Эпоха рок-н-ролла
Шрифт:
Увы, эта идиллия была недолгой. Может быть, безумный Лондон был все же слишком близко. Безумие вообще ближе, чем кажется (и ты это знаешь, друг). Во всяком случае, после резкого и недвусмысленного объяснения с Фрэнком Торогудом, распоряжавшимся его делами, Брайан был найден мертвым в бассейне купленной им виллы: одни видят в этом прямое последствие разговора, другие соглашаются с полицейской версией несчастного случая.
Когда мистер Джонс-отец узнал о смерти сына, он попросил сжечь все его личные вещи, которые только удастся обнаружить, — так, словно речь шла не о вещах его ребенка, а об останках некоего исчадия ада, таящих в себе коварный и всепроницающий тлен… Вещей, кстати, осталось немного. Некоторые из них — подарки Брайана — миссис Хэлетт сохранила до сих пор. Она охотно рассказывает о нем — в отличие от родителей,
Брайан Джонс, друг, — хорошее кольцо. Своею смертью он свяжет тему не хуже, чем связал ею величайшую в истории рок-н-ролла группу — “Роллинг Стоунз”. По сути, все уже сказано. По крайней мере, названо. Может быть, стоит пробежаться по теме легким арпеджио, чтобы вспомнить предреченную “музыку гибели” и ту битву с демонами или с самой смертью, в которую Джими Хендрикс превратил свой последний концерт в Беркли, а также “первое поколение чертенят, чувствующих себя защищенными от всех горестей и катастроф”, и “ангелов ада”, которые, вырвавшись из апокрифа Патти Смит, так брутально и навсамомделе явили себя в Альтамонте, а заодно уж и прозрачного доктора, психоделические мили и, наконец, того, кому несчастный Роберт Джонсон отчаянно заложил свою душу…
Да, друг, говоря о рок-н-ролле, разговора о дьяволе не избежать, даже если мы захотим малодушно уйти от этого. Ибо если беснование “Sex Pistols” на сцене в наш посмодернистский век еще можно счесть… ну, оригинальной манерой исполнения, то с такими семантическими конструкциями, как “Their Satanic Majesties Request” и “Sympathy for the Devil”, придется все же как-то считаться. То есть пытаться понять, что, собственно, имелось в виду? И что значит в нашей культуре, с ее ярко выраженным дуализмом (Бог-дьявол), манифестирование, обращение к силам, определенно ассоциирующимся со злом?
Не помню кем и по какому поводу было сказано, что всякое явление культуры может быть осмыслено только в отчетливо-христианском контексте. Это было бы совершенно верно, если бы еще такой контекст существовал: по сути все западное общество уже давно живет за пределами христианского времени… Рок знаменует собой эпоху брожения и относительности (во всем), когда прежние незыблемые ориентиры (скажем, государство, патриотизм) утеряны или низвергнуты; рок помогает их низвержению. Такое впечатление, что дело происходит в эпоху поздней античности, когда христианство переживалось, как непрерывное брожение умов, исповедание разных толков каждой религиозной общиной, когда оно еще не отстоялось в своей мысли, когда все богопознание по Новому Завету Христа происходило на интуитивном уровне, а сами новозаветные книги не были еще написаны, выверены, отредактированы — существовали пока еще только прото-евангелия, которых к тому же было гораздо больше, чем в Библии, и они представляли из себя свод текстов гораздо более противоречивый, чем представляют собой четыре евангелия и предания теперь…
И кто же дьявол в этой схеме? Не будем только делать схоластических выводов; честнее будет, если мы прямо отправимся по его следам…
Летом 1967-го Брайан Джонс побывал в Монтерее (Калифорния), где занималась Эпоха Больших Фестивалей: музыка из подвалов и клубов выплеснулась на зеленый простор, и звуки ее были так же неслыханны, как невиданны были люди, внимавшие им. Пуританская Америка кончилась. Монтерей наводнили хиппи, проповедники неизвестных религий, продавцы марихуаны, авантюристы и искатели приключений вроде Кена Кизи, длинноволосые дикари, поборники сексуальной свободы и иные персонажи, которых не так-то просто определить. Время Фестивалей было первой карнавальной эпохой в истории человечества: да-да, ряженые вторглись в историю, серьезную историю серьезных политиков, историю ЦРУ и КГБ — и изменили ее ход… Конечно, вьетнамская война закончилась не потому, что хиппи в Чикаго вставляли гвоздики в направленные на них дула автоматов, — но после этого в самой Америке уже не осталось патриотов вьетнамской войны. И кризис Франции де Голля созревал не в Латинском квартале Парижа — но именно захват студентами Сорбонны в мае 1968-го ознаменовал конец очередной республики. Черные флаги анархии на фронтоне университета, несколько перевернутых машин, подожженное министерство, столкновение многотысячных толп молодежи с полицией, газ, водометные пушки — и при этом ни одного трупа. Девушки в красном. Девушки в черном. И надо всем этим — музыка, музыка. музыка… Вспышка огней, Капитан Чудо, товарищ Че, Мао Цзэдун, Мишель Бакунин и сам Сатана — все это карнавальные герои, призванные покончить со скукой серьезного мира, мира холодной войны и атомной бомбы; мира затаенных страхов, которые парализуют человеческую волю. Страха исчезнуть без следа, как в Хиросиме; страха потерять работу и статус; страха быть застуканным в постели с любовницей…
Весть об освобождении шла вместе с музыкой. Чем больше было музыки, тем дерзостнее были попытки разорвать связи с отчим миром. Джордж Харрисон летом 1967-го тоже побывал в Калифорнии, но уехал оттуда несколько перепуганный американским равнинным размахом того, что в Европе носило более цивилизованный и камерный характер: опытов с наркотиками, “возвращением в природу” или попыток испытать в прохладном англиканском моральном климате те восторги земной любви, о которых рассказывали вчерашним протестантам древние скульптуры на фронтоне индийского храма в Кальджурахо.
Напротив, Брайан Джонс чувствовал себя в Монтерее совершенно в своей тарелке среди двухсот тысяч поклонников рок-музыки. Есть фотография, на которой он заснят вместе с Хендриксом: они идут… нет, они величественно шествуют среди непосвященных — два героя, два рыцаря карнавала, в ослепительном блеске немыслимых доспехов: Брайан одет в светлый средневековый кафтан, Джими — в гусарский мундир времен войны Севера и Юга…
Вернувшись в Лондон, Брайан настоял, чтобы “Стоунз” сделали альбом в той новой “психоделической” стилистике, которая родилась, не без помощи ЛСД и кислотных проповедей доктора Тимоти Лири, на Западе Америки и постепенно проникала в Европу (обосновавшись во Франции, со звуками интенсивно экспериментировали “Pink Floyd” и “Soft Mashine”). “Стоунз” приняли вызов и впервые в своей жизни заперлись в студии. Так через несколько месяцев появился альбом “Их сатанинские величества…”
Занимая в обширнейшей дискографии “Стоунз” незаметное место на отшибе, альбом этот сыграл поистине роковую роль в судьбе группы. Уже в начале работы над ним от группы отказался менеджер Эндрью Олдэм, которого испугали музыкальные изыски, вдохновлявшие Брайана. “Это был некоммерческий альбом… — объяснял он потом. — Меня интересуют мелодии… А здесь песни не были даже написаны заранее. Они сидели по десять часов в студии, отыскивая подходящий гитарный рифф… Это безумие…”
Смена менеджера не спасла пластинку от неуспеха. Лишь лет тридцать спустя критики стали писать о ней как об “одной из самых живописных фресок в психоделической музыке”, но тогда, в 67-м, она совершенно потерялась в тени вышедшего на полтора месяца раньше битловского “Сержанта…”. “Стоунз” сделали несколько вялых попыток защищать свое детище. “Нам не двадцать лет, — заявил, например, двадцатичетырехлетний Джаггер. — Надоело прыгать по сцене…” Однако быстро стало ясно, что на этой музыкальной волне группе не удержаться.
Словно опомнившись, “Стоунз” дают два бешеных концерта в Уэмбли и в Париже и приступают к работе над “Банкетом нищих”, все песни которого написаны в очень жесткой ритм-энд-блюзовой манере. Это, однако, совершенно расхолодило Брайана Джонса, который понял, что отныне и навсегда он утратил в группе ведущую роль. “Брайан постоянно опаздывал на сеансы записи, — вспоминал работавший в то время с “Роллингами” клавишник Ники Хопкинс. — Он садился в своем углу, положив гитару на колени, но, когда его просили сыграть, он начинал плакать, как ребенок. Он не мог вытащить из себя ни одной ноты. Он не служил больше ни делу, ни другим, ни себе…”
Был случай, когда Брайан Джонс пришел в студию с цветком, но без гитары…
По-видимому, честолюбию Брайана не льстило даже то, что во время записи “Банкета…” группу снимал знаменитый Жан-Люк Годар, чутко уловивший в козырной вещи альбома — “Sympathy for the Devil” — явное созвучие с нервным пульсом современности. Действительно, на диске были записаны две вещи, о которых уместно сказать особо. “Street Fighting Man” (“Уличный боец”) — несомненно, отголосок парижского мая. Эта вещь была категорически запрещена к радиотрансляции, например, в Чикаго, как “брутальная музыка, способная вызвать беспорядки на улицах” (что, однако, не уберегло Чикаго от “беспорядков” в августе).