Ересь
Шрифт:
Коббет только ухмыльнулся, словно по должности каждый день имел дело с подобными явлениями.
— Может, и вам охота опорожниться, доктор Бруно, а я пока за водой сбегаю? — любезно предложил он.
Ясное дело, мой желудок тоже отреагировал на запах, так что самое время было убираться из привратницкой.
— Ждите здесь, я сразу же вернусь вместе с ректором, — сказал я уже с порога.
— И чтобы никто не приближался к башне, — выкрикнул мне вслед Слайхерст. Его трясло уже не так сильно. Коббет тем временем достал бутылочку эля и налил казначею изрядную дозу в грязноватую деревянную
На мой отчаянный стук в дверь ректора опрометью выскочил Адам. При виде меня лицо старого слуги скривилось в презрительной гримасе.
— Снова к нам, доктор Бруно?
— Я должен срочно поговорить с ректором! — выдохнул я, не обращая внимания на унизительный для меня тон «дворецкого».
— Ректор Андерхилл не может принять вас сегодня, он занят. А дамы ушли, — сообщил он, делая ударение на слове «дамы» — мол, знаю, зачем ты явился.
— Кровь Христова, ты что, не слышишь? Срочное дело, ректор пойдет со мной! — Я отшвырнул ревностного слугу в сторону, ворвался в столовую и забарабанил в дверь кабинета.
— Что такое? — вскричал ректор, открывая дверь. — Доктор Бруно, вы?..
— Он силой ворвался, сэр! — пожаловался Адам, делая в мою сторону такое движение, как будто хотел меня схватить.
— Вы должны немедленно идти, — заявил я. — Мастер Слайхерст наткнулся на что-то ужасное в хранилище — «чудовищное преступление», так он выразился. Ему стало плохо… Он просил меня сбегать за вами, привести вас как можно скорее.
Глаза ректора в испуге расширились, скулы затряслись.
— Ограбили хранилище?
— Боюсь, дело хуже, — сочувственно отвечал я. — Мужчину не станет выворачивать при виде кражи. Слайхерст видел что-то более… более страшное, судя по тому, как отреагировал его желудок.
Ректор уставился на меня:
— Неужели еще одно?..
— Мы ничего не узнаем, сэр, пока вы не придете и не займетесь расследованием.
Андерхилл молча кивнул.
Слайхерст ждал нас у западного придела, перед дверью на лестницу в комнаты заместителя. Слабый румянец вернулся на его щеки, но дрожь не утихла.
— Соберитесь с духом, ректор, — осипшим голосом выговорил он. — Я вернулся поутру из Бэкингемшира, выехал с рассветом и только что добрался до колледжа. Решил сперва отнести деньги, собранные в нашем поместье, в хранилище, а потом уж переодеться. Постучал и позвал Джеймса, но он не ответил. Я взял запасные ключи от его комнаты у Коббета. Дверь в хранилище была заперта снаружи, как полагается, но, когда я открыл ее, я увидел… — Глаза казначея выпучились, словно он вновь увидел «это», и он затряс головой, изо всех сил сжимая зубы.
— Увидел — что? — спросил ректор, но, судя по голосу, ему вовсе не хотелось услышать ответ.
Слайхерст молча покачал головой и указал нам на лестницу. Ректор смущенно обернулся ко мне.
— Доктор Бруно, если б вы… Вы уже проявили мужество и ясность мысли в подобной ситуации.
Я кивнул. Трусишка ректор правил своим мирным книжным царством, где врага побивают риторикой, но в его мир вторглось насилие, и он был в полной растерянности. Он страшился того, что предстояло увидеть, и забавный итальяшка уже не казался ему смешным — мистер Андерхилл просил итальяшку поддержать
Ступенька скрипнула, и ректор задрожал всем телом. На площадке было сумрачно, однако, войдя в комнату доктора Ковердейла — Слайхерст после себя оставил дверь нараспашку, — я заметил на пороге какие-то пятна. Наклонившись, я разглядел, что это размазанные следы, и вели они сюда из башенной комнаты. Я тронул пальцем один из следов, и на нем осталась липкая ржавого цвета масса — судя по запаху, это могла быть только кровь, причем давно запекшаяся. Полный дурных предчувствий, я обернулся к своим спутникам: лицо ректора побелело и молочным пятном выделялось в сумраке лестничного пролета. Все же он решительно кивнул, приказывая мне идти вперед.
Дверца в глубине башенной комнаты тоже была распахнута. За ней обнаружилась узкая винтовая лестница, ведущая в верхний этаж башни. Примерно на полпути была еще одна тяжелая дубовая дверь — ее Слайхерст тоже оставил открытой, когда бежал от ужасного зрелища. Пахло смертью — ошибиться было невозможно. Этот запах ударил мне в нос уже на пороге, и ректор, тоже почуявший этот запах, как-то по-заячьи взвизгнул и присел. Я набрал в грудь побольше воздуха, распахнул дверь и вошел в хранилище колледжа.
Взвизгнул я не хуже ректора, и меня тоже чуть не вырвало. Но немного пришел в себя, когда ректор ухватил меня сзади за полу камзола — ему, видите ли, не терпелось посмотреть. Так вот, значит, куда подевался доктор Джеймс Ковердейл…
Хранилище было довольно просторным помещением, однако здесь казалось, будто стены и потолок давят на тебя со всех сторон. Главным образом это ощущение вызывал чудовищный запах; впрочем, балки и впрямь нависали ниже, а оба окна — одно с видом на двор, другое на Сент-Милдред-роуд — были уже. Вдоль стен стояли разного размера тяжелые деревянные сундуки, все украшенные гербами, окованные железом, с крепкими навесными замками — казна колледжа Линкольна.
Слева от окна, выходившего на двор колледжа, стоял Джеймс Ковердейл. Руки его были соединены над головой и привязаны к металлической скобе в стене, куда обычно вставляли свечи. Джеймс был раздет до нижнего белья, голова его упала на грудь, на пропитанную засохшей кровью льняную рубашку. Судя по всему, он уже довольно давно был мертв, но более всего меня поразило не зрелище смерти как таковой — не это заставило меня вскрикнуть в испуге, — а стрелы, целый десяток стрел, торчавших из его груди. Несчастного превратили в подушечку для булавок. А может, в статую святого? Догадаться было нетрудно — сообразил это и ректор, судя по тому, как он вцепился дрожащими пальцами мне в руку. Я искоса глянул на него: замерев от ужаса, не в силах отвести взгляд, Андерхилл смотрел на второй за два дня труп. Губы его беззвучно шевелились, и я подумал, что ректор шепчет про себя молитву. Но оказалось, что он пытается заговорить, вот только голос не слушается. Когда ректор произнес, наконец, слово — вернее, имя, — это было то самое имя, которое минутой раньше чуть не сорвалось с моих уст: