Еретики Дюны
Шрифт:
Тег покачал головой.
— Даю честное слово, Данкан, я не знаю.
— Но ты следуешь приказам.
— Согласно моей клятве Ордену.
— «Обман, нечестность — всё это пустые слова, когда дело касается выживания Ордена», — процитировал его Данкан.
— Да, я это сказал, — согласился Тег.
— Я доверяю тебе сейчас именно потому, что ты это сказал, — проговорил Данкан. — Но я не доверяю Луцилле.
Тег приуныл. Опасно… Опасно…
Намного медленнее, чем было когда-то, Тег отвлек внимание от подобных мыслей и направился через очистительный процесс ментата, сосредоточиваясь на возложенном на него Таразой долге. «Ты — мой башар».
Данкан с секунду внимательно рассматривал башара. Морщины усталости стали явно заметны на лице старика.
Данкан вдруг вспомнил об огромном возрасте башара, и спросил себя, испытывали ли когда-нибудь люди, подобные Тегу, искушение обратиться за помощью к Тлейлаксу и ожить в виде гхолы. Скорее всего, нет. Они знают, что могут стать марионетками Тлейлакса.
Эта мысль настолько поразила Данкана, застывшего в неподвижности, что Тег, подняв взгляд, сразу заметил:
— Что-то не так?
— Тлейлакс что-то сделал со мной, что-то еще не вышедшее наружу, — осевшим голосом проговорил Данкан.
— И вот этого-то мы и страшились! — это была Луцилла, говорившая от двери позади Тега. Она подошла на два шага к Данкану. — Я все слышала. Вы двое были очень информативны.
Тег быстро заговорил в надежде приглушить гнев, который он почувствовал в Луцилле.
— Он освоил сегодня семь приемов.
— Он поражает как огонь, — сказала Луцилла, — но помни, мы — Орден — течем, как вода, и заполняем каждое место, — она взглянула на Тега. — Разве ты не видишь, что этот гхола шагнул за предел изученных приемов?
— Нет фиксированных позиций, нет приемов, — сказал Данкан.
Тег резко взглянул на Данкана, стоявшего высоко подняв голову: лоб гхолы гладок, взгляд, ответивший Тегу, ясен. Данкан удивительно вырос за короткое время с момента его пробуждения к исходной памяти.
— Черт тебя возьми, Майлс! — пробормотала Луцилла.
Но Тег не отводил взгляда от Данкана. Все тело юноши казалось наполненным какой-то новой разновидностью жизненной энергии. В нем было нечто такое, чего не было прежде.
Данкан перевел взгляд на Луциллу.
— По-твоему, ты не справилась со своим поручением?
— Разумеется, нет, — сказала она. — Ты ведь все равно мужчина.
И она подумала:
«Да, это молодое тело наверняка налито жаркими соками способности к воспроизведению потомства. Конечно, гормональные возбудители целы и невредимы и подвержены возбуждению».
Его теперешнее состояние, однако, и то, как он глядел на нее, заставило ее перевести свое-сознание на новые, требующие большего внимания, уровни.
— Что сделали с тобой тлейлаксанцы? — спросила она.
Данкан ответил небрежно, так как на самом деле не ощущал:
— О Великая Геноносительница, если бы я знал, то сказал бы тебе.
— По-твоему, мы в игрушки играем?
— Я не знаю, во что именно мы играем!
— Но теперь очень уже многие знают, что мы не на Ракисе, куда нам следовало бы убежать, — сказала она.
— На Гамму кишмя кишат люди, возвратившиеся из Рассеяния, — сказал Тег. — У них есть возможности проверить очень многие версии.
— Кто заподозрит существование затерянного со времен Харконненов не-глоуба? — спросил Данкан.
— Каждый, кто установит мысленную связь между Ракисом и Дар-эс-Балатом. — ответил Тег.
— Если ты считаешь это игрой, то подумай над настойчивой необходимостью этой игры, — сказала Луцилла. Она легко повернулась на одной ноге, чтобы посмотреть на Тега. — А ты ослушался Таразы!
— Ты не права! Я делал в точности то, что она мне приказала. Я — ее башар, и ты забываешь, как хорошо она меня знает.
Так резко, что даже лишилась дара речи, Луцилла вдруг осознала все тонкие маневры Таразы.
«Мы — пешки!»
Как же деликатно Тараза всегда касалась тех пешек, которые ей надо передвинуть! Луцилла не чувствовала себя приниженной сознанием, что она — тоже пешка. Это было знание заложенное рождением и обучением в каждой Преподобной Матери Ордена. Даже Тег это знал. Не принижены, нет. Вершащееся вокруг них широко вошло в сознание Луциллы. Она почувствовала, какой трепет вызвали в ней слова Тега. Каким же мелочным был ее взгляд на внутренние силы, среди которых они оказались — словно она видела только поверхность бурлящей реки, упуская подводные течения. Теперь она почувствовала течение вокруг себя, и, осознав это, она впала в уныние.
«Пешки — это то, чем всегда можно пожертвовать».
Веруя в особенности гранулярной абсолютности, ты отрицаешь движение, даже движение эволюции! Пока ты разрешаешь гранулярному мирозданию настойчиво существовать в своем сознании, ты остаешься слеп к движению. Когда происходит перемена, твое абсолютное мироздание тут же исчезает, больше не достижимое для твоих самоограниченных восприятий. Мироздание ушло свыше тебя.
Тараза, положа пальцы на виски, ладони — плашмя на глаза, надавила. Даже ее руки ощутили усталость: прямо под ладонями — утомление. Короткое трепетание век, и она погрузилась в расслабляющий транс. Руки, прижатые к голове, стали средоточием материального сознания.
«Сто ударов сердца».
Это было одно из первых умений Бене Джессерит, которому она научилась, будучи ребенком, и с тех пор регулярно практиковала. Ровно сто ударов сердца. После долгих лет практики, ее тело могло следовать за этим упражнением автоматически, как бессознательный метроном.