Эрагон.Наследие
Шрифт:
Муртаг явно вел игру совсем не так, как был бы должен. Что-то в нем переменилось, но что, Эрагон понять не мог. Его уверенность в себе была поколеблена ощущением того, что он проиграл эту схватку и по всем правилам должен сейчас быть мертв. Он, разумеется, не раз сталкивался со смертью лицом к лицу, но никогда в столь решительной и бескомпромиссной манере, так как совершенно не сомневался, что спасло его лишь милосердие Гальбаторикса — если это, конечно, действительно было милосердие.
«Эрагон, не думай об этом, — мысленно услышал он голос Арьи. — У тебя нет причин думать, что Муртаг попытается тебя убить. Ведь ты же его убить не пытаешься. Если бы это было иначе, то и весь ваш поединок носил бы иной характер, и тогда Муртаг не получил бы возможности атаковать тебя так, как он это сделал».
Полный сомнений, Эрагон глянул в ту сторону, где стояла Арья, — рядом с Эльвой и Сапфирой, на краю яркого светового пятна. Затем заговорила Сапфира:
«Если уж Муртагу так хочется распороть тебе глотку, так подрежь ему коленные сухожилия, чтобы он перестал так скакать».
Эрагон улыбнулся, признавая правоту обеих.
Затем они с Муртагом спокойно разошлись в разные стороны и встали в позицию напротив друг друга. Гальбаторикс смотрел на них вполне одобрительно. На этот раз атаковать первым предстояло Эрагону.
Похоже, они сражались уже несколько часов, и Муртаг больше не пытался нанести Эрагону смертельный удар, а вот Эрагону — к его глубочайшему удовлетворению — удалось-таки уколоть Муртага в ключицу, хотя он остановил свою руку еще до того, как Гальбаторикс счел необходимым ее остановить. Муртаг был, похоже, взволнован этим уколом, и Эрагон позволил себе даже чуть-чуть улыбнуться, видя его реакцию.
Были и другие выпады, которые оба заблокировать не успели. При всей быстроте их реакции, при всем их мастерстве они не могли не допускать ошибок. И Эрагон думал, что если этот поединок не прекратить, они неизбежно начнут совершать все больше и больше ошибок, которые в итоге могут привести к увечьям.
Первым ранением был порез, нанесенный Муртагом — он задел правое бедро Эрагона, попав лезвием точно в ту щель, что была между подолом его кольчуги и краем поножей. Порез был неглубокий, но довольно болезненный. Каждый раз, как Эрагон опирался на эту ногу, из раны сочилась кровь. Вторую рану также получил Эрагон: царапину над бровью, когда Муртаг обрушил удар ему на шлем и край шлема врезался в лоб. Второе ранение было более неприятным, потому что с брови все время капала кровь, мешая видеть.
Затем Эрагон сумел снова нанести режущий удар по запястью Муртага. На этот раз он прорезал и перчатку, и кожу до кости, не повредив, правда, ни мышцы, ни связки. Однако рана оказалась довольно болезненной, а кровь, стекавшая в перчатку, два раза, по крайней мере, помешала Муртагу как следует удержать в руке меч.
Эрагон слегка присел на правую ногу, а потом — пока Муртаг приходил в себя после очередной неудачной атаки — обогнул противника слева, где он был прикрыт щитом, и изо всех сил ударил Брисингром в центр левого наголенника Муртага, пробив сталь насквозь.
Муртаг взвыл и отпрыгнул назад на одной ноге. Эрагон немедленно последовал за ним и взмахнул мечом, намереваясь повалить его на пол, но Муртаг, несмотря на ранение, оказался вполне способен защитить себя и уже через несколько секунд теснил Эрагона так, что уже тот едва держался на ногах.
Какое-то время их щиты сопротивлялись яростным и безжалостным ударам мечей. Гальбаторикс, как догадался Эрагон, не тронул защитные чары, наложенные на их оружие и доспехи. Но затем магия, защищавшая щит Эрагона и щит Муртага, вдруг исчезла. Это стало ясно, когда от щитов при каждом ударе полетели осколки. Вскоре Эрагон мощным ударом заставил щит Муртага треснуть. Но одержанная им маленькая победа была недолговечной. Муртаг, схватив Заррок обеими руками, два раза подряд с силой ударил по щиту Эрагона и тоже расколол его, так что теперь они оба снова оказались в одинаковом положении.
За время поединка пол у них под ногами стал скользким от крови, и становилось все труднее удерживать равновесие. Огромный зал звенел от гулкого эха — казалось, это отзвуки какой-то давнишней битвы. А еще казалось, будто они находятся в центре всего сущего, и только над ними царит свет, а все остальное погружено во тьму.
И где-то за пределами этого светового круга Гальбаторикс и Шрюкн неустанно наблюдали за ними.
Без щитов, как обнаружил Эрагон, сражаться оказалось даже легче, только теперь они с Муртагом наносили друг другу удары в основном по рукам и ногам. Доспехи защищали их от режущих ударов, но от синяков и ссадин не спасали, и на теле у обоих буквально места живого не осталось.
Эрагон подозревал, что, хотя ему и удалось нанести Муртагу достаточно серьезные ранения, все же лучшим фехтовальщиком является Муртаг. Вряд ли он был намного лучше самого Эрагона, но по-настоящему взять над ним верх Эрагону так ни разу и не удалось. Ему казалось, что, если этот поединок будет продолжаться, Муртаг в конце концов сумеет истощить его силы, и он, Эрагон, не сможет продолжать сражение, ослабев от многочисленных ранений. Похоже, подобный финал приближался. С каждым шагом Эрагон чувствовал, как горячая кровь ручейком устремляется из раны на бедре вниз, к колену. С каждой минутой ему становилось все труднее защищать себя.
Он понимал, что надо прямо сейчас завершить этот поединок, иначе он не сможет сражаться с Гальбаториксом. Эрагон и сейчас уже сомневался, сумеет ли оказать Гальбаториксу достойное сопротивление, но попытаться был обязан. Да, хотя бы попытаться!
Однако ему так и остались непонятны причины, побудившие Муртага с ним сражаться, и он знал, что так и будет пытаться разгадать эту загадку, а Муртаг будет благодаря этому ловить его на рассеянности. И Эрагон вспомнил слова Глаэдра, которые старый дракон сказал ему когда-то на подступах к Драс-Леоне: «Ты должен научиться видеть то, что у тебя перед глазами». И еще одно высказывание Глаэдра запомнилось ему: «Путь воина — это путь познания».
И он посмотрел на Муртага столь же внимательно и пристально, как смотрел на Арью во время их тренировочных боев, как смотрел и на себя самого, пытаясь понять собственную сущность в ту долгую ночь на острове Врёнгард. Сейчас он надеялся, что сумеет уловить какие-то признаки, которые помогут ему расшифровать тайный язык тела Муртага.
И действительно кое-что понял. Ему, например, стало ясно, что Муртаг измучен и почти без сил, что он сутулится под бременем глубоко укоренившегося гнева или, может быть, страха. И потом, эта его безжалостность… Вряд ли ее можно было назвать новой чертой его характера, но такой безжалостности по отношению к нему, Эрагону, раньше не было. Он заметил и кое-какие более мелкие детали, а когда попытался соединить все это с теми знаниями о Муртаге, которые сохранились с былых времен — с его дружбой, верностью, отвращением к тому, что Гальбаторикс силой подчинил его себе, — он, казалось, добрался и до истины.