Еретик
Шрифт:
— Подождешь.
Симон победно улыбнулся и протиснулся за приоткрытую створку.
— У меня дело к вашему вождю.
«И все-таки что здесь делает Кифа?»
Этот кастрат определенно имел какое-то дело к Амру, и вариантов было всего два: закулисные переговоры с аравитянами против Ираклия… и Елена.
Симон вздохнул, прошел в дверь комендатуры и замер. В огромной комнате сидел только один человек — небогато, а точнее, почти нищенски одетый аравитянин. Но вот его
— А ты ведь и есть — Амр, — прищурился Симон. — Слышал, слышал, как ты пророка убить пытался. Дважды? Молва не лжет?
Аравитянин мрачно мотнул головой и жестом пригласил присаживаться.
— Что надо?
— Я пришел за Еленой, — не стал юлить Симон.
Амр хмыкнул.
— А у тебя что, какие-то на нее права?
Симон задумался. Юридических прав на Царицу Цариц у него не было да и быть не могло. Это у нее были права на всех, кого ни коснись. И Амр, судя по выражению глаз, понимал об этом больше, чем ему положено.
— Нет, конечно, — покачал он головой, — но Елена все время в опасности, а я мог бы это остановить.
— А ты кто такой? Какого рода? — заинтересовался Амр. — А то пришел, о себе — ни слова, а Елену ему подавай.
— Я — Симон амхарец, — понимающе кивнул Симон, — без роду, без племени. Нашу деревню царь Херод вырезал, когда я ребенком был. Ни Ираклию, ни Патриарху не служу. Сам по себе.
Аравитянин с сомнением покачал головой.
— Никому не служишь, говоришь? А что за дело тебе до Елены?
Симон оценил ситуацию. Амр был сильным человеком, однако наваждению поддавался, это чувствовалось.
«Навести?»
— Почему молчишь? Или совесть еще осталась, врать не позволяет?
Симон удивился. Это слово он услышал впервые за последние пять-шесть лет. В империи предпочитали другие слова: необходимость, долг, служение…
— Когда-то я был одним из ее учителей, — сказал он чистую, хотя и неполную правду, — но уроки еще не окончены.
Аравитянин все с тем же сомнением покачал головой.
— Оставь ее в покое, Симон. Пусть Елена сама выбирает свой путь.
«Знает! — полыхнуло в голове Симона, — он что-то знает!»
И земля тут же отозвалась толчком.
Амр мог вызвать охрану в любой миг. Более того, он сразу оценил повадку Симона и решил, что мог бы справиться с ним даже сам, единолично, — монах он и есть монах. Но ему стало интересно.
— Скажи, Симон, зачем она тебе на самом деле?
Гость задумчиво оттопырил нижнюю губу. Он явно знал об истинном весе этой женщины и прямо сейчас решал, что именно сказать.
— Она родит Спасителя.
Амр опешил.
— А разве Иисус не Спаситель?
Монах
— Я сам над этим постоянно думаю, Амр. Пророков ведь было много. Только тех, кто стал известен двадцать восемь лет назад, десятки и десятки. У индусов это — распятый на дереве Кришна, у итальянцев — так же распятый Митра… Тот же Мухаммад, которого ты дважды пытался убить…
Амр поджал губы, но прерывать гостя не стал.
— Тот же Мухаммад. Разве кто-нибудь знает его истинную роль? — гость хмыкнул. — Сомневаюсь. Идола из него уже сделали, а живого слова почти никто не помнит.
— Я помню, — покачал головой Амр. — Хорошо помню.
Гость наклонил голову.
— Ты уникален, Амр. Признай это. Да, и ты бы не помнил, если бы не личная трагедия…
Амр глотнул. Так оно и было.
— Тебя ведь женщина бросила? — всмотрелся в его глаза монах. — Как ее звали? Райта?
Амр вздрогнул. Никто не произносил при нем этого имени — уже много лет.
— Откуда ты знаешь? Кто тебе рассказал?
Гость смотрел прямо — глаза в глаза — и эти глаза были печальны.
— Ты сам. Ты думаешь об этом — все время.
Амр потянулся к сабле.
— Не надо, — покачал головой монах. — Это пустое. Всего лишь смерть.
Амр яростно выдохнул, вскочил и подошел к окну. Он действительно уверовал в Единого лишь потому, что его бросила женщина. Он помнил об этом всегда. И он не хотел, чтобы чужак видел сейчас его лицо.
Когда он отыскал Райту, она сидела, обхватив колени Мухаммада, и рыдала.
«Что ты здесь делаешь? — спросил он. — Разве здесь место замужней женщины?»
Райта повернулась, и он вдруг вспомнил, как взял ее в бою — тогда, много лет назад. Глаза были те же.
«Я ухожу от тебя, Амр, — сказала она, — и я принимаю ислам».
Амр тогда совершенно растерялся. Он взял Райту, как добычу. Но Амр всегда уважал эту женщину, и он хотел узнать, что произошло, — немедленно, лично от нее, а не от стоящих полукругом родичей Абу Касима!
«Но почему?! Разве я тебя когда-нибудь обижал?»
Райта, не опуская глаз, покачала головой.
«Мухаммад сказал, Единый повелел принимать детей от рабынь, как родных, — глухо произнесла она. — Я еще не старая. У меня еще будут дети».
Амр тогда тоже потянулся к сабле, но рядом с Мухаммадом стояли его родичи — и по Сафии, и по Аише, и по Хадише. А главное, он видел по глазам Райты — эта женщина уже не отступит.
«Талак. Талак. Талак, — стиснув зубы, процедил он троекратную формулу развода. — Ты свободна поступать, как знаешь».