Эрик
Шрифт:
— Хорошо. Доброй ночи, любезный Пьер.
— Доброй ночи.
Проснувшись следующим утром, Эрик занялся тем, что стал разворачивать агентурную сеть, пользуясь услугами братьев, командированных в подчинение Антонио, и уже отработанной схемой с детьми, которыми занялась Морриган. Параллельно он нагрузил Рудольфа сбором информации через его знакомых, многие из которых были связаны с дворянскими родами и знали частенько весьма пикантные подробности. Закончив с организационными вопросами, он разлёгся на топчане и принялся анализировать сложившуюся ситуацию, заодно вспоминая всю известную ему информацию.
Самым неприятным известием было то, что он заинтересовал кого-то из влиятельных людей, которые к нему присматриваются с совершенно неясной целью и перспективой для него. Такие вещи абсолютно не входили в его планы, ибо он ещё минимум пару лет не хотел сильно афишировать факт своего существования. Менее неприятным, но очень любопытным оказалось то, что о его проделке с Бодуэном было известно. В этом случае получается любопытный расклад: либо у него в команде есть шпион, либо за ним постоянно следят, либо результат оказался плодом вычисления.
Эрик уже беседовал о прошлой жизни со старым дружинником, и Рудольф пересказал ему всё, чем молодой барон занимался до покушения на его семью. Самое паршивое то, что ни латыни, ни каким другим языкам он не учился. Из латыни он знал только Signum Cruris и то запинаясь. А тут — свободно и без затруднений изъясняется, причём иногда совершенно непривычно — витиевато и изящно. В стиле древних дохристианских надписей, что иногда можно встретить в Риме. Иных вещей он вообще не знал и не изучал. Грамоте его не учили, читать он не умел. Воинское дело изучал без особенного рвения. Основное же время проводил сначала в конюшне, очень уж он верховую езду любил, а потом бегая за молодыми служанками. Да, он познал женское тело в тринадцать лет. И весь последующий год отмечался, как по расписанию, практически у всех молодых девиц. Развит он был физически хорошо, что и сейчас заметно. Прожив дюжину лет, он выглядел так, будто ему все шестнадцать-восемнадцать, уж больно крепкое тело у него с детства было. И это качество оставалось за ним. Сейчас ему редко кто давал на вид меньше двадцати, а ведь ему шёл только семнадцатый год. В общем, сильный, весёлый, озорной, но совершенно непроходимо дремучий и тупой. Рудольф предположил, что это было божественное вмешательство, ибо изменения были просто потрясающи. Получается, что он по всем внутренним признакам был совершенно другим человеком, отличающимся от своего предшественника как небо от земли. Ну и напортачил же он! Эрика всего передёрнуло от терпкого запаха «склеенных ласт», его «ласт», которые ему померещились.
Следующие дни он сохранял выбранный режим посещения дворянских встреч и сохранял абсолютное спокойствие, по крайней мере внешне. Тем временем агентурная сеть начинала поглощать денарии и давать свои результаты. К концу недели общими усилиями информацию для него собирало около трёх сотен человек, большая часть, правда, были детьми. Задачи, которые ставились перед шпионами, были несколько неопределённые и довольно сложные — нужно было взять под контроль всех ключевых игроков на политической арене Венеции и держать их под круглосуточным наблюдением. Дополнительно держалась рука на пульсе в преступном мире и отмечались все более-менее подозрительные приезжие. Как только агентура начала действовать, информация пошла весьма солидным потоком, которого, честно говоря, не ожидал. Пришлось спешно заводить что-то вроде дневника. На первое время он купил себе два чистых свитка пергамента, ну, не совсем чистых, а очищенных. Но это был не выход. Возиться с этим материалом было очень неудобно. Нужно было срочно искать выход. Делать бумагу было опасно, так как это добавит подозрений. Немного помучившись, он остановился на тонкой ткани из белёного льна, которую нарезал аккуратными прямоугольниками и во время письма вставлял в простые самодельные пяльцы из дерева. Размеры листов были примерно двадцать на тридцать сантиметров. Вырезал всё самостоятельно, по мерке, так что листы получались практически идентичные. Края у этих импровизированных листков аккуратно подшивались, дабы не допускать их роспуска. Это увлекательное дело он поручил дреговичу, чтобы не отвлекать остальных, загруженных агентурной работой подчинённых. Организацию разрозненных листов ткани он решил довольно просто — нумеруя их и подшивая по двадцать листов в одну тетрадку.
Для нумерации страниц (и вообще записи цифровой информации) Эрик решил использовать визуально не обусловленные значки в виде простых геометрических фигур, выражающие цифры обычной десятичной системы, а сами записи вёл на современном русском языке. Подобными средствами он вполне надёжно уберегал от прочтения этих текстов своих нынешних современников в случае кражи или силового изъятия при обыске.
К концу второго месяца у него было уже около ста пятидесяти аккуратно исписанных листков с информацией и довольно ясное понимание ситуации. Всё началось с того странного инцидента в Вене, когда он пострелял французских рыцарей. До их сюзерена информация дошла через герцога Австрийского в процессе разборок. Само собой, это короля заинтересовало, так как ситуация была довольно необычная и крайне неприятная. В общем, выслал он к Эрику своих шпионов разведать, что к чему. Этот ход принёс ему только головную боль, так как уж больно неоднозначные данные к нему поступали. Каждый из шпионов пел на свой лад, и в единую композицию эти мелодии не складывались. Нужна была провокация, но такая, которую ему сложно было бы проигнорировать. Именно поэтому на сцене появился Бодуэн, который прежде был очень грамотный и совершенно безынициативный исполнитель. Его к тому времени уже давно обрабатывали, внушая некое величие и чувство собственной важности. Дескать, как такой человек может всё время быть на вторых ролях. А потом направили Гаспара, который, к слову, был исключительно пешкой в той игре, но сумел стать той последней каплей, от которой всё пришло в движение. В общем, Жан де Рэ гибнет.
Герцог, поняв, что началась интересная игра, приставляет следить за фон Ленцбургом своих лучших шпионов, которые чуть ли не в обнимку с людьми Филиппа держали того под колпаком. Причём Фридрих обратил внимание на Эрика ещё раньше, чем Филипп. Герцога впечатлила потасовка, в которой барон со своей спутницей смогли продержаться против солидной банды Гильома, который доставил много неприятностей многим торговым и влиятельным домам Австрии. Эти ушлые европейские правители предчувствовали сюрприз от столь одиозной фигуры, которой в их глазах выступал Эрик, но он смог превзойти все их ожидания и произвёл буквально фурор. Вы только представьте — сидит он дома, ничего не делает, иногда в кузнице «груши околачивает», иногда по рынку гуляет. А потом вдруг вечером исчезает Гаспар, а следующим утром находят труп де Мореля с весьма красивой инсценировкой. При этом — ни одного, совершенно ни одного следа или ниточки к Эрику найдено не было, но всем заинтересованным лицам было понятно, что это сделал именно он.
И вот теперь за бароном пристально следят три пары любопытных глаз: короля Франции Филиппа II Августа, герцога Австрийского Фридриха I Банберга и Великого магистра рыцарского ордена тамплиеров Жильбера Эраля. Не самые приятные новости. Хотя они компенсировались полным провалом их агентуры, так как наш хитрец уже всех или почти всех шпионов вычислил, выследил и держал под контролем, то есть вся информация, которая от них поступала нанимателям, была известна и ему тоже. Хороший козырь в игре, который позволяет заниматься управляемой дезинформацией.
Да, картина персоналий прояснилась, теперь Эрику было понятно, кого именно он заинтересовал. Намного сложнее выяснить — чем. Для этих задач ему был нужен кто-то из дома, например, Филиппа Французского. Тот, кому доверяют, так как обычными агентурными средствами эту задачу решить было нельзя, ибо действительно серьёзная информация передавалась только устно и только между доверенными людьми. Из имеющихся персоналий очень большой интерес представлял тот самый Тибо III Шампанский и его зять Балдуин I Фландрский, так как они имели прямое отношение к ныне царствующему дому во Франции. Это вызвало изменение инструкций для разведывательной сети. Налаженная и хорошо оплачиваемая работа детворы отозвалась прекрасными результатами, а потому уже спустя две недели Эрик прохаживался рядом с рабочим столом в своей арендуемой комнате в таверне и обдумывал дальнейший план действий.
Да, информацией эти ребята, несомненно, владели. А интерес у всех трёх заинтересованных сторон был одинаковый, или примерно одинаковый. Даже если это не так, то, получив сведения об интересах хотя бы одной из сторон, можно будет хоть на что-то опереться при дальнейшем расследовании. Единственной точкой вхождения в эту изолированную для него парочку информаторов была жена Балдуина и дочь Тибо — Мария Шампанская, весьма колоритная и милая натура двадцати пяти лет. Немного подумав, Эрик всё же решил делать ставку на неё, а потому следующие две недели все силы агентуры были направлены на выяснение всех подробностей о молодой женщине. Совершенно всех, даже самых пикантных. Задача была несложной, ибо дама была вполне известная и держалась на виду. Самым важным стало то, что она оказалась человеком с тонкой душевной организацией — поэтессой. Беседы о прекрасном, литературе и поэзии были для неё как воздух, но, увы, муж не мог ей их дать. Равно и отец. Они оба были представителями своего времени — крепкие, сильные, эффектные и не очень умные мясники.
Выданная замуж в двенадцать лет, Мария не была счастлива. А после того, как родила двух девочек и муж охладел к ней, разуверившись в том, что она способна родить ему сына, совершенно упала духом. А потому в настоящий момент представляла собой некую пародию на персонажа эпохи декаданса. Что же касается непосредственно пристрастий физиологического плана, то супруги никогда не были в восторге от выбора их родителей и терпели друг друга из необходимости. Поэтому последние лет пять она не имела близости с мужчиной, отчего её жутко ломало и заставляло направлять всю нереализованную сексуальную энергию в русло творческой сублимации. В данном случае это была поэзия, да и вообще любое изящное искусство. Чисто визуально дама была довольно приятная, с милым, одухотворенным личиком и с аккуратной фигурой, которая практически не испортилась после родов.