Эридан. Рассказы
Шрифт:
Пока тот вполне уже миролюбиво басит, его слабовидящий коллега в синем халате прогуливается вдоль своего прилавка, поправляя уложенный рядками товар.
– Как думаешь, есть здесь что-нибудь достойное? – вопрошает где-то позади меня звонкий молодой баритон.
– Не знаю. Как тебе крайняя в третьем ряду? – ему отвечает, судя по интонациям, такой же юный товарищ.
– Выглядит аппетитно. Возьмём?
На мгновение их тела закрывают мне обзор; шагнув вперед, парни зависают у прилавка, разглядывая
– Какая-то она твердокаменная… – разочарованно говорит тот, что постарше. – Такой только гвозди заколачивать…
– Да вы что! – тут же подскакивает очкарик-продавец. – Она прекрасна! Каждый завиток, каждый штрих, каждый узор на своем месте. Это идеальная композиция. В ней нет изъяна.
– Да, изъяна нет, – соглашается второй парень. – Но и толку в ней тоже нет. Что с ней делать?
– Поставишь на полку мировоззрения, и она украсит твой дом.
– У меня там и без того столько понапихано… Того и гляди, полка рухнет.
«Рухнет, и хорошо… – беззвучно встреваю я в разговор. – Выкинешь хлам, и создашь новую… Своими руками. Может, тогда и на рынок таскаться прекратишь».
Мои мысли теряются в громком вопле, который издает какой-то рассерженный мужик, выпрыгнувший, как чёрт из табакерки, из толпы.
Он тычет пальцем в горстку камней неясного назначения и возмущённо кричит очкарику в синем халате:
– Как вы посмели украсть мою идею! Это плагиат! Я буду жаловаться! Я придумал её две недели назад, а вы уже продаёте! Я требую свои деньги в стопроцентном размере! – и спустя мгновение уже спокойнее предлагает: – Или хотя бы половину.
– Она лежит тут с месяц… – машет рукой продавец. – Никто не берет. Не смешите меня, ей богу.
– Я требую своей доли! – игнорируя здравый смысл, настаивает на своём мужик.
– Сначала попробуйте её продать, и, так и быть, я заплачу вам агентские комиссионные.
– Но это моя идея! Она гениальна!
– Мне без разницы, чья, – спокойно парирует очкарик. – И мне до лампочки её гениальность. Мне главное продать. Найдёте покупателя, получите половину.
Сосед наклоняется ко мне и насмешливо шепчет:
– Залежавшийся товар… Знаешь, что они делают, когда идеи приходят в негодность?
– Нет… А ты знаешь? – я с любопытством смотрю в глаза приятелю-невидимке.
– Угу, – кивает он. – Доводилось видеть, как они реанимируют их. Знаешь, в точности так же, как старые продукты. Вот только продукты хотя бы вымачивают в марганцовке, а здесь даже не заморачиваются. Делают упаковку поярче, рисуют пару известных фамилий и приклеивают новый ценник.
– И что, никто не замечает?
– Да по-разному… Кто-то молчит, кто-то, как мы, притворяется невидимкой, а кто-то очень даже верит. Здесь такой антиквариат попадается порой…
– Но возраст идеи вовсе не показатель её негодности… – задумчиво тяну я.
– Для тех, что выражают истину – нет. А ты видишь здесь хоть одну такую?
– Нет… Истина ведь не нуждается в продавцах.
Мы одновременно киваем, отворачиваемся друг от друга и ещё некоторое время стоим рядом, каждый в своих мыслях.
Зачем я здесь? К чему это бессмысленное любопытство?
День за днём я прихожу сюда, чтобы лицезреть свежую порцию суррогата, и в очередной раз убедиться в том, что знал и так, с самого первого дня.
Сосед же заключил странное пари – сам с собой – что однажды идея посетит это вздорное место.
Но мы оба понимаем, что это утопия…
***
– Пойдём отсюда, братишка. Я знаю один приличный бар, где двум социофобам можно пропустить по кружечке и нормально поговорить, – хлопает невидимка меня по плечу.
Я улыбаюсь.
Пожалуй, лучшее, что можно найти на рынке «свежих» идей, я уже нашёл – и это единомышленник-сосед.
(13.02.2017)
Палермо. Синестетическая реальность.
Декабрь подал мне руку, когда я ступила на трап. Рука оказалась тёплой и сухой. Я мягко пожала её в ответ. Он обнял меня порывом сирокко и тут же отступил назад, в осень, чтобы полюбоваться мной.
– Как ты выросла! Не узнать. Настоящая леди.
– А раньше была пастушкой? – усмехнулась я.
– Ребёнком. Кевином Маккалистером. Я взял бы у тебя автограф, если б где-то случайно встретил.
– Вряд ли, – покачала я головой. – В ту пору я носила платья.
Декабрь вздохнул, поражаясь моей несговорчивости – так, что я едва удержалась на ногах. Погрозив ему пальцем, я напомнила о цели визита.
– Познакомишь меня с П.? Ты обещал.
– Разумеется. Пойдём?
***
Она должна была встретить нас у терминала, но там никого нет, – никого, кроме толпы местных жителей, признавших во мне иностранную туристку.
– Белладонна! – кричат они наперебой. – Такси! Сити тур! Апатментс!
– Почему они предлагают мне бешеную ягоду? – изумляюсь я. – У меня что-то не так с выражением лица?
– Напротив, это комплимент. Впрочем, не обольщайся, они это всем говорят. Истинная bellezza – в твоей сумочке. Увы, здесь туго с работой – их можно понять.
Проезжая часть предпортовой улицы, точно горлышко непочатой бутылки с терпким Неро Д’авола, забита малолитражками – чтобы попасть на противоположную сторону, нужно уметь разгадывать лабиринты. Я с детства люблю их, потому, усадив Декабрь к себе на плечо, быстро просачиваюсь сквозь горлышко. Мне немного боязно. Декабрь смеется.