Эридан. Рассказы
Шрифт:
– Но почему крокодил? – спросил он.
– Рептилия. Тот же ящер. Доля истины есть и в этой шутке.
– Хорошо, – не стал спорить Иван Дмитриевич, – продолжим. Элементы материи. Что ты можешь сказать?
– Земля, воздух, огонь и вода. В основе античного мировоззрения – принцип подобия. Земля – структурная основа, каркас любого существа, системы или явления. Огонь – энергия, искра жизни, динамическое преобразование. Вода – любовь. Воздух – свет. Последние два элемента – на самом деле едины, но пребывают в разных состояниях. Мне кажется, правильнее говорить
– Чего же?
– Информации. Она определяет вектор и содержание. Без неё случится хаос, застой или ничто.
– Как она возникает?
– Информация бывает первичной и вторичной. Вторичная – производное сознания, первичная относится к первородному разуму. В начале было Слово. Но его истоки лежат за пределами точки сингулярности, и потому сложно угадать… Пока мы можем похвастаться лишь тем, что создаем своё информационное поле, расширяя коллективное сознание.
Иван Дмитриевич пометил что-то у себя в блокноте, а я пожала плечами.
– Сказать по правде, я не понимаю, почему вы меня об этом спрашиваете. Я ведь не академик, и мои познания ограничены школьным и институтским курсом…
– Простите?! – поперхнулся мой собеседник. – Каким курсом?
– Общеобразовательным… Физика, биология, математика. Думаю, что от нашей болтовни нет толку. За что вы платите мне?
– Ася, что с тобой происходит? – не понял он.
– Восемнадцать ноль-ноль, – я ткнула пальцем в камеру, указав на часы за его спиной, и сразу же отключилась.
***
У нас годовщина. Мы решили обойтись без пафоса, – и улетели в Пафос. Теперь сидим на берегу и утопаем в вечерней дымке, а набегающие волны играют с нашими ступнями, трогая их по-кошачьи игривой кружевной пеной, тёплой, как парное молоко.
– Щекотно, – пожаловался муж.
Я дурашливо фыркнула ему прямо в ухо, и тут же отстранилась.
– Я всё время забываю, как мы познакомились, – проговорила я вдруг. – Сейчас мне кажется, что я вот так же сидела на берегу, только одна, а ты проходил мимо, но не прошёл, а остался.
– Так и было, – согласился он; я не видела, но чувствовала в темноте, как он усмехается.
– А если серьёзно?
– Не скажу… – ответил Пашка. – Как бы ты хотела?
– На самом деле мне всё равно. Главное – то, что происходит теперь.
Обнявшись, мы упали на песок, и, запрокинув головы, долго-долго любовались небом, чёрным и бархатным, как дно безразмерной шкатулки. В нём бриллиантов столько, сколько нет даже у самых богатых шейхов… А у меня – один, но самый дорогой. А скоро будет два!
– А ты кого хочешь? Девочку или мальчика? – спросила я.
– Кто получится, – весело ответил муж. – Можно сразу двух.
– Вот только работа… Мешает. Не даёт расслабиться. Иван Дмитриевич… У него колючие глаза, неживые, и почему-то я тоже перестаю быть живой. Как будто меня нет.
– Ты есть, – возразил Пашка.
– С тобой есть. Не знаю, зачем я согласилась… Устала я от них, Паш.
– Так откажись. Скажи, по семейным обстоятельствам не можешь продолжать, да и всё.
– Они не знают о семье…
– Как так?! – Пашка резко отстранился, сел, и уставился на меня, а потом возмутился. – Почему ты скрываешь?! Чем вы там занимаетесь?!
– Да ничем таким… Беседуем. Просто речь никогда не заходила, и я почему-то решила утаить. Знаешь, на днях упомянула родителей, так Иван Дмитриевич чуть со стула не упал, как будто я сказала что-то абсурдное.
– В смысле? Они же в курсе, что ты не сирота.
– Ага. Но о тебе лучше не говорить. Не поймут.
– Что значит не поймут?!
Пашка прав. Работа эта меня уже порядком достала. Хочу плавать счастливым планктоном по шумному офису и общаться, не задумываясь о смысле, безо всех этих систем, законов и концепций. Пить чай в обед, смотреть в открытые лица, румяные, веснушчатые, небритые, гладкие, с родинками и ямочками на щеках. И видеть глаза тёплых оттенков с живыми искорками света. Неужели это возможно?
– Возможно, – прочитал Пашка мои мысли. – Скажи, что муж против, и ты увольняешься.
Впервые в голове полнейший раздрай и анархия.
Сто семьдесят восьмой день
Иван Дмитриевич вёл себя дружелюбно, однако в его водянистых глазах время от времени мелькала тень подозрения, словно он предчувствовал непростой разговор.
Я не стала ходить вокруг да около.
– Нам пора завершить сеансы, – твёрдо сказала я. – Муж настаивает. Мы планируем детей, и мне нужно подготовиться, отдохнуть морально и физически. Извините.
– Что?! Какой муж, Ася, какие дети?! У тебя не может быть ни того, ни другого.
– Почему? – остолбенела я и глянула в левый нижний угол монитора; там виднелось симпатичное девичье личико.
«У него что, проблемы со зрением?! Или с головой?»
– Потому что ты программа. Искусственный интеллект. Мы создали тебя полгода назад.
– М-м-м, – такой «неоспоримый» аргумент начальника крыть нечем. И незачем.
Ох… Как же я сразу не догадалась?! Холодный рыбий взгляд, своеобразные манеры, псевдонаучные диалоги и неестественное поведение. Я связалась с сумасшедшим! Вот это я дала маху…
– Хорошо, – осторожно согласилась я, зная, что с психами спорить бесполезно. – Но я получаю зарплату. Как вы объясните это?
– Впервые слышу, – искренне изумился он.
В начале месяца Иван Дмитриевич перечислил аванс.
Я в недоумении молчала – до тех пор, пока, порывшись в антресолях памяти, не извлекла нужный фрагмент-цитату.
«Параноидный психоз проистекает с формированием сверхценных идей».
Ясно-ясно. Светоч науки выдумал очередную программу искусственного интеллекта. Наверняка тут «замешаны» секретные службы, правительство или инопланетяне. Мне доводилось читать всякие истории душевнобольных.