ERIKA
Шрифт:
Старший брат осенью 1991-го (как раз, когда я уходил служить) продал свой стоящий на соседней улице большой частный дом: двухэтажный, с баней, гаражом, приусадебным участком. Он собирался купить хорошую квартиру (его невеста, приехавшая в Киров из деревни, с детства мечтала жить только в благоустроенной квартире «по-городскому»). Пока подыскивал варианты, грянуло 1 января 1992-го. Премьер-министр Егор Гайдар – этот мальчиш-плохиш, ставший главным буржуином страны, – отпустил цены. И понеслось!
Сбережения братовы таяли на глазах. Деньги обесценивались со сверхзвуковой скоростью. Нулей на магазинных ценниках становилось всё больше. Через три недели брат срочно купил не особо нужный ему холодильник «Свияга», истратив на него всё состояние – все сбережения, накопленные и полученные им от продажи дома (ещё через месяц-другой денег тех не хватило бы и на радиоприёмник). С тех пор жил брательник с родителями (свадьба не состоялась), да и мне – недавнему дембелю – до собственной квартиры было ещё ой, как далеко!
Итак, наша семья: люди (четверо), плюс собака (адын штука) жили-поживали потихоньку терпя, как все, трудности переходного периода. Переход от развитого социализма к дикому капитализму давался – не сказать, чтобы очень легко. Поэтому никто из нас (включая Флору) о том, чтобы завести вторую собаку, и не помышлял… Разве что брат?
***
Следующим утром (была суббота) покой квартиры нарушила прерывистая трель телефонного звонка. Раскрасневшийся потный брат, поставив на пол гирю, поднял трубку с громоздкого белого дискового аппарата, стоявшего на тумбе в прихожей. Он долго слушал, посматривая в зеркало, тяжело дыша после физических упражнений, лишь изредка вставлял уточняющие реплики.
Закончив с подтягиваниями, я подвесил к турнику самодельную тяжёлую боксёрскую грушу. Этого монстра, состоящего из куска толстой железной трубы, обмотанного чем-то резиновым, я приволок домой ещё перед армией, стащив из подвала, в котором собирались пацаны не слишком дружественной нам компашки. И вот колотил я по этой твёрдой тяжёлой груше, не жалея кулаков. Бах! Бах! Бах-бах! Мне тогда казалось: круто, если собеседник брата будет слышать в трубке мои хлёсткие и увесистые удары.
В то время нашу семью (за исключением мамы) можно было назвать очень спортивной. В то время я ещё занимался спортом много чаще, чем бухал, и брат занимался, пребывая в многолетней завязке. В то время…
Положив трубку, брат долго загадочно молчал, что-то обдумывая. Я пытался его расспросить, но разговор не задался. После обеда брательник уехал, пробормотав перед выходом: «Надеюсь, всё выгорит». Родители обменялись тревожными взглядами. Что-то намечается!
Вечером за окном громыхало. Небо померкло. Полумрак квартиры пронизывали яркие всполохи молний. Начало мая. Гроза. Во время грозы мама всегда выключала телевизор и освещение, закрывала форточки, чтобы шаровая молния не залетела. А после дождя распахивала настежь окна, чтобы квартира наполнилась свежестью. Но в тот раз дождь шёл и шёл, никак не желал прекращаться. В полутьме я рассматривал картинки в журнале «Muscle & Fitness», прикидывая, как скорее подкачать бицепсы и пресс – пляжный сезон на носу. Услышав звук открывающейся двери, я отложил рисованных качков в сторону.
В полумраке прихожей не заметил никого кроме брата. Но брат, стягивая мокрую куртку, включил яркий свет и, из-за ног его, словно из-под земли, вдруг появился страшный пёс. Бультерьер! Именно страшным показался мне он в самые первые мгновения. Таких мрачных псов прежде я никогда в жизни не встречал. Передо мной стоял огромный собачий скелет, обтянутый некогда белой, а ныне серой от грязи шерстью. Здоровенную его башку с акульей пастью венчали тонкие уши, кончики, которых сникли словно от усталости.
Родители охнули. Впрочем, чего-то подобного они ждали. Брат отошёл, и я, наконец, смог разглядеть пса во всей красе. Высокий. Не дог, конечно, но всё же… Не припомню, чтобы я видел когда-нибудь бультерьера подобного роста. Худой, очень худой! Рёбра отчётливо торчали сквозь кожу, сдавившую их. Возможно, он и казался таким высоким из-за своей худобы. Морда! Таких здоровенных бультерьеровых морд я точно не видал. Никогда!
Эта морда и этот рост поразили. Пёс меня заинтриговал. Страх улетучился. Ещё не зная ничего о нём, я присел и принялся как-то безмятежно, не думая о возможной опасности, гладить его сырую макушку. Впрочем, лишней фамильярности не позволял. Я чувствовал его собачий дух, а он с достоинством посматривал на меня косо посаженными глазами и угольно-чёрные глаза его вдруг блеснули. Пёс шумно-сопливо обнюхал мою кисть. Громадная яйцевидная башка его приводила меня в восторг. Эти невероятные челюсти! Он широко зевнул и, громко клацнув зубами, захлопнул пасть. В пяти сантиметрах от моего мизинца словно сработала гильотина. Почувствовав мурашки, бегущие по спине, я отчётливо понял тогда, насколько опасным может он быть.
Любопытная Флора, сунувшись длинным носом в коридор, тотчас исчезла в гостиной. Наверное, наша домашняя овчарка надеялась, что непрошеный гость не задержится в квартире надолго. Брат, словно слыша её мысли, сказал:
– Он поживёт у нас временно. Месяц-два. В клубе собаководов попросили. Его сюда на вязки из Челябинска прислали, а туда наши своего кобеля отправили для обмена генофондом. Ну, и в наш бюджет деньжата упадут.
Я смотрел на пса, как на инопланетного пришельца. У нас будет жить настоящий бультерьер, да какой! На мокрой шерсти бросалась в глаза дорожная грязь. И тут я увидел на розовой коже внутри правого уха, по краю, странную наколку, словно клеймо, три жирные сине-зелёные цифры: 013.
– Как звать-то тебя? Тринадцатый?
– Юденич Даймонд Бижу, – ответил за него, чуть запинаясь, брат. – Кажется, как-то так, язык сломаешь, проще уж, в самом деле, Тринадцатым звать, но тоже не фонтан.
Юденич… Перед моими глазами на миг предстал виденный недавно в журнале «Вокруг света» портрет знаменитого белогвардейского генерала от инфантерии. Правда, лицом предводитель похода на большевистский Петроград более смахивал на бульдога. Вслух же я начал перебирать:
– Юденич… Дэник… Дениска…
– Можно и Дэник. Два года от роду этому Дениске… Слушай внимательно. Сейчас я его отпущу. Если он вцепится во Флору, ты поднимай его за задние лапы; так, чтоб они в воздухе висели, у собак тогда хватка слабнет. Ну, а я буду ему челюсти разжимать, – брат показал мне приспособление – небольшую (сантиметров тридцать длиной) буковую дощечку. Край её был заточен под острым углом, чтобы легче можно было запихнуть его меж собачьих зубов. Это ему в клубе, в качестве приложения к бультерьеру такой инструмент выдали.