыли. Можно сказать, символ места… тут вообще много символики всякой. Некоторые вот считают, что после Чернобыля развал СССР стал неизбежным. И вот, что я скажу: в этом что-то есть. Не то, чтобы они прям на сто процентов правы. Всё-таки сложный это процесс был. Но связь определённо какая-то есть.
— Пожалуй, — согласился я.
— Ну всё, давайте обратно, как раз к проходной поспеем, — сказал дядя.
Мы вернулись к железнодорожной станции. Обработали подошвы, проконтролировали результат дядиным прибором.
— Пить охота, не могу… — сказал Серёжа, когда мы садились в машину.
— Ну, уже можно, — кивнул дядя, доставая флягу из багажника.
Он сделал пару глотков сам, потом протянул её Серёже. Тот жадно припал к горловине. Я даже начал волноваться, хватит ли мне — после долгой прогулки по жаре пить действительно хотелось сильно. Видимо, почувствовав мой взгляд, Серёжа прервался и протянул фляжку мне.
Сделав пару глотков, я вернул её Антону Семёновичу.
Мы тронулись. Проехав несколько сотен метров по просёлку, вырулили на вполне приличную асфальтированную дорогу. И тут я впервые увидел саму станцию: разрушенный энергоблок и саркофаг над ним.
— Жутковато, да? — ухмыльнулся дядя.
— Жутковато, что там люди работают, — сказал я. — На соседних блоках.
— Да мы привычные давно… — вздохнул он. — А куда деваться? Энергия-то нужна. Говорят, периодически о закрытии. Вот промышленность окончательно развалится, и точно закроют. Будут избыточные мощности…
Я думал, мы доедем до КПП станции, чтобы въехать на территорию, так сказать, официально. Однако же у Антона Семёновича не было действующего пропуска, поэтому он предупредил, что сначала нужно заехать на базу охраны, уже там выяснить, кто на смене и, если получится, сделать пропуска.
База охраны представляла собой одноэтажное здание из белого кирпича, с двухскатной крышей. Оно находилось на самой окраине Припяти, на дороге, ведущей к станции. Чтобы добраться туда, мы вернулись к городу и там развернулись.
Антон Семёнович припарковал машину за углом. Прежде, чем выйти, он посмотрел на нас и сказал:
— Сидеть тихо, не высовываться.
— А если подойдёт кто? — озабоченно спросил Серёжа.
— Не должен, — ответил дядя. — Но, если что, скажите, что вы в охрану на беседу, устраиваться. Ясно?
— Ясно, — кивнул я.
— Ну лады. Пошёл я. Из машины ни ногой!
Ожидание затягивалось. Солнце поднималось всё выше и выше, приближаясь к полудню. Я попробовал подремать, но без особого успеха: жарко, светло, ещё и тревожно — где дядя так долго пропадает?
Наконец, стало окончательно понятно: что-то не так.
— Надо сходить проверить, — предложил я.
— Дядя сказал, из машины ни ногой, — возразил Серёжа.
— Уже пара часов прошла, — ответил я. — Что-то точно не так.
И тут словно в ответ на мои слова из-за угла ближайшего дома вышла пара человек. Они были одеты в армейский камуфляж, жёлто-коричневый, не похожий на наш. Оба были вооружены АКСами.
— Ложись! — скомандовал я, для верности надавив на Серёжин затылок.