Эра Милосердия
Шрифт:
– Ты не обижайся... просто я вспомнила одно важное дело, забормотала она, отступая.
– Очень важное, правда!
– Ну, будь, - вяло махнул он рукой.
– А вечером? Не отменяется?
– крикнула она уже на бегу.
– Да нет, - с деланным равнодушием откликнулся он, - в отличие от некоторых я привык держать слово...
Рыжая малышка. Эра не так уж часто видела ее во дворе - сначала у той были ясли, потом детсад, затем школа, но уж если она там появлялась, не заметить ее было просто невозможно. Головка, оранжевая, словно огромный апельсин, сияла, кажется, даже в кромешной
Особенно свирепствовала дворовая красавица Оксана - кажется, они даже учились в одном классе, - тощенькое существо с острым носиком, острыми коленками и пронзительным, до костей пробирающим голоском. "Опять эта Рыжая рассекретила наше место!
– взвизгивала она, в ярости перебрасывая за спину длинную, толстенную косу с капроновым алым бантом.
– Я же приказала тебе: не таскайся за нами!" Это когда они играли в прятки. "Не хватало еще, чтобы всякие рыжие путались под ногами!" - это когда делились на команды для игры в салочки. "Подвинься, Рыжая, расселась, как фон-барон!" - а это просто так. Рыженькая, сникнув, потихоньку отодвигалась, отходила в сторону и, нахохлившись, следила за их играми издали. И никто не звал ее, никто не замечал.
Однажды, выйдя во двор почитать, Эра направилась к своему привычному месту - грибку посреди песочницы без песка. Однако место было занято. Там сидела рыжая девчушка и словно бы исподтишка, украдкой следила за играющими в мяч детьми.
– А почему ты не играешь?
– из чисто эгоистических побуждений, желая ее спровадить, спросила Эра.
– Я... я ведь рыжая, - шепнула та.
Эра поразилась:
– Ну и что?!
– Они не хотят, - спокойно, как о чем-то само собой разумеющемся, сообщила девочка.
– Постой, что-то я не пойму. Не хотят, потому что ты рыжая?
– Ага.
– Но при чем здесь это?!
– Рыжих не любят.
– Чепуха какая.
– Эра отложила книжку.
– Я, например, рыжих обожаю.
Уголки рта поползли в стороны, словно у игрушечного Буратино, а глаза из круглых превратились в щелочки:
– Непра-а-авда...
– И потом, что за чушь? Не любить человека из-за цвета волос?.. У каждого - какой-нибудь цвет. Тот блондин, тот брюнет... У меня, например, каштановый...
– Вас много, а я одна.
Эра посмотрела на ее гладко причесанную пылающую головку, действительно, одна.
– Но ведь это как раз и хорошо, - не сдавалась она, - ты ведь ни на кого не похожа!
– Ни на кого, - шепнула девочка, и ее глаза наполнились слезами.
Как видно, ее логика в корне отличалась от логики Эры.
Чувство своей ущербности засело в Лидочке столь глубоко, что ни тогда, ни потом Эре не удалось убедить ее в обратном.
– Ты ничем не хуже других, - втолковывала она Лидочке.
А Лидочка убежденно отвечала ей:
– Хуже. Я рыжая.
– Хорошо. Пусть рыжая. Но в человеке главное - это красота не внешняя, а внутренняя! Это значит, что нужно быть добрым, нужно помогать людям, нужно защищать слабых. И если ты будешь такой, тебя все будут любить.
– И она?
– Лидочка показала на Оксану, которая в этот момент наставляла ей рожки, высунув чуть ли не до подбородка длинный розовый язык.
Как-то, разбирая завалы своих детских книжек, Эра наткнулась на сказки Андерсена. Собственно, дело было в иллюстрации к "Принцессе на горошине": на куче пуховиков возлежала капризная принцесса с пышнейшими локонами того неопределенного цвета, который можно принимать за какой угодно. Эре он показался скорее рыжим. Она еле дождалась следующего дня.
– Смотри, - говорила она Лидочке, показывая картинку, - вот принцесса. И никто не обращает внимания на то, что она рыжая... Вернее, это как раз и хорошо... то есть...
– Это же сказка, - вздохнув, перебила ее Лидочка, глядя на Эру, точно на несмышленыша.
И вот теперь - "киностудии требуются"! Почему-то Эра мгновенно поверила в эту затею: все должно завершиться самым распрекрасным образом. Какую-нибудь роль - хоть самую малюсенькую - Лидочке непременно должны дать. А уж тогда по дворовой иерархии ценностей она сделается уважаемым человеком! Эра верила в свою интуицию. Короче - надо действовать!
Разумеется, Эра знала, что все не так-то просто: во-первых, дома ли Лидочка; во-вторых, сейчас начало четвертого, а там написано - сбор в одиннадцать тридцать; а будет еще и в-третьих, и в-четвертых и, может быть, в-пятых... Но отступать, еще не столкнувшись с трудностями, было не в ее правилах. Лихо остановив такси и не менее лихо плюхнувшись на переднее сиденье, точно раскатывать вот так было для нее самым привычным делом, Эра назвала адрес. В кармане у нее позвякивало ровно восемь копеек.
Когда машина подкатила к подъезду, водитель выразительно посмотрел на Эру. На счетчике было два тридцать четыре.
– Вы обождите, я сейчас...
– Эра наткнулась на полный недоверия взгляд водителя и вдохновенно закончила: - Бабушку сведу в машину, и мы опять поедем.
Эра выскочила из такси и юркнула в подъезд.
Лидочка, к счастью, была дома.
Одетая в вылинявший спортивный костюм, из которого она уже выросла, Лидочка открыла дверь, вопросительно глядя на Эру.
– Дома есть кто-нибудь?
– Не-а...
– Быстро переодевайся и спускайся вниз. Там такси. Едем на киностудию, им нужны маленькие девочки, такие, как ты. Снимем тебя в кино, поняла?
– Поняла, - шепнула Лидочка, ее большие глаза раскрылись еще шире, и в них засветилось счастье.
– Одна нога здесь, другая - там!
– на бегу крикнула Эра.
Тетя Соня с мокрым полотенцем на голове лежала на диване, свесив вниз правую руку, в полнейшем упадке сил.
– Еще полминуты - и я бы отправилась искать тебя в морг, - не повернувшись на звук Эриных шагов, просипела она.