Эромагия
Шрифт:
— Ни за что! — отрезала Анита. — Знаю я вас.
— Не хочешь по-хорошему… — зашипела, посуровев лицом, Лавандия. — Пожалеешь…
— Да ну? — отозвался Шон, поднимая топор. — Почти точно такие же слова нам говорили чародеи. Слетайте в их замок, поглядите, чем все кончилось.
— Угрожаешь, щенок? — Глаза Лавандии сузились, а рука скользнула в сумку, висящую на плече. — Ну-ну, поглядим, что ты скажешь, когда мой магический снаряд…
— Ничего ты не сделаешь, — отрезал Шон, свободной рукой вытаскивая из-за пояса Жезл. — Пока я держу эту штучку, твоя магия против меня бессильна.
— А вот если мы
Ведьмы попятились, и Анита подняла Венец повыше.
— Видите, я держу его в руках, и потому моя магия в полном порядке, — пояснила Анита, наступая на них. — Мне Жезл не помешает. А ты знаешь, Лавандия, на кого я обучалась? У-у, нам такие заклинания показывали… Для того, чтобы успокаивать непослушных детей…
Ведьмы, нервно тиская в руках метлы, продолжали отступать. По глазам было видно, что больше всего они сейчас опасаются: а вдруг помела откажутся взлетать, когда Жезл находится в непосредственной близости?
Анита с Шоном надвигались на них, каждый держал амулет в вытянутой руке. Уже почти совсем стемнело, ночь выдалась безлунная, и лишь две волшебные реликвии светились, посылая отблески на лица ведьмы и рыцаря, иногда озаряя кусты, а иногда — пятящийся летучий отряд…
Первой это ощутила Анита. Венец в ее руке ожил, зашевелился, задергался…
— Ой! — сказала она.
Шон озадаченно покосился на свою руку, потом на Аниту, потом опять на кулак, где был зажат Жезл. Древняя реликвия пробуждалась. Она запульсировала волнами тепла и холода, мелко задрожала — Тремлоу держал ее крепко, и дрожь эта передалась пальцам, потом запястью…
Мягко, но с непреодолимой силой оба предмета вывернулись из сжимавших их пальцев. Взмыли над поляной, разгораясь все ярче и ярче, закружились, проворачиваясь в полете, обращаясь друг к другу то одним, то другим боком, — и вдруг замерли. Сияние уже резало глаза — реликвии превратились в крошечные солнца. Теперь набалдашник Жезла глядел точно в центр Венца. Они слегка покачивались, почти неразличимые в окутавшем их световом коконе. А потом Венец и Жезл устремились друг к другу и с громким хлопком соединились. Свет затопил поляну перед руинами; маленькое светило завращалось, разбрасывая острые белые лучи, рассыпая потоки искр и поднимаясь все выше…
Сияние озарило длинные носы ведьм из летучего отряда, их впалые щеки и вялые подбородки, их серенькие, собранные на затылках в пучки волосы, — и летучий отряд, крича в ужасе, бросился прочь.
— Чего это они? — Анита на миг отвлеклась от созерцания восходящего светила, глянула вслед беглянкам и снова подняла голову. — Красиво-то как, а, Шончик?
— Ага… — отозвался рыцарь.
Ком искрящегося света поднимался, на ходу увеличиваясь; зарево ширилось, заливало округу. Над руинами храма взмыли драконы и закружились, раскинув крылья. Чешуя их казалась серебряной.
Через мгновение в черном небе зажглась новая звезда — самая яркая на всем небосклоне. Драконы, описав большой круг почета, опустились к земле.
— Пророчество сбылось! — торжественно объявила Мелонита. — Над древним храмом взошла новая звезда. Моя клятва исполнена, и теперь я свободна. Благодарю вас, хранители Жезла.
— А уж я как благодарю! — воскликнул Кардамуд.
Дракониха вздохнула.
— Что ж, теперь я свободна… Мы с Кардамудом отправляемся в путешествие. Он обещал показать мне… показать мне весь мир.
Они переглянулись.
— Удачи, Кардамуд, — сказал Шон. — И тебе, Мелонита.
— Будьте счастливы! — добавила расчувствовавшаяся Анита.
Когда шум крыльев стих и драконы исчезли в усеянном звездами черном небе, рыцарь с ведьмой наконец взглянули друг на друга.
— Я… э… — начал Тремлоу неуверенно. — Мне тут пришло в голову…
— Да? — спросила Анита, оглядываясь на темный храм.
— Эта звезда… Ну, я слышал, звезды ведь, особенно такие яркие, они всегда кому-то или чему-то посвящены. Ну, ты понимаешь — есть звезда Надежды, а вон, на севере, видишь — звезда Войны.
— Да-а… — задумчиво протянула она.
— Вот, и еще есть другие, они тоже… А эта звезда — она чья? В смысле, звезда чего?
Заметив, что ведьма продолжает оглядываться, Шон тоже повернулся, потом взял ее за руку.
— Хочешь узнать, — сказала Анита, толкая его локтем в бок, — чему посвящена эта звезда?
— Ясное дело, хочу.
— Прямо сейчас?
— Немедленно!
— Ладно, — согласилась ведьма. — Сейчас узнаешь…
Часть вторая
СЕРДЦЕ МИРА
1
Анита перекатилась на бок, приподняла голову и положила ладонь на грудь рыцаря. Шонтрайль де Тремлоу де Ривилль де Крайсак, кавалер Ордена Меча, лежал, сонно глядя в рассветное небо. Ведьма осмотрелась — пляж был пустынен, только шалаш виднелся в полутьме. Сзади шелестели морские волны, впереди на границе пляжа темнела роща.
Они провели в этом месте уже три дня. Молодая ведьма из обители Лайл-Магель и рыцарь, наследственный принц города-государства Пер-Амбой, познакомились, когда старая Беринда, носившая титул Верховной колдуньи, послала Аниту в город с заданием свергнуть захватившего власть безумного мага. Познакомились и… Она, вздохнув, положила голову на плечо Шона. Вместо подушки это плечо использовать было затруднительно — даже в расслабленном состоянии мускулы своей твердостью напоминали камень. Ведьма прижалась щекой, скосив глаза на могучую грудь, поросшую светлыми волосами, и принялась задумчиво пощипывать их, вспоминая все произошедшее. Тремлоу, покрытый шрамами голубоглазый блондин-здоровяк с подбородком, похожим не то на наковальню, не то на обух топора, был хорошей иллюстрацией того, что форма не всегда соответствует содержанию. Поначалу Анита приняла его за неотесанного бродягу-наемника, и лишь позже выяснилось, что Шон владеет не только мечом, но и вполне развитым мозгом и что у него хорошо подвешен язык — и не только он.
Тремлоу чуть повернулся, обхватив ведьму рукой, напоминающей узловатый сук старого дерева, положил широкую ладонь ей на голову и запустил пальцы в короткие черные волосы. Легко провел по затылку Аниты, погладил шею… она зажмурилась, чуть не заурчала, как кошка, которой чешут спинку.
— Что это там? — вдруг негромко произнес Шон.
— Твою мать…
— Где? — Открыв глаза, она прислушалась.
— Вроде шумят…
— О тощая дщерь неумелых родителей!