Эпоха за эпохой. Путешествие в машине времени
Шрифт:
Ясно, что этот человек воспользовался машиной времени, чтобы сбежать от полиции. Сев в кабину за пульт управления, он явно запутался, зная одно: раз наверху находятся полицейские Скотленд-Ярда, ему некогда медлить с выбором даты. Поэтому он установил тот же день, а год поставил первый попавшийся – и это оказался 1979-й. Уэллс нахмурился еще сильнее. Ему непонятна была логика принятого Стивенсоном решения, но какими бы соображениями он ни руководствовался, он явно ушел в не слишком далекое будущее, чтобы не столкнуться с чрезмерно большими изменениями поведения, одежды, речи и так далее.
– А вот и нет, – пробормотал Эйч Джи.
Если он сам не ошибается относительно конца двадцатого века, то в 1979
Эйч Джи воззрился на панель управления. Ему необходимо что-то предпринять. Как можно быстрее.
Вдруг, снова разъярившись, он залез в машину и захлопнул массивную дверь. «Кровавый убийца использовал мое революционное устройство, чтобы ускользнуть от правосудия, – подумал он. – Моя машина создана и должна существовать для блага человечества, она названа в честь идеального общественного устройства!»
Тут его потрясла жуткая мысль. А что, если он создал технологическое чудовище? Если бы он не создавал этого устройства, Стивенсон не отправился бы в будущее. Это значит, что поступки Стивенсона будут лежать на его совести – а у него нет желания нести ответственность за то, что этот безумец способен натворить в 1979 году. Тут дело не только в принципах справедливости и морали, не только его личные тревога и возмущение. Это можно сравнить с тем, как если бы он был владельцем торгового судна, которое в Средние века привезло в Европу чуму.
Немного пометавшись в гневе по мастерской, он принял решение. Пусть доктор Лесли Джон Стивенсон не верит в возмездие, но Герберт Джордж Уэллс придерживается других взглядов. Ему остается только одно: поймать Джека-потрошителя и вернуть назад.
Эйч Джи решительно шагнул к сейфу, встроенному в стену лаборатории, набрал нужную комбинацию цифр и открыл дверцу. Вытащив пятьдесят фунтов, которые он хранил на случай экстренных ситуаций, он уже было начал укладывать деньги в бумажник, но замер, задумавшись. А как же миссис Нельсон? Он ведь не в Африку отправляется, откуда в случае необходимости можно отправить ей несколько фунтов из Йоханнесбурга. Нет: пятьдесят фунтов лучше оставить ей. Такой суммы ей хватит по крайней мере на шесть месяцев, а если он к этому времени не вернется… Его передернуло.
Он вернулся к рабочему столу, вложил деньги в конверт и поспешно набросал записку.
«Дорогая миссис Нельсон!
Мне надо на некоторое время уехать из Лондона. Если я не вернусь через тридцать дней, прошу Вас использовать остаток наличности, чтобы найти новое место.
С наилучшими пожеланиями,
Он сложил записку и сунул в тот же конверт, надеясь, что она выглядит не слишком зловеще. Затем положил конверт за дверью лаборатории, после чего закрылся внутри, заперев дверь. Вернувшись к сейфу, он пошарил в нем и отыскал несколько дорогих украшений, которые мать вручила ему для подарка первой родившейся дочери, когда бы это ни произошло. Он поморщился, глядя на драгоценные камни. Дети? Их и так в этом мире слишком много.
Он спрятал украшения в карман, прошел к машине времени, глубоко вздохнул (отчаянно надеясь, что этот вздох не станет для него одним из последних) и забрался в нее. Заперев дверь кабины, он сел в кресло и пристегнул ремни. Менять установку определителя временной сферы не нужно было: Стивенсон уже все указал: год – 1979, месяц – ноябрь, день – пятый.
Он синхронизировал карманные часы с часами на пульте управления, быстро подсчитав, что до 1979 года будет добираться сорок три минуты. Было 7.14 утра. Стивенсон получил не меньше полутора часов форы.
Уэллс последовательно передвинул несколько переключателей, активировавших двигатель. Низкое гудение под ногами сказало, что энергетические поля уже начали взаимодействовать, набирая скорость. Оставалось всего несколько мгновений. Небольшая лампочка на панели управления вспыхнула. Машина была готова.
Он помедлил. Ему не поздно было передумать. Стивенсон решился на это из отчаяния – а ему, Герберту Джорджу Уэллсу, совершенно необязательно нестись сквозь время. Он может остаться в настоящем и продолжить изобретать, писать и мечтать. Он может вести нормальную, плодотворную жизнь, не прыгая в неизвестность. Разве мать постоянно не укоряла его за импульсивность? Он вспомнил один из последних случаев, когда она ему выговаривала. Эйч Джи отказался готовиться к экзаменам за третий курс университета, потому что писал рассказ. Его произведение опубликовали, однако лишили стипендии и попросили больше не возвращаться на факультет.
Уэллс поднял руку, чтобы отключить двигатель. Проведя процедуру деактивации почти наполовину, он внезапно замер. О чем он только думает? Неужели все эти годы исследований, поисков и конструкторских решений прошли даром? Именно тот рассказ – «Аргонавты времени» – и заставил его заняться геометрией четырех измерений! Он импульсивен – да, но он не безрассуден. И потом, разве весь смысл его существования не в том, чтобы разведывать неизвестное? Делать то, чего никто никогда не делал?
Он повторил процедуру включения.
Когда двигатель снова был готов, он дрожащей рукой снял с тормоза руль ускорения и бережно толкнул его. Ничего не происходило. Он тихо чертыхнулся. Он настолько перетрусил, что даже не стронул рычаг с места! Сжав зубы, он решительно толкнул рычаг вперед до упора, а потом зафиксировал, отклонив вбок.
Эйч Джи не был готов к реакции «Утопии». Машина быстро набрала скорость и вскоре начала вращаться так стремительно, что смазавшиеся стены лаборатории стали прозрачными. У него вдруг возникло ощущение неуправляемого падения, но в следующую секунду какая-то громадная невидимая сила рванула его вверх. Ему показалось, что он находится в центре гигантского смерча, а потом пришло головокружение. Уэллс откинул голову на спинку кресла. В животе у него бурлило: казалось, его вот-вот вырвет. Он сделал что-то не так? Чего-то не предусмотрел? Нарушил какой-то неизвестный закон вселенной?
Машина продолжала ускоряться, и он лишился способности к логическому мышлению. Ощущение движения превратилось в молниеносный безостановочный полет: физическое ускорение стало потрясающим. Уэллс завопил. Он точно знал, что разобьется, взорвется и погибнет где-то здесь, в безвременном тумане, вихрящемся вокруг него. Перепугавшись, он рвался с кресла, словно это могло как-то ему помочь. Перемещение во времени уже настолько ослабило его, что у него не было сил расстегнуть пряжки страховочных ремней. И это было к счастью: ведь если бы он смог встать с кресла, то попал бы в вихрь и мгновенно распался.