Эрхегорд. Забытые руины
Шрифт:
– Что? – прошептал Громбакх, нервно перекручивая в руках топор.
– Ничего.
– Что ничего?
– Тут много лет никто не ходил. Нет следов.
Миалинта провела пальцем по тумбе и показала нам черное пятно на перчатке:
– Здесь все выжгли. Только ничего не сгорело.
– Пойдем отсюда, – прошептал Гром.
Опять скрипнуло. В соседней комнате.
Следопыт резко повернулся на месте. Толкнул дверь. Она не поддалась, только взвизгнула старыми петлями. Тогда Гром выбил ее плечом. Грохот упавшей на пол двери разорвал тишину
Никого.
И вновь – никаких следов. Долгие годы сюда никто не заглядывал.
– Эй! – донеслось с первого этажа. – Что там?
– Ищем твоего брата, представляешь?! – огрызнулся охотник и уже тише добавил: – Не нравится мне это.
Подошел к ставням. Выломал их в два удара топором.
– Так-то лучше.
Комнату залил свет. Оживившись, Гром кинул в рот кубик клюта. В последние дни ему приходилось сдерживать себя. Пополнить запасы синюшки было негде.
Оглядевшись, я понял, что мы стоим в небольшом обеденном зале. Прошел вдоль стола. Поднял одну из чашек. Вымазана в чем-то липком. Какая-то слизь с присохшей пылью и хлопьями штукатурки. Приблизился к камину. Заброшен, но пахнет дымом, будто горел недавно, не далее двух-трех дней.
Все зеркала, как и трюмо на первом этаже, отражали нас изуродованными, измученными. Я старался в них не смотреть.
Где-то справа вновь скрипнула половица. На этот раз Тенуин остался на месте. Миалинта с ожиданием посмотрела на него. Позже скрип повторился слева, из другой комнаты. Затем – над нами, на третьем этаже: протяжный, тонкий, оборвавшийся легким металлическим звоном.
– Может, пойдем? – Громбакх расхаживал вдоль стола. – Нет тут никого.
– А скрипы? – спросил я.
– Нет и скрипов.
– Это как?
– А вот так! Благодаря одному умнику нас накачали ядом. И от него, знаешь, у меня второй день в подмышках зудит. Зад чешется и ухо свербит. Понял? И повязка на руке такого цвета, будто ею весь отряд подтирался. Неудивительно, что нам слышится всякое. Подожди, и не такое услышим. Или увидим.
– У меня зад не чешется, – усмехнулся я.
– Ну и гордись этим! Так и напиши на своем гербе и ходи по всем трактирам хвастай.
– Я это к тому, что нужно чаще мыться и менять повязки.
– Ты на что намекаешь? – Громбакх сплюнул густую синюшную слюну и, прищурившись, стал угрожающе ко мне приближаться.
– Постой.
– Что, трухня поджалась? – Охотник игриво крутил топор.
– Да постой ты.
– Как болтать, так язык до пола, а тут портки обмочил?
– Тихо!
Громбакх наконец понял, что я не шучу.
– Прислушайся к своим шагам.
– Ну точно… Зад у него не чешется, зато мозги потекли…
– Слушай! Пройдись еще раз и слушай.
– Сделай, – кивнул Тенуин.
– Начинается… – Охотник поморщился.
Скривившись, начал вышагивать вдоль стола. А потом замер. Понял. Сделал еще несколько шагов, но уже без кривляний, внимательно слушая.
Доски под грондами охотника скрипели как-то странно. С небольшим запозданием. Между его шагом и скрипом половиц был краткий промежуток. К тому же звук получался тихий, почти отдаленный, будто от чьих-то шагов над нами – на третьем этаже. Казалось, там кто-то в точности повторяет движения Громбакха.
Миалинта с подозрением посмотрела на потолок.
– Уходим, – позвал Тенуин.
– Здравая мысль. – Громбакх первым пошел в коридор.
– Что все это значит? – спросила Миа.
– Просто звуки, – неопределенно ответил Тен. – Нас это не касается.
– Как скажешь…
Уходили поспешно, не задерживаясь, не оглядываясь. Хотели скорее покинуть дом, оказаться на улице.
Я шел последним. Подходя к лестнице, взглянул на пролет, ведущий к третьему этажу. Отчего-то захотелось подняться в этот мрак. Ощутить его пыльное прикосновение. Почувствовать, как он обволакивает, прячет от проблем, от суеты, загадок, странностей… Чем больше я вглядывался в царившую на третьем этаже темень, тем глубже дышал. Каждый вдох приносил успокоение. Просто пойти наверх. Один шаг за другим. Одна ступень за другой. Нырнуть в темноту. И ни в коем случае не вскрывать ставни. Замереть неподвижной фигурой. И стоять в отрешении. Просто стоять…
– Эй! – позвала Миалинта.
Я растерянно посмотрел на нее, будто вырванный из дремы.
– Идем!
– Да, да… Иду.
Несмотря на жаркое солнце, вновь оказаться на улице было приятно. Из головы разом испарилась всякая сонливость.
Когда мы вышли на дорогу, из дома вновь донесся скрип; на него уже никто не обратил внимания. Нужно было двигаться дальше. Сейчас, день спустя, сидя на веранде в ожидании следопытов, я вспомнил и тот дом, и те скрипы, заодно вспомнил, что охотник до сих пор не сменил повязку.
– Гром.
– Идут? – Охотник оживился.
– Нет, я о другом. Тебе надо сменить повязку.
– Да, надо, – неожиданно согласился охотник.
Значит, в самом деле, рана, полученная от бихчахта, так до конца и не зажила, тревожила.
– Я помогу. – Миа подтянула заплечный мешок. Достала из него сменную рубашку, которую еще в Лаэрноре начала рвать на тряпки для охотника.
– Долго они там? – Громбакх с радостью расшнуровал цаниобу и порпуну, приспустил их до пояса. Должно было пахн'yть горячей прелью немытого тела и защитных трав. Но запахов, несмотря на жару, по-прежнему не было. – А то я… усну скоро, – выдавил он сквозь долгий влажный зевок.
– Это от яда, – не сдержавшись, зевнул Теор.
– Ну да. – Сонливость накрывала и меня. – У нас теперь все от яда.
– Осталось чуть больше трех дней, – напомнил Теор.
– Да…
– Откуда у тебя амулет? – Миа дотронулась до нанизанных на шнур клыков и когтей от самых разных животных.
– Племянник сделал, – улыбнулся Гром. – Харат.
– Тот самый, которого ты… спас?
– Ну да. – Улыбка ослабла. – Спас. От себя самого. Я так понимаю, Тен уже всем растрепал эту историю?