Еретик
Шрифт:
И это означало, что ты, Амр, сразу же станешь совершенно бессилен.
— Да, я знаю, — кивнул Амр, — на четыре месяца.
Феодосий обязан был понять, что рано или поздно Нил отступит, а «разговор» двух армий продолжится.
— А в той стороне стоит Александрия, — перешел к третьему и последнему окну комендант.
— И именно оттуда вы ждете военной помощи, — улыбнулся Амр, — я все понял, Феодосий. Лучше скажи, где у тебя кости?
Комендант хмыкнул, жестом пригласил присаживаться за низенький столик и достал из кармана
— Империя непобедима, — прямо глядя в глаза Амру, произнес он и бросил кости на стол.
«Пять и шесть…» — оценил итог броска Амр и взял кости в руки.
— Что ж, кости говорят, что ты прав, — признал он и бросил, ни на что не надеясь, просто потому, что был его ход.
— Шесть и шесть.
Феодосий поперхнулся.
— Может, попробуем на деньги? — поднял брови Амр.
Симон сел на первое же купеческое судно, идущее в сторону Вавилона, но уже через день понял, что передвигаться по Нилу почти невозможно — постоянно менялся ветер. А когда судно под предлогом неуплаты пошлины в прошлый раз арестовал владелец местной эмпории, пришлось выходить на берег и двигаться дальше пешком. Однако думать это помогало.
«Джабраил сказал, я могу найти Елену так же, как зажег небо… — повторял он про себя. — И что это значит?»
Это могло означать, что угодно. Например, что Господь разрешил Симону отыскать Елену так же, как зажег небо по его слову. Но это означало, что Создатель подыгрывает Симону, а такого быть не могло.
«Или могло?»
Сказанное Джабраилом могло быть истолковано и прямо: именно он, Симон зажег небо, и это означало, что Симон едва ли не равен силой Творцу, что оборачивалось полным абсурдом. Но более всего Симона томило сказанное от имени архангела вторым и третьим отроками: они, по сути, сказали, что Елена пришла в мир вовсе не для того, чтобы сесть на Византийский трон и поставить всех остальных царей на колени, а только, чтобы родить Спасителя.
«Как раз то, о чем я говорил с Кифой…»
Никогда прежде Симон не разглядывал вопрос так, но, похоже, Иоанн Креститель заглянул очень далеко. Елена, как праматерь всех народов Ойкумены, в какой-то мере олицетворяла собой первую женщину — Еву, а, возможно, и Лилит, а значит, ее сын должен был воплощать в себе праотца всех людей — Адама. Жертвенное пролитие крови столь важной персоны стало бы крайне серьезным актом, — отомстив за наставленные когда-то рога, Бог мог успокоиться.
«Вот он Агнец, могущий Спасти все человечество сразу…»
Ставки в игре были самые обычные: монета на монету. Ставить больше не имело смысла, поскольку слишком быстро приближало к финалу игры, а Феодосию и Амру было что обсудить.
— Все, кто поддерживают тебя сейчас, отвернутся, как только ты сделаешь то, чего от тебя ждут, — уверенно говорил комендант и бросал кости. — Три и пять.
— Пока никто не отвернулся, —
Феодосий забрал выигранную монету и самодовольно хохотнул.
— Ты просто не все знаешь. Оба присягнувших тебе губернатора уже у меня — и фаюмский, и этот второй, из Абоита. Шесть и шесть.
— Поймаю, посажу в колодки, — пообещал Амр и тоже кинул, — два и два.
Феодосий многозначительно поджал губы и забрал и этот выигрыш.
— Ты, как ребенок, Амр. Нет никого, кто бы на тебе прямо сейчас не наживался, — он кинул кости, — шесть и один.
— Ты забыл о евреях, Феодосий, а они вовсе не из-за корысти ко мне примкнули, — покачал головой Амр и бросил кости, — четыре и шесть. Выигрыш мой.
Феодосий проследил, как Амр возвращает себе последнюю монету, и тоже кинул.
— Пять и шесть. Евреев вырежут. Империя своеволия никому не прощает.
Амр поджал губы.
— Пока жив хотя бы один мусульманин, вы не посмеете тронуть ни одного родича Пророка.
Швырнул кости так, что обе слетели со стола, наклонился и замер. Кости лежали на каменном полу в положении «один и один».
Когда Ираклий прибыл в Никею, Теодор с остатками армии был уже там.
— Скажи, Теодор, флот ушел к Индиям ДО того, как Амр пересек мои границы?
— Это уже не важно, император… — покраснел Теодор.
— Отвечай! — заорал Ираклий.
Красный, как перечный порошок, полководец опустил глаза.
— Да.
— Понятно, — стиснул зубы Ираклий, — а кто, вопреки моей воле, принял решение обмять мальчишек в реальном бою?
Теодор глотнул.
— Я.
— Понятно, — еле кивнул Ираклий. — И сколько времени ты из-за этого потратил на перестроение войск?
Теодор заставил себя поднять глаза. Он уже понял, в чем его главная ошибка.
— Часа два.
Ираклий застонал и потер мокрое горячее лицо ладонями. Те два часа, что Теодор потерял на перестроение уже готовых к схватке войск, и были решающими, — потому что подошли евреи. Так что, Ираклию было что сказать членам Сената о назначенном ими полководце. Но вот легче от этого не становилось.
— А насколько у тебя защищены Атриб и Бубастис?
Теодор непонимающе моргнул. Эти стоящие чуть ниже по течению города имели немалое значение, однако идти туда сейчас, когда Нил вот-вот поднимется на шесть-восемь локтей, было полным безумием.
— А при чем здесь Атриб? Кто пойдет его брать в разгар половодья?
— До разгара половодья еще две недели, — сделал режущий жест рукой Ираклий. — Я бы на месте Амра рискнул.
— В Атрибе неплохой гарнизон, — пожал плечами Теодор, — даже если Амр и рискнет…
— Стоп! — поднял руку Ираклий. — В Вавилоне тоже стоит неплохой гарнизон, но он из города не выходит, и с Амром не связывается. Ты знаешь, почему?
— Смысла нет, — буркнул Теодор.