Эротические страницы из жизни Фролова
Шрифт:
На ней были тонкие прозрачные трусики телесного цвета, плотно облегающие тело, без единой строчки, даже окантовка была почти незаметной, они совсем узко прикрывали выпяченные продольным холмиком губы и были совершенно мокрыми в этом месте. Виктор влез ей между ног и опустил плавки. Ткань трусиков оказалась очень эластичной, легко оттянулась влево, к самому краю, и осталась там, удерживаемая выпуклой губой. Взял своего ухаря в руку, осторожно расширил головкой мамину щелку, соскользнул с горки вниз и плавно вошел им в мокрое отверстие, раздвигая одновременно ее ноги,
Он весь был напряжен как струна, и ему казалось, что он вот-вот порвется… Под самым корнем, в предательски сжимающейся мошонке скопился огромный комок жидкости, готовый в любую секунду вырваться из него… А когда он почувствовал встречные движения губ, а потом и стенок ее влагалища, он уже не нашел силы сдерживаться, внезапно лопнул от перенапряжения и из него полилось…
Издав непроизвольное мычание, он еще раз вдавил почти обмякший член и затем повалился на Иринкину спину, потом дальше, вправо, пока не скатился с них на постель, безнадежно обессиленный и расслабившийся, а мамино мокрое отверстие громко и бесстыже чмокнуло, будто с сожалением выпуская его из себя…
Иринка еще некоторое время лежала на маминой груди, продолжая свой шепот, потом приподнялась, расправила скомканный халат на ее груди, попала взглядом ему между ног, потянулась туда губами через мамин живот, тонко поцеловала самый кончик, потом сердито шлепнула ладошкой по его руке:
– Тоже мне еще… Метеор.
Она видимо ожидала большего, но она сама виновата, не надо было так долго на нем сидеть… Однако Иринка уже и забыла о существовании мужа, продолжая свой парализующий маму шепот, и он теперь отчетливо различал ее слова и даже испугался за нее, она и сама казалась загипнотизированной собственным шепотом…
– …Ну вот, моя маленькая, видишь, совсем не больно, ни чуточки не больно. Сейчас мы вытрем нашу славную щелочку, чтоб ее не лоскотало… вот так… вот так… моя послушная девочка…
Она осторожно промокала мамины губы неизвестно откуда взявшейся прокладкой, потом вдавила в щель и затолкала немножко ткани в отверстие, а то, что осталось снаружи, аккуратно разгладила и потом так же аккуратно укрыла под трусики…
– Теперь не щиплет, правда? Видишь, как все хорошо, тепленько там, полненько, сладенько… давай сюда нашу ножку, вот так, протяни, протяни, сюда… славненькая моя девочка, совсем ты еще несмышленая…
Ах да, прокладки она купила утром для себя, послезавтра у не должны пойти месячные, он совсем забыл…
Она продолжала поглаживать маму, подправлять халат, шептать ласковые слова, и во всем этом начисто отсутствовали признаки какой-либо эротичности, она была только ласковой мамой своей несмышленой девочки… ее собственной мамы.
– Ну вот, милая, полежим теперь… Лежи, лежи, не двигайся… Пусть впитается… Он хороший…
Нечаянно попала взглядом ему в глаза и сердито погрозила кулачком, мол, я тебе еще покажу… неумеха.
Мама лежала с закрытыми глазами и не видела ее жеста, а ему и в самом деле стало стыдно за себя, он потянулся к ним, приблизился вплотную, тоже положил голову маме в подмышку, а левую руку на ее грудь, точь-в-точь как Иринка…
А у той вдруг вспыхнули в глазах озорные огоньки, она расстегнула пуговицы халата и извлекла мамину левую грудь:
– Смотри, видишь? Когда я была маленькая, я вот отсюда сосала мамино молочко.
И отклонила свободной левой рукой попытавшуюся было приподняться мамину голову назад, к подушке:
– Лежи смирно. Не мешай детям играться.
И та, не промолвив ни слова, покорно подчинилась. Как загипнотизированная.
– Смешно, правда?
Она схватила губами торчащий из набухшего конусом светлого ореола сосок и стала подсасывать его в себя, подтягивая ореол, совсем как ребеночек, без капли эротики. И озорно при этом заглядывала ему в глаза. И он тоже отвернул правый уголок расстегнутого халата и взял губами сосок и втянул его в себя, вместе с окружающим ореолом, отчего мама невольно вздрогнула…
– Не рыпайся! Мы играемся.
– Ой дети… - послышался мамин голос откуда-то издалека, - вы… хоть понимаете… что происходит…
– Отстань. Понимаем. Не первый год замужем. И потом - мы пьяные.
И расстегнула остальные пуговицы халата, обнажив живот.
– Видишь, какой он… Вот тут, тут, потрогай… чувствуешь? Там такой домик… где я родилась…
– Родилась здесь, - уточнил он таким же шепотом, показывая между ног.
– Нет. Оттуда я потом вылезла. Представляешь, как это было? И сразу как закричу-у-у… Здорово, правда. Я еще никогда так на нее не смотрела. А это так здорово… Какая у нее голенькая писка, ты видел?
– Видел…
– Я ее прикрыла, чтоб всосалось. Ты много спустил?
– Много.
– А как там?
Он пожал плечами, не зная, что ответить.
– Ну мне же интересно, что, тебе жалко сказать? Так, как у меня или как-нибудь иначе?
Он опять не нашелся, что ответить.
– Вредный. Видишь дырочку? Это пупок. От ее мамы. У меня точно такой же. От нее. От моей мамочки… У нас одна и та же плоть, только перерезанная ножницами… на две части… младшую и старшую.
– У тебя он не такой глубокий.
– Она просто немного полнее. Когда я постарею, он будет такой же.
– Она совсем не старая.
– Да. А я совсем ребенок. Мне так все любопытно… Почему ты не хочешь сказать, как у нее там?
– Я не знаю, как это сказать.
– Ты не распробовал… Давай еще, а?
Последние два слова она прошептала совсем тихо, будто испугалась, что мама их подслушает. Но сказала совсем без озорства, совсем серьезно…
– У нее ведь не было спазма?
– Нет.
– Совсем?
– Совсем.