Эпоха потрясений. Проблемы и перспективы мировой финансовой системы

Гринспен Алан

Трудовое законодательство, принятое сразу после войны и нацеленное на сохранение рабочих мест, в период высокого спроса на рабочую силу мало кого затрагивало. В годы быстрого экономического роста работодатели стремились набрать как можно больше работников, чтобы справиться с растущим спросом. Их почти не заботили новые связанные с увольнениями обязательные затраты, которые, казалось, вряд ли когда-нибудь появятся. Баланс, однако, стал меняться по мере завершения послевоенного восстановления. Высокая стоимость увольнения очень скоро отбила у работодателей желание нанимать работников. Уровень безработицы в Западной Германии подскочил с 0,4% (1970 год) почти до 7% (1985 год), а затем перевалил за 9% (2005 год). Глобальный циклический подъем, обеспечивший рост экспортно ориентированного сектора, позволил снизить безработицу до 6,4% к весне 2007 года. Однако долгосрочные структурные проблемы — высокая

безработица и недостаточная производительность труда — остались. Высокая стоимость увольнения является главным препятствием для найма.

В целом Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) считает высокий уровень оплаты труда и щедрые пособия по безработице факторами повышения уровня безработицы в Западной Европе, который значительно выше аналогичного показателя в США. По данным МВФ, производительность труда в странах EU-15³⁹ в 2005 году составляла лишь 83% от уровня производительности в США. В 1995 году этот показатель превышал 90%. В настоящий момент производительность труда ни в одной из стран ЕС не превышает уровень производительности в США. МВФ объясняет рост разрыва «более медленным внедрением новых технологий, особенно информационных и коммуникационных» в сферах финансов, розничной и оптовой торговли. По мнению МВФ, Европе необходимо понизить барьеры на пути конкуренции.

Последний удар по результатам прежнего экономического роста Западной Германии нанесло фатальное решение конвертировать деноминированные в восточногерманских марках активы в западногерманские в соотношении один к одному в рамках объединения двух Германий. Значительно более низкая производительность труда в Восточной Германии до объединения породила опасения, что восточногерманская промышленность окажется полностью неконкурентоспособной и просто обанкротится. Массового бегства производительной рабочей силы с востока на запад в случае отказа от конвертирования в соотношении один к одному канцлер Гельмут Коль, пожалуй, опасался вполне обоснованно. Так или иначе, промышленность Восточной Германии не могла выжить без финансовой поддержки со стороны Федеративной республики. Помимо прочего, восток получил доступ к щедрым западногерманским социальным гарантиям. С момента объединения социальное обеспечение восточных пенсионеров и безработных поглотило около 4% ВВП Германии, если не больше.

Когда уровень жизни в Восточной Германии поднимется до уровня Западной Германии, полагал канцлер Коль, экономические трудности останутся позади, а отвлечение средств западногерманских налогоплательщиков прекратится. По его мнению, этот процесс мог занять от пяти до десяти лет. Карл Отто Пёль, президент Deutsche Bundesbank, центрального банка Западной Германии, говорил накануне объединения, что опасается очень тяжелых последствий этого шага для Германии. Его слова оказались пророческими.

Французы уникальны в смысле глубины влияния их чувства цивилизованности и истории на экономику. Большинство французов отвергают рыночную конкуренцию, т.е. саму основу капиталистической экономики. К ней относятся как к чему-то нецивилизованному или как к «закону джунглей», если выражаться словами Балладюра. Тем не менее они защищают институты капитализма — верховенство закона и в особенности право собственности, — как и другие развитые страны.

Повседневное функционирование экономики сопровождается ментальным противоречием. Французы публично отрекаются от экономического либерализма открытых рынков и глобализации. В 2005 году президент Жак Ширак прямо заявил, что «ультралиберализм является не меньшей угрозой, чем в свое время коммунизм». При этом во Франции немало первоклассных компаний, которые очень эффективно конкурируют на мировой арене {и получают четыре пятых своей прибыли за рубежом). Именно Франция вместе с Германией сделала первый шаг к превращению Европейского союза в зону свободной торговли, которой в марте 2007 года исполнилось 50 лет. (Конечно, мотивы этого шага нельзя назвать полностью экономическими — в большей степени он был обусловлен стремлением к политической инте-грации континента, который пережил две опустошительные мировые войны всего за треть столетия.) И все та же Франция заблокировала процесс интеграции своим отказом от принятия европейской конституции на референдуме {впрочем, это же сделали и другие страны).

Хотя присутствие профсоюзов во французском частном секторе относительно невелико, общенациональные коллективные договоры распространяются на всех работников независимо от того, являются они членами профсоюза или нет. Профсоюзы, таким образом, имеют значительный вес на рынке и в правительстве. Во Франции, как и в Германии, действует поддерживаемое профсоюзами регулирование,

направленное на сохранение рабочих мест. Оно делает увольнение дорогим удовольствием, что выливается в сокращение найма работников и значительное повышение уровня безработицы по сравнению со странами, где стоимость увольнения так же невысока, как и в США.

Повышение стоимости рабочей силы для бизнеса (особенно затрат на пенсионное обеспечение) заставляет французское правительство идти на скромные реформы, однако они наталкиваются на марши протеста на Елисейских Полях. Эта тактика приводила в отчаяние не одно правительство.

Очень трудно увидеть что-то позитивное в экономических перспективах Франции. Данные МВФ показывают, что Франция по доходу на душу населения переместилась с 11-го места (1980 год) на 18-е место в мире (2005 год). Средний уровень безработицы в начале 1970-х годов составлял 2.5%. С конца 1980-х годов он колеблется между 8 и 12%. Тем не менее народ Франции обладает настолько сильным чувством свободы и национального самосознания, что в трудных условиях вполне способен перегруппироваться и успешно войти в глобальное сообщество. Подозреваю, что сейчас, после избрания Николя Саркози президентом, именно это и происходит. Я бы назвал этого политика многообещающим лидером. Конечно. на публике он ведет себя как твердый протекционист. Однако во время нашей встречи в 2004 году, когда он был министром финансов, в его высказываниях звучало восхищение гибкостью американской экономической модели. Мировые конкурентные рынки в любом случае приведут его к этой модели. Столкновение культуры и стремления к экономическому благополучию неизбежно.

У Италии, страдающей во многом от тех же проблем, что и Франция, сходные перспективы. Рим был центром цивилизации более двух тысячелетий. Италии, несмотря на ее взлеты и падения, как и Франции, удавалось двигаться вперед. Переход на евро в 1999 году сразу превратил Италию в державу с сильной валютой (лира должна была непрерывно терять свою стоимость, чтобы Италия сохраняла глобальную конкурентоспособность), низкими процентными ставками и низкой инфляцией. Однако итальянская культура финансовой расточительности не изменилась с приходом новой валюты. Без периодического обесценения, своего рода предохранительного клапана, Италия стала отставать. Разговоры о возвращении лиры (и снижения ее стоимости), конечно, не более чем разговоры. Процедура возвращения и выбор момента обратного перехода представляют огромную проблему и крайне дорогостоящи. Вид этой пропасти и страх оказаться на ее дне раньше или позже заставят правительство Италии пойти на реформы, необходимость которых очевидна как самим итальянцам, так и их глобальным партнерам.

Однако историческое наследие и культура цивилизованности сами по себе не способны поддержать экономику зоны евро или, в более широком плане. Европейского союза. На лиссабонской встрече в марте 2000 года лидеры стран ЕС признали, что европейская экономическая модель нуждается в повышении конкурентоспособности. Они инициировали программу, так называемую «Лиссабонскую повестку», целью которой является полное обновление и повышение конкурентоспособности стран Европы в течение 10 лет. Достигнутые к сегодняшнему дню результаты далеки от этой достойной похвалы цели. Налицо потребность в ускорении преобразований, В последний год Европа демонстрировала признаки циклического роста, связанного с быстрым развитием мировой экономики. Вместе с тем по причинам, которые очерчиваются в главе 25, темп мирового роста будет снижаться, и если обусловленные культурой структурные экономические проблемы зоны евро не решить сейчас, то со временем они лишь усугубятся⁴⁰.

Япония, пожалуй, имеет самое однородное в культурном отношении общество среди крупных промышленно развитых стран. Ее иммиграционное законодательство препятствует переселению в страну тех, у кого нет японских корней, и укрепляет традиционализм. Это высоко цивилизованное общество, которое избегает созидательного разрушения. Японцы не одобряют быстрое перетекание рабочей силы и частые увольнения работников в связи с ликвидацией или преобразованием устаревших предприятий. Тем не менее в период с конца Второй мировой войны по 1989 год Японии удалось создать одну из самых успешных капиталистических экономических систем. Послевоенное восстановление потребовало полного использования доступной рабочей силы — случаи увольнения были редкостью, а Япония получила известность как страна с системой пожизненного найма. Неэффективные компании держались за счет растущего спроса. К 1989 году земля подорожала так, что участок, на котором стоял императорский дворец, оценивался во столько же, сколько стоила вся недвижимость штата Калифорния. В то время, помнится, я еще удивлялся странности таких оценок.