Эра жаворонка

Ефимова Марфа

– Ты его убьёшь, - сказал Волков тяжело дышащему Вуку, прижимая окровавленную руку к груди.

– Он уже убил, - чужим голосом проговорила Мила.

– Не убил, - прохрипел пилот.
– Я чувствую. Я всё про него чувствую. Он жив... Он жив, чёрт возьми! А Джеки мёртв! И Алесь мёртв! И Рейни с Самиром тоже! И Клотье с Энди! И Серёга Тимофеев! А он жив! Жив, сука!

Вук закричал что-то ещё, не успевая понимать смысла выкрикиваемых слов, и напряжение, не покидавшее его с момента возвращения с Тенеры, прорвалось вдруг назревшим лопнувшим фурункулом, отторгая сгнившую больную плоть и обнажая сочащуюся кровью рану. Но кровь в ране текла свежая и чистая, и края раны постепенно

затягивались тонкой чуть видимой плёнкой новой кожи. Вук кричал, крепко прижимая к себе Алину и Звездана, подпевающих ему в тон дружным громким рёвом. Стальной хваткой Вук обнимал их, словно желал навсегда оградить от всех несчастий этого недружелюбного мира. Дети взахлеб вопили, Мила тёрла глаза, а над всей голосящей компанией кружились растерянные аларм-лекари, вызванные автоматическими распознавателями травм. Первый дрон с красным крестом на боку кружился над Черезовым, второй - над Волковым, ещё парочка - над Ингой Подзубей. Последние, впрочем, быстро улетели, передав заключение о смерти в полицию. Вук же, не отпуская детей и не переставая кричать, мял и теребил плотный комок в нагрудном кармане рубахи. Когда силы оставили его и поток эмоций иссяк, он осторожно вытащил из кармана треснутый футляр и протянул его Миле.

– Это тебе, - устало проговорил он.
– Забыл подарить.

Мила, вскидывая недоверчивое лицо, раскрыла коробку. На ладонь ей выпало изумрудное сердце, купленное в молле на Пулковском шоссе. Камень, сияющий изнутри сказочным блеском, был расколот надвое - лазер, направленный Вуку в настоящее сердце, попал в сердце декоративное. Драгоценное украшение погибло, второй раз сохранив пилоту жизнь. Мила, прижав подарок к губам, заплакала.

– Не переживай, мы его склеим, - заверил Янко, прижимаясь левой щекой к щеке девочки, а правой - к щёчке мальчика.

– Не надо. Пусть будет так.

Мила продела половину подвески с уцелевшим ушком в цепочку, вторую же половину протянула Вуку. Тот крепко сжал треснутый изумруд в ладони и яростно кивнул.

То, что было дальше, показалось ему сном - тягучим, надоевшим сном, с которым нет смысла бороться и нет смысла барахтаться, поскольку знаешь, что сон, будь он сто тысяч раз неприятен, рано или поздно кончится, и настанет утро, и зачирикают птахи, выдувая остатки липкой дрёмы. Вука допрашивали в следственном комитете, Ивана и Милу допрашивали там же, а с ними заодно - двух нечаянных свидетелей, подтвердивших, что лазер Инги Подзубей сначала был направлен на Вука и на детей, что космонавт Черезов сам лишил жизни свою родительницу, и что пилот Янко мастерски отделал коллегу, вынужденно обороняясь. Вуку припомнили несанкционированное посещение Виссера, а также агрессивную выходку с охранником на Сильбато, а также незаконное похищение дочери Тимофеева, за что попробовали упечь в КПЗ до выяснения всех обстоятельств. Однако всемогущий Волощук вкупе с пронырливым адвокатом Наппой, размахивая невесть откуда возникшей доверенностью от родственников Алины на временную опеку ребёнка, размахивая медицинской справкой с ужасающим количеством диагнозов Янко, выручили отчаянную головушку, выплатив солидный залог.

В больнице, где под строгим наблюдением кибер-охраны отлёживался Черезов, между тем однажды появилась прекрасная посетительница. Вук столкнулся с ней, когда в очередной раз пришёл проведать коллегу-убийцу. Вук мечтал заглянуть ему в глаза и прочесть то, что двигало Игорем, когда тот поднимал нож или ракетницу на товарища.

– Не ходи, братуха, - говорил Вуку Юрка, с которым он быстро и радостно помирился.
– Вычеркни его из памяти. Считай, что ребята погибли на задании, а Игоря никогда не существовало.

–

Да, ты прав. Я не пойду, - отвечал Янко, но наутро, мучимый странным желанием, вновь двигался к больнице.

– Тебе нужно обратиться к психологу, - советовал Волков, - чтобы ты, наконец, пережил эти катаклизмы.

Вук кивал, но шёл не к психологу, а к Игорю. Волков послушно и обречённо тащился за ним, и просиживал по нескольку часов в двух шагах от приятеля, задумчиво теребя бороду и наблюдая за подопечным. Черезов, погружённый в медикаментозную кому, кружился щепкой в водоворотах между жизнью и смертью, словно не мог определиться с правильным для него берегом.

Девушка с медовыми волосами, распущенными до лопаток, влетела в коридор лечебницы легко и стремительно. У стойки с информацией она защебетала, быстро перемежая французские слова с английскими, так что дежурная сестра оторопело затрясла головой, не сумев понять, какую подстройку какого языка ей лучше применять. Вук сразу узнал её. Не узнать красавицу Эстель Гарсиа было невозможно. И он сразу понял, почему разом сошли от неё с ума Зелинский, Школьник и Черезов. Он бы тоже, наверное, пополнил ряды поклонников, если бы не Мила, и если бы не Звездан.

– Он жив? Жив? А какой прогноз? А можно к нему?
– теребила Эстель медсестру, испуганно хлопающую глазами.

– Он под охраной, - сказал Вук, подходя к мадмуазель Гарсиа и ощущая предательский щекочущий холодок под ложечкой. Хороша малышка, что и говорить - хороша.
– Могу вам помочь? Я пилот Янко, восьмая тенерийская экспедиция.

Эстель, резко развернувшись, долго изучала синяки и порезы пилота, после чего молвила:

– Да, помогите. Мне нужно знать, кто побил этого сукиного сына, и будет ли сукин сын жить?

"Сукин сын" она произнесла по-русски.

– Ваш покорный слуга, - шаркнул ногой пилот.
– На второй вопрос, увы, ответа нет.

Очи Гарсиа вспыхнули.

– Вы?... Думаю, нам есть о чём поговорить.

Против Ивана, возникшего за спиной у Вука, девушка не имела ничего против. Они вышли на улицу, где лёгкая на подъём Эстель тут же швырнула на газон больничного сквера свой потёртый саквояж и плюхнулась на него, скрестив по-турецки ноги.

– Отлично поработали, респект, - сказала она пилоту, а затем огорошила признанием, - Но мне бы хотелось, чтобы он выжил. Я должна развестись с ним. Не остаться вдовой, а целенаправленно развестись, а потом пусть катится к чертям собачьим.

– Вы женаты?!
– хором воскликнули Янко и Волков.

– Поверьте, это бывает, - пожала плечами Гарсиа.
– Нас познакомил мой брат...

– Энди - ваш брат! Ну, конечно!
– застонал Янко.
– Поэтому и фамилия одна!

– Энди был моим кузеном, и я только что получила от нотариуса его прощальное письмо. Посмертное письмо, понимаете?

Волнуясь и пересыпая речь то французскими, то испанскими словечками, Эстель сообщила, что, во-первых, оказалась дурой, а, во-вторых, высшие силы всё-таки наставили и вразумили её, даровав запоздалое прозрение. Последующий за столь многообещающим вступлением рассказ вышел коротким и печальным.

Энди представил коллегам-космонавтам свою сестрёнку перед полётом. Эстель, прибывшая на Сильбато, не могла остаться незамеченной и её закружили в вихре приглашений и встреч. Игорь показался девушке самым красивым, смелым, обаятельным и весёлым. После полугода знакомства, молодые люди узаконили отношения.

– Мы не сразу поженились, - чуть ли не весело сообщила Эстель.
– Я всё присматривалась, присматривалась, мы даже в отпуск вместе съездили...

– В Таиланд?
– обречённо спросил Янко.