Эр-три
Шрифт:
Сначала отправились в государственную контору, проставить печати на каких-то документах, связанных с моим пребыванием и работой в Союзе. Нет, это было не кей-джи-би, хотя почти все, встреченные в здании, носили одинаковую серую форму. Оказалось, что регистрацией иностранных граждан занимается специальный департамент полиции, что-то, связанное с миграцией.
– Но я не мигрант!
– возмутился было я, сидя через стол от пожилой грузной орчанки в мундире, услышав перевод названия департамента.
– Я отработаю положенный по контракту срок и уеду домой!
Государственная орчанка посмотрела на меня
– Все вы так говорите!
– на плохом, но понятном, бритише, неожиданно сообщила служащая.
– Сначала собираетесь уехать, потом продлеваете рабочую визу, а через двенадцать лет вожатая уже вяжет Вашему сыну на шею красный галстук!
По словам орчанки, оставшейся пока безымянной (прочитать табличку с фамилией, написанной уже привычной смесью латинских и греческих литер, я не смог), выходило, что буквально каждый первый обладатель рабочей визы в Союз довольно быстро решается не возвращаться в мир капитализмуса (она так и сказала — kapitalismus), а подает заявление на вступление в гражданство.
«Иногда даже не на вступление, а на политическое убежище,» - невольно вспомнил я знакомую вкратце историю падкого на женщин американского инженера, и решил внутри себя согласиться с тем, что слово «миграция» в названии государственного учреждения появилось не просто так.
Сами чаемые печати мне проставили очень быстро, да и не было там никаких печатей. Довольная произведенным пропагандистским эффектом, орчанка навела свой служебный жезл (один-в-один такой же, как у Анны Стоговой, отчего паранойя моя, уже привычно, взвыла) на висящий на моей мощной шее бресспорт, что-то пробормотала себе под нос, и сообщила, что я, Лодур (неловкая пауза на месте otchestvo) Амлетссон, должным образом зарегистрирован территориальными органами и могу приступать к оговоренной контрактом работе.
Следом направились в магазин.
Те же самые потомки эмигрантов из Союза, слова которых, как я уже понял, можно смело делить на семь и после не принимать во внимание, рассказали мне о страшном советском явлении, называемом словом, похожем на имя вымершего шумерского бога или демона: llabbaz. Ллаббаз этот представлял, по их словам, единственный существующий в СССР вариант магазина, где только и можно было что-то приобрести. Было это непременно ветхое здание, часто даже деревянное, с непременными щелями в стенах и дощатой крыше. Товары валялись на полу его без видимой системы, да и качества были настолько ужасного, что даже стоили, все без исключения, одних и тех же денег. От резиновой обуви kalosh и метрической, примерно, пинты алкогольного дистиллята, до двухфунтового куска вонючего дегтярного мыла цена была неизменной, и составляла tri rublya shestdesyatdve kopeiki.
Как и ожидалось, никакого ллаббаза я не нашел. Универсальный магазин предстал передо мной огромен, двухэтажен и светел. Очень большие отделы, названные по типам товаров, да непривычное отсутствие ценников — вот и все, что принципиально отличало магазин в советском Архангельске от Эрноттс, Дьюнс или Дэбенемс в Дублине, Корке или Лимерике. Немного смущала разница в дизайне помещений: в отличие от вырвиглазного «кто-на-что-горазд», привычного в торговых центрах, тут, как будто, поработал один-единственный дизайнер. Позже я узнал, что этот же специалист, оставшийся загадочным Vkhutemass, поработал буквально над каждым магазином универсального
– Товарищ профессор, не переживайте за бюджет, - попросила девушка Анна Стогова, как бы приглашая нас принять участие в празднике потребительства и мотовства.
Лично меня дважды уговаривать было совершенно не нужно.
В следующие два часа ваш покорный слуга открыл в себе совершеннейшего шопоголика: две левитирующие тележки, подхваченные переводчицей у самого начала торгового променада, были заполнены доверху. Навскидку, в них поместилось до шести кубических фунтов: там было буквально все!
– Ты как на северный полюс собираешься, Локи, - посмеивался вышагивающий налегке Хьюстон.
– Поверь, там достаточно приличные бытовые условия!
Возможно, американец был прав, но профессора Амлетссона, первый раз в жизни дорвавшегося до нормального экспедиционного оснащения, было уже не остановить: пределом послужил объем тележек, и, наконец, иссякнувшая фантазия.
На кассе… Никакой кассы не было. «Да ладно!» - восхищенно и про себя возмутился я. «Я понимаю, эфирный вычислитель у важного таможенного чина. С некоторым скрипом, но допускаю, таковой на рабочем месте государственного чиновника чего-то-там-миграции. Вполне возможно, оно так устроено специально, пускать пыль в глаза иностранцам. Но чтобы так!». Действительно, иностранцев, по крайней мере, ежедневно, в советском магазине не предполагалось, делать вид было не перед кем, новейшей техники быть было не должно… Но она была!
Молодая девушка, очевидно, продавец или кассир, ловко извлекла откуда-то жезл. Тот снова больше напоминал толстый и длинный карандаш, нежели вычурную волшебную палочку, и им девушка принялась чертить в воздухе некий символ. Символ охотно чертился и не гас, зависая подобием насыщенной эфирными силами маголограммы: я присмотрелся и узнал какой-то вызов кого-то там.
Кто-то там, очевидный цифродемон, явился на вызов в виде легкого мерцающего облачка, но тут же принял вид мне привычный и знакомый: за исключением отсутствия медленно истаивающих ног, он доточечно напоминал товароведа из дублинского универмага Пенни, только на форменной ливрее не было ни одного знака отличия.
Демон присмотрелся сначала ко мне, потом к покупкам, извлек из ниоткуда старинный абак и принялся ловко щелкать костяшками. Делал он это недолго: минуты, наверное, две, после чего поклонился мне, потом призвавшей его девушке и растворился в воздухе.
– Spasibo za pokupku. Prihodite k nam esche!
– радостно улыбаясь, сообщила девушка-кассир.
Я, кстати, все-таки последовал давешнему совету американского инженера, и весь огромный набор купленного легко уместился в относительно небольшом и нетяжелом саквояже, тот, в свою очередь, занял место в багажном отсеке мобиля, и мы покатили куда-то в порт.
– Нам теперь следует отправиться в окрестности Мурманска, - сообщила девушка Анна.
– До полуострова можно добраться и посуху, но это намного дольше, поэтому путешествовать мы будем по воде. Надеюсь, профессор Амлетссон, Вас не укачивает?
Разумеется, потомка наводивших ужас на всю северную Европу морских разбойников, а после и мирных, но предприимчивых рыболовов, укачивать на море не могло чисто технически, о чем я и не преминул гордо сообщить.
– Тем лучше!
– обрадовалась переводчица, проводник, шофер и, скорее всего, офицер государственной политической полиции.
– Мы, кстати, приехали.