Эра Броуна
Шрифт:
И тут вдруг все переменилось. Сверху на него обрушился потолок, которого раньше вовсе не было. Валерий рефлекторно присел, закрыв голову руками. Но удар не состоялся. Потолок, ни с того ни с сего скрывший свинцовое мокрущее небо, не падал дальше – он задержался на высоте примерно двух метров. И стоял капитан теперь не на покрытом глинистыми потеками асфальте, а на сухих бетонных плитах.
– Где я? – беззвучно спросил он.
Ответить было некому. Зато под ногами вертелся породистый, хотя и жутко неухоженный пес, который преданно заглядывал ему в глаза.
Это был грязноватый темный подвал, разгороженный ящиками и фанерными листами на жалкие подобия
Эти мысли ненадолго заслонили от Валерия главное: вовсе не в подвале дело – с ним самим произошла какая-то безумная метаморфоза. Его шинель исчезла вместе с форменными брюками и ботинками – вместо них капитан обнаружил на себе вонючие нищенские обноски. Первое, что он увидел, были бесформенные, тут и сям поцарапанные башмаки с начавшей отрываться подошвой.
Репнин сунул в карман руку – чужую, поросшую густым рыжеватым волосом – и вместе с грязным носовым платком вытащил на свет божий обтрепанный паспорт. Пес, о котором Валера совсем забыл, тут же лизнул пальцы, видно, надеясь, что из кармана появится какое-нибудь угощение. Репнину было не до него – пусть себе лижет сколько угодно…
Та-ак… Паспорт… Выдан на имя Суваева Петра Олеговича. Бог ты мой!.. Где же тут зеркало?! – Мысли путались. – Зеркало где?!
Валера рухнул на колени, судорожно ощупывая свое ставшее вдруг неузнаваемым лицо, покрытое по меньшей мере трехдневной щетиной. Он обнаружил вызывающе широкие скулы, пористый нос с широкими крыльями, явно натыкавшийся на своем веку на несколько нокаутирующих ударов, нелепые кустики бровей и отечные прожильчатые мешки под глазами.
Значит, правда… Не врет “Доброе утро”… Действительно, летают души туда-сюда… И тот лейтенант, вдруг описавшийся от страха и зарыдавший на посту, – вовсе не сумасшедший, а тоже жертва этих дьявольских игр: какая-нибудь сопливая девчонка, оказавшаяся вдруг в теле этого жеребца… А как же Катя, Витька, как же пироги?!
Под потолком обнаружилось закрытое решеткой маленькое узкое окошко, похожее скорее на щель почтового ящика. И сквозь него до капитана донесся голос:
– Слэва заходи, Гренкин! Сапоги испачкать боишься? Только теперь Валера вспомнил о начавшейся облаве и сразу понял: брать сейчас будут именно его. Ноги сами понесли к выходу. Пес, радостно прыгая и поскуливая, сопровождал его, очевидно полагая, что они отправились на прогулку… У дверей капитан замер. На улице его явно поджидали – ему даже казалось, что он слышит дыхание полицейских.
– Вперед! – шепнул на ухо кобелю. – Гулять!
Тот поглядел на хозяина, вильнул хвостом и скакнул в незакрытую дверь. Через нее в подвал попадала мерзкая морось.
– Ух ты! – раздался восторженно-удивленный возглас. – Смо-отри какой!..
Репнин выскочил следом и, мгновенно сориентировавшись, бросился в ноги сержанту, разинувшему рот при виде неизвестно откуда взявшейся собаки. И ведь при этом Валера вовсе не хотел сопротивляться полиции, бежать, неизбежно провоцируя дальнейшую погоню, но уже не мог остановиться – его гнал двойной страх: генетический, наверное, страх перед легавыми, никогда не покидавший тело бомжа, и свой собственный, по сути иррациональный страх, что опознают каким-то образом, разоблачат, выставят посмешищем или, того хуже, предателем великой борьбы с преступностью. Он сам не знал, что с ним могут сделать, если в этом несчастном Суваеве опознают капитана Репнина, но было ясно: это конец карьере, а может быть, и семье. (Еще вопрос: станет ли Катька жить с нищим, с изгоем?)
Пока есть шанс, хоть один-единственный, один на тысячу, он должен, просто обязан вырваться отсюда, отлежаться где-нибудь в безопасном месте и рано или поздно обязательно вернуться в себя. – Держи! Держи его!
Валера моментально вскочил на ноги и побежал. Пожалуй, он не бегал так с самой юности, с соревнований в училище, хотя новое тело было отнюдь не приспособлено для таких нагрузок. Никудышный это инструмент для бега.
Он несся, перепрыгивая через какие-то завалы, почти Ничего не видя и не понимая, что творится вокруг, – весь отдался во власть здорового, мудрого, миллионнолетнего инстинкта самосохранения. И все-таки, все-таки надо было еще и соображать! Он ведь капитан, оперативник, он должен понять, где самое уязвимое место в оцеплении, где именно можно вырваться на простор.
Репнин слышал за спиной топот четырех пар ног, обернулся на миг. Остальных преследователей намного обогнал какой-то чернявый офицер – он был всего шагах в двадцати. Валерий еще прибавил, хотя дыхания уже не хватало и в печень раз за разом вонзался стальной штырь.
А пес… пес снова был рядом, он вылетел откуда-то сбоку – из-за мусорных куч – и теперь не отставал. Ему явно нравилась эта новая игра.
Сейчас… сейчас они меня возьмут, – почувствовал Репнин и тут же увидел впереди – в промежутке между кирпичными стенами – темный силуэт. – Обложили!..
Он на полном ходу развернулся, едва не растянувшись на скользкой земле, и ринулся назад – навстречу чернявому. Это был, конечно же, Сергей Бабунидзе.
Время для Валеры словно ускорилось в десятки раз. Надо остановиться! Сдаться! Они ведь мне ничего не сделают! По крайней мере, не убьют! – Слова были бессильны, аргументы отторгались телом, подчинившим себе мозг. Здравый смысл был ничто в сравнении с реакцией на охотников загнанного зверя. Какая уж тут логика, когда со всех сторон кричат: “Ату! Ату его!”?
Он чуть не налетел на перевернутый мусорный бак, затормозил, схватил его, поднял над головой и с размаху швырнул в капитана Бабунидзе. Расстояние было всего пять шагов. Тот таки успел уклониться и, потеряв равновесие, упал на кучу опилок.
Репнин перепрыгнул через его длинные ноги и резко повернул вправо – по узкому проходу между двумя сходящимися ребрами шестиэтажками. Пес остановился было перед упавшим полицейским, зарычал, оскалил зубы, но укусить так и не решился, тем более что три других преследователя были уже совсем рядом. Через несколько секунд собака снова бежала рядом с Валерой.
Бабунидзе выхватил из кобуры “Макаров” и взревел:
– Стой! Стрелять буду!
Репнин спиной почувствовал: сейчас выстрелит, точно выстрелит, но остановиться не мог. Только холодом окатило меж лопаток, сдавило горло, да где-то в середине груди возник комок пустоты.
Сухой щелчок… Валере обожгло лопатку и толкнуло вперед, будто подгоняя, еще более ускоряя бег…
А потом капитан Репнин обнаружил, что, как и перед началом облавы, стоит, бессильно привалившись к штабной “тойоте”. Лицо все в поту, фуражка лежит рядом на земле. Дотронулся до груди, потом до лопатки – раны нет. А где-то совсем рядом выл пес – смертельным, тоскливым, душу вынимающим воем, каким, наверное, и должно встречать наступление конца света. Валера почувствовал вдруг, что не ощущает своего сердца, потерял нащупанный было пульс и провалился в темноту…