Эротические страницы из жизни Фролова

Архипов Велиар

Она старалась втянуть головку как можно глубже, удерживая его за ягодицы, чтобы он не отстранялся, когда она вдавливала ее себе в зев, глубже, глубже и смотрела при этом ему в глаза… У него начались позывы спустить, но она, почувствовав это, сразу освободилась и сказала:

– Нет, подожди… сейчас.

Озорно-шутливо оттолкнула его, потянулась к тумбочке, открыла ящик и взяла коробочку с кремом.

– Сюда его давай. Приведем в порядок.

Он подставился ей, и она обильно смазала кремом головку, крайнюю плоть и дальше… Потом подтянула к себе подушку, подложила ее себе под попку, подняла и сильно расставила ноги, широко обнажив всю промежность:

– Зайди… в попку…

– Нет, что ты… тебе же будет больно…

– Пожалуйста… я прошу… ну пожалуйста…

–

Я одену презерватив…

– Нет, я не хочу… так, так зайди…

Ему не хотелось делать ей больно… Но хотелось войти.

– Витенька, родной, сделай это… Закрой… я не хочу, чтобы там оставался его член… Я твой хочу…

И он начал вставлять… Сфинктер был плотно сжат и не пускал головку даже до половины…

– Не жалей, не жалей ее, сучку, дави, слышишь, дави!

Он вдавил сильнее, удерживая за талию, ее лицо исказилась от боли, но она продолжала твердить:

– Дави, Витя, дави!

И он загнал его внутрь, сразу по самый корень, где не было смазано, и когда он пошел назад, сфинктер стал вытягиваться за ним.

Иринка откинула голову на простыню, чтобы он не видел гримасы боли, и не умолкала:

– Не держи так, долби… сильнее, сильнее…

И он начал долбить. Так, что пришлось придерживать, чтобы она не слетела с подушки.

Он направлял удары вверх и смотрел, как от каждого толчка бугорком приподнимался ее живот, то прямо по центру, между пупком и лоном, то чуть левее, то чуть правее, там, куда он направлял толчки. Потом живот вдруг перестал подскакивать, напрягся как доска и она приподнялась на локтях, чтобы еще сильнее его напрягать и чтобы видеть, что там происходит в ее промежности. Глаза ее расширились, рот приоткрылся, она заворожено смотрела на его дергающийся живот, потом вдруг выпустила из горла протяжный не то стон, не то рев, заходила ходуном на его жеребце так, что он больше не смог сдерживаться и выпустил первую струю, и вдруг увидел, и она тоже увидела, как из раскрывшегося влагалища брызнула обильная струя жидкости, ударив его в живот, и этот удар тут же повторился, потому что вылетела вторая струя, потом третья, она продолжала судорожно сжимать и расслаблять промежность, выбрасывая из себя вместе с собственной плазмой остатки чужого семени, пока, пораженная происходящим, не опрокинулась назад, разбросав в изнемождении руки по обе стороны от себя.

Он вытащил очумелого своего вандала из попки и Иринка почти не прореагировала. Отверстие оставалось зиять, некоторое время почти не сужаясь и он страшно испугался, потому что увидел внутри гладкую, побледневшую слизистую с тонким рисунком кровеносных капилляров, как в ухе кролика…

Испуг прошел через десяток секунд, когда сфинктер постепенно пришел в себя и отверстие сомкнулось, стянув на себя аккуратные радиальные складочки. Только тогда он упал на постель рядом с нею, тоже совершенно изможденный, без единой мысли в голове…

Когда они мылись в ванной, она уже озорничала, удивлялась, почему у них обоих, и у Димки, и у него, оказывались совсем чистыми члены, ведь в попке должно быть грязно, и он тоже этому удивлялся и обещал у кого-нибудь спросить.

Они вместе меняли постель, перебрасывались плоскими шуточками, но когда, наконец, улеглись, уснули мгновенно…

Они проспали до глубокой ночи, он проснулся только однажды, когда услышал какой-то шорох и, открыв глаза, встретился взглядом с Еленой Андреевной, и та приложила палец к губам, чтобы он не поднимал шума и не будил их Иринку, которая раскинулась на кровати голой попкой вверх. Он еще подумал, какие они скоты, что не позвонили ей, она ведь волновалась за них, и вот пришлось ей телепаться сюда, потому что их телефон был отключен еще до прихода сюда Виктора. И он снова закрыл глаза, даже не подумав прикрыть перед мамой свое голое тело…

А ночью они проснулись почти одновременно и снова стали любиться, и она ему рассказывала, как к ней ровно в восемь пришел Димка, как они пили его шампанское, сидели и болтали, как он долго никак не мог отважиться ни на что решительное и ей было жутко интересно, с чего же он начнет;

как он потом начал с того же, что уже пробовал, - взял ее рукой за попку и просунул палец через трусики ей во влагалище, а она все еще кокетничала и держалась, потому, что ей было очень интересно, как это дальше бывает, хотя на самом деле давно хотелось повалить его и натянуть себя на его член по самую рукоятку; как они потом раздевались по всей комнате, то он ее, то, в отместку, она его, как он потом сосал ее грудь и удивлялся конусовидным соскам, как оказался между ног, когда она стояла возле зеркала, и начал обсасывать ее писку, и как она взяла его за голову и начала вдавливать писку ему в рот и чуть не спустила, а может быть и спустила, потому что он что-то сглатывал, и как после этого она перестала озорничать и он всадил в нее на кресле, потому, что она уже сама расставила ноги и подставилась ему; и было тогда уже темно, и после этого они вытворяли на кровати черт-те что, потом на балконе черт-те что, и снова на кровати, полу, кресле, она снова озорничала, подставляя себя во всех мыслимых и немыслимых позах, а он зверел и сходил с ума, совсем терял контроль над собой, так рычал и по звериному гримасничал, что она испугалась, вдруг он и правда превратится в козла; он дважды спустил ей в писку, без презерватива, она ведь на таблетке, и ей так хотелось почувствовать его семя, и один раз в рот, а потом прямо перед уходом он снова спустил ей во влагалище, уже совсем немного, и она не стала подмываться, тоже из озорства, но как потом, когда он пришел, она испугалась всему тому, что навытворяла за ночь, и не знала, что на самом деле будет с ними теперь…

Рассказала, что у него жена настоящая еврейка и уже уехала в Израиль, где у нее полно родственников и вот теперь скоро нужно будет уезжать и ему, хотя он никогда раньше не был евреем; потому что нашли уже очень хорошую работу продавцом сосисок и документы уже почти все оформлены; что у него есть маленький сынок, которому три годика и он тоже уже живет в Израиле и у него там такое красивое имя Моня, Эммануил Дмитриевич по нашему.

– Ты хоть представляешь, что на самом деле произошло?
– говорила она, разбросав по сторонам руки и ноги и выпятив набухшую промежность.
– Уму непостижимое. Это я самая, я, твоя родная жена, тридцати трех лет от роду и шестнадцати лет как твоя собственность, с твоего же уму непостижимого разрешения дала себя трахать всю ночь впервые в жизни какому-то совершенно чужому козлу, во все отверстия по очереди, и горела при этом от страсти, изнемогала от удовольствия, зверела и превращалась в скотину… Как можно такому поверить в нормальном виде?

– Не говори так. Козлу я бы не разрешил. Вы же влюбились…

– Ты бы посмотрел на него утром. Когда я сказала ему правду. Что я у мужа попросилась и муж мне разрешил. А сам ушел ночевать к маме. Как он вскочил. Как испугался, что ты вдруг придешь и застанешь его со мной. И сделаешь из него кусок мяса, - она вовсю захохотала, - он так и пробормотал, - "кусок мяса из меня сделает", - он, оказывается, видел тебя, наверное ходил за мною украдкой. Козел он. Хоть и сладкий очень. Все они наверное козлы…

Воскресенье они тоже проспали, но проснулись не очень поздно и она позвонила, наконец, маме, сказала, что все в порядке, а потом вдруг спросила Виктора, правда ли, что он отремонтировал замок на секретере, и он почему-то смутился, и она вдруг насторожилась, спросила, что он видел внутри, и он соврал, что бумаги и все, больше ничего, и она стала еще боле подозрительна, и вдруг прямо спросила:

– Ты что, был с мамой?

И он на самом деле провалился сквозь землю и оттуда промямлил:

– Да.

А она испуганно сказала:

– О Господи…

Именно так, как написано, без запятой. Закрыла лицо руками, чтобы он не видел, что у нее стало на лице, и ушла в ванную. А потом вернулась к нему заплаканная, села рядом и тихо сказала:

– Ты врешь. Врешь все… Ну зачем ты мне врешь? Она же не может. Она не может с мужчинами…

– Откуда ты знаешь?

– Знаю. Сказал один, который к ней приходил. А потом докторица эта, к которой я проверяться хожу, проговорилась…