Эпоха за эпохой. Путешествие в машине времени
Шрифт:
Уэллс вышел через нее, поднялся по нескольким ступенькам – и оказался на забетонированной дорожке. Он зашагал прочь от музея, слыша за спиной жуткий шум: охранники эвакуировали людей через парадный вход. Дорожка провела его к деревьям – и как только музей скрылся из виду, он испытал чувство облегчения.
Погодные условия оказались похожими на те, что досаждали Лондону. Небо было затянуто тучами, ветер нес клочья тумана, хотя температура была чуть выше, а влажность – меньше лондонской. Однако воздух пах странно: в нем не ощущалось характерной нотки сжигаемого угля.
Он спустился по изогнутой лестнице из грубо обработанного камня и обнаружил, что попал в японский сад. Успокаиваясь,
Уэллс вдруг расправил плечи и отвернулся от деревца-бонсай. Сад прекрасен – не больше и не меньше. Ему следует принять это как знак того, что 1979 год – это одновременно и старый мир, и новый мир, сочетающий все хорошее из прошлого с еще лучшим из будущего-настоящего, которого он пока не видел. Однако он признался себе, как ему приятно знать, что мир по-прежнему изобилует цветами, деревьями, травой и другими пасторальными проявлениями жизни. Он возобновил движение, следуя по дорожке, которая огибала главный пруд – и, надо полагать, вела из сада.
У него за спиной раздался пронзительный далекий вой. Он обернулся. Звук все нарастал – и пронесся мимо него, словно гром. Поморщившись, он прижал руки к ушам и упал на колени. Когда он поднял взгляд, то с изумлением увидел громадную металлическую машину с большими гладкими крыльями, конусообразными двигателями, овальными окнами и белой с синим раскраской. Она спускалась с небес, бросая вызов силе притяжения. Боже правый, что это? Разве Икар не упал в Эгейское море?
Эйч Джи вскочил и почти бегом двинулся через сад, следуя за громадным воздушным кораблем, пока тот не скрылся из виду, а его рев не стал глохнуть вдали. Уэллса распирал смех. Он торжествующе воздел сжатую в кулак руку. Человек пытался летать со времен греческой империи. И спустя тысячи лет ему это удалось! Громадная летающая машина стала доказательством того, что Герберт Джордж Уэллс утверждал всегда: наука и техника определенно несут удобство, комфорт и прогресс.
Он почувствовал странное покусывание в районе стоп и опустил взгляд. Оказалось, что он стоял по колено в воде – и карпы пытались есть его брюки! Кажется, стараясь не выпустить из виду летательный аппарат, он зашел в пруд! Смутившись, он вышел из воды и направился к выходу из сада.
Эйч Джи шел по дорожке мимо газонов и деревьев – и думал, что этот парк столь же прекрасен, как все то, что мог предложить Лондон восемьдесят шесть лет назад. Чуть дальше, за газоном дети играли с собакой, немолодые родители что-то читали, влюбленные загорали на подстилках. Картина была идиллически-мирной. Нет сомнений: он попал в рай, несмотря на испытанную им недавно панику в музее. На глаза снова навернулись слезы. Он был рад за человечество – и мечтал стать частью этого нового мира, который определенно был гораздо лучше Лондона 1893 года.
Он нахмурился. Ностальгия по настоящему ничуть не лучше ностальгии по прошлому! Ему нельзя и дальше просто мечтательно на все глазеть.
Скоро ему придется с кем-то вступить в разговор, сориентироваться, а потом собраться с мыслями, чтобы выследить Стивенсона. Идя вверх по склону, он слушал ровный гул, похожий на реку. Однако природа звуков была явно иной – и он приготовился к еще одному удивительному зрелищу.
Поднявшись, он увидел, что парк закончился и за ним лежит улица. Никакой брусчатки или булыжника. Но откуда этот шум? Он повернул голову – и ахнул. Примерно милей дальше оказалась громадная бетонная лента, изгибавшаяся вдоль горизонта. Это явно была дорога – современное шоссе: по бетону неслись похожие на муравьев машины, которые скрывались и выныривали, творя инженерный балет.
Герберт Уэллс ухмыльнулся. «Хитро!» – подумал он. Видимо, эти машины – потомки двигателя внутреннего сгорания Даймлера – Бенца, а управляют ими обычные люди. Поразительно! Никаких лошадей. И никакого навоза по всем улицам, который бы требовал уборки. Туда им и дорога!
Внезапно он заметил поезд заостренной формы – красно-бело-синий. Он показался из-за холма и стремительно поехал вдоль дороги. Будь Уэллс ближе, он бы прочел, что на боку локомотива написано: «Скоростная система Зоны залива». Поезд остановился у какой-то платформы, выпустил пассажиров – и умчался прочь с электрическим воем.
Эйч Джи был потрясен. Что за прекрасный, рациональный, гениальный механизм! Очевидно, это внук подземки, вот только он не изрыгает громадных облаков сернистого дыма. Чудесно.
Значит, это – Сан-Франциско. Великолепно. Должно быть, Лондон вообще невероятный.
Уэллс вышел из парка в отличном настроении. Он шагал по тротуару, то и дело останавливаясь, чтобы восхищенно потрогать хитроумные транспортные средства, припаркованные на улице. Вскоре он оказался на перекрестке, где какая-то молодая особа сидела на лавочке под вывеской «Остановка автобуса». Эйч Джи остановился в нескольких шагах от нее и стал разглядывать. Волосы у нее были длинные и темные: локоны падали на плечи. Лицо оказалось одновременно правильным и нежным, с высокими скулами, почему-то намекающими на королевскую кровь, и полными губами, обещающими наслаждение. На ней была просторная деревенская блузка и… брюки того же цвета! Кожа была смуглая и здоровая, а фигура, обрисованная непринужденным нарядом, была настолько идеальной, что Эйч Джи вообразил, будто попал в райский сад и взирает на изображение прогрессивной Евы.
Пока Уэллс рассматривал эту молодую особу, ему стали вспоминаться картины сексуальных эпизодов из девятнадцатого века. Он попытался представить себе, каково было бы совокупиться с девицей, которая как минимум на девяносто лет моложе его. Происходит ли это все так же? Неужели женщины в отношении акта телесной любви до сих пор остаются невероятно стеснительной частью человеческой расы? Неужели они до сих пор прячут свои тела под грудой одеял, требуют задернуть шторы и крепко зажмуриваются, когда в них входят? И по-прежнему ли приходится тратить несколько недель на то, чтобы завлечь их в спальню или какое-то укромное место?
У Эйч Джи колотилось сердце. Пока он здесь, он хочет такую даму! В прошлом было столько разочарований. Не только с Изабель – со всеми ними. Какой бы искушенной ни представлялась ему женщина, оказавшись с ним в постели, любая неизменно возвращалась к невинности или религиозности. Просвещение! Ха! Ни одна из них и близко не подходила. И, по правде говоря, он сам тоже.
Его мысли стали более конкретными. Как легко было бы избавить эту молодую леди от одежды. Тут нет пышного платья, многослойных нижних юбок, и одному только богу известно, сколько всяческих препятствий выше талии, от которых пришлось бы избавляться. Только блузка и брюки. Здесь, в 1979 году.