Эромагия
Шрифт:
— А… — Она прислушалась, приставив ладонь к уху. — По-моему, кто-то прокричал «чудовище»…
— Чудовище? — переспросил Тремлоу.
— Ага. И еще — «спасайся»…
— Гм… Может, Рух раньше времени выбрался из кратера и попер на город?
— Раньше времени? А когда он должен был выбраться?
— Ну, говорили, что сегодня утром, если ему дев не дадут или если падишах не появится для сражения.
— А сейчас сколько? Мы вроде совсем недолго спали…
Рыцарь встал, чтобы размяться — и тут же повалился на пол, потому что камера на мгновение
Хорошо, что Анита не стояла, а сидела — она тоже шмякнулась на пол, но не так сильно, как Тремлоу.
— !.. — высказался он, осторожно приподнимаясь. В соседней клетке шумно завозился Мустафа. Сквозь решетку почти ничего не было видно — коридор заволокло густое облако пыли.
— Шончик, что-то это мне не нра… — начала она, и тут тряхануло во второй раз, куда сильнее первого.
Рыцарь не нашел ничего лучше, как взгромоздиться на лежащую лицом книзу Аниту и прикрыть ее своим телом. Ну, то есть в принципе это как бы и неплохо, если мужчина решительно прикрывает тебя своим телом, подумала она, но не когда ты лежишь на каменном полу, устланном редкой сухой соломой, которая вонзается в живот, шею и щеки.
— Слезь… — придушенно хрипнула ведьма.
Взгляд ее был обращен в сторону решетки, очертания которой вдруг потеряли прямоугольную форму. Все вокруг подскочило и резко опустилось, стена накренилась, вновь заскрипели камни… Затем на глазах у Аниты и Шона прутья начали изгибаться… и тут же один, не выдержав напряжения, с пронзительным стоном переломился. Раздался звук, будто что-то железное ударило во что-то каменное, — и звук этот в самом деле передавал происходящее: обломок железного прута, выстреливший из решетки словно арбалетный болт, ударил в камни стены.
— Бежим! — Рыцарь вскочил, ухватив Аниту под мышки, рванулся вперед.
Пол больше не шатался, хотя пыль заволокла все вокруг, а откуда-то сверху доносились приглушенные перекрытиями грохот и крики. В коридоре они опять чуть не упали, наткнувшись на Мустафу, который на четвереньках быстро семенил прочь от своей камеры. Завидев узников, джинн вдруг вскочил, ухватил обоих за поясницы и, прижав к себе, прыгнул. Тремлоу для него оказался тяжеловат, но все-таки это был не кто-нибудь, а джинн — Мустафа пронесся над полом, не касаясь его ногами, и дальше свернул так резко, что Анита лишь мельком успела разглядеть табурет, стол, из-под которого торчали неподвижные ноги, и рассыпанные на столе в луже вина бутылочные осколки.
Зацепив угол плечом — причем не своим, а Шоновым, — джинн едва вписался в следующий, более широкий коридор, и тут обнаружилось, что большинство решеток расположенных здесь камер сломаны, а вокруг летают ковры. Эти решетки были куда уже, рассчитаны на специфических пленников. Но теперь всевозможные половички, дорожки, покрывала и подстилки — среди них Анита узнала многих из тех, что были в руинах, — сновали со всех сторон, оглашая воздух криками.
Мустафа преодолел в полете и этот коридор, а затем, пыхтя, рухнул на пол.
— Ну, ты даешь! — уважительно выдохнул Тремлоу, хватая его одной рукой за шиворот и устремляясь дальше. — Сто пятьдесят кило живого веса в воздух поднять!
Он нырнул в дверной проем и побежал вверх по широкой лестнице.
— Это сколько же ты весишь? — крикнула Анита.
— Девяносто!
— Ого… все правильно, я — шестьдесят!
Теперь шум стал куда громче. Лестница вывела в большой зал, на краю которого беглецы остановились, потому что в другом его конце кипела драка.
— Дервиши, — сказала Анита. — А кто это на них… о, ассасины!
— Точно, — согласился рыцарь. — Сработало! Не зря я тогда…
Трое дервишей по своему обыкновению стремительно вращались, а целая толпа толстых ассасинов с кривыми саблями наскакивала на них и отлетала, будто легкие резиновые мячики, ударяющиеся о большую юлу. Сабли звякали, сталкиваясь с серебристым ободом юлы, в который слились кинжалы крутящихся дервишей. Время от времени ассасины, отброшенные в сторону, гулко шмякались о стены, но боевого духа у них не уменьшалось.
— Значит, дошло до падишаха, на что я намекал, — кивнул Шон. — Так… вон, в стороне, дверь, видите? Давайте туда. Не хочется в их дворцовые дела встревать, пусть они сами между собой разбираются…
Под аккомпанемент криков и звона они быстро прошли вдоль стены — рыцарь отпустил Аниту, но джинна продолжал волочить за собой — и нырнули в скрытый шнурками с бусинами дверной проем. На пороге ведьма оглянулась и успела заметить, как толпа ассасинов накатывает на дервишей и наконец захлестывает их: три размытых серых волчка исчезли под грудой тел.
За дверью тянулась очередная лестница, выводившая на середину просторного коридора, полного пронзительного визга, лязга и топота. Шон, бегущий впереди, внезапно выпустил из рук ошейник джинна и замер. Анита налетела на него и чуть не упала обратно на ступени.
— Что там? — Она перешагнула через Мустафу, слабо ворочавшегося на полу, и посмотрела.
По коридору, звонко топоча босыми пятками, спешили множество брюнеток с опахалами. Были там и женщины из прачечной, без обручей на талиях и лодыжках, но зато с недостиранными простынями и наволочками в руках. Все одеты в штаны из прозрачной разноцветной марли, и поскольку они не просто шли, а именно бежали, то некоторые особенности строения женского тела двигались, как бы сказать… очень ритмично…
— Ну, чего ты уставился? — буркнула Анита, пихнув рыцаря кулаком в бок. Тут одна из женщин, оглянувшись, выкрикнула:
— Чудовище!
— Косматый монстр! — истерично откликнулся другой голос, и сразу коридор затрясся, а в дальнем его конце что-то с грохотом осыпалось — должно быть, кладка стены.
— Чудовище? — удивился Тремлоу, провожая взглядом последнюю пару ягодиц, мягко перекатывающихся под розовой марлей. — Гм… откуда…
— И почему «косматое»? — перебила ведьма. — Разве у Руха есть волосы? По-моему, он лысый как…