Эротические страницы из жизни Фролова

Архипов Велиар

Затем с нее полилось.

– Попiшла-а…***

Он стоял и держал ее за волосы все время, пока с нее лилось. И потом, когда лилось с перерывами, повторяя:

– Давай, тужься, тужься. Чтоб пустая и чистенькая была на всю глубину. Мой х… чистоту любит. И газы выпускай, где это твои газы?

А у нее начались судорожные сокращения мышц живота, - видимо подмешал, скотина, в воду что-то именно для этого. Она стала кривиться от боли.

– Сейчас пройдет. Давай сюда ротик, открывай. Открывай, говорю! Дуреха.

Развел ей челюсти и забросил туда таблетку. Заставил глотнуть.

– Не боись, парниша, - повернулся он к Виктору и подмигнул.
– Это не то, что ты подумал. Это чтоб перистальтику снять. А то самое я твоей женушке вколю… Вот где будет театр!

Вскоре тенезмы у Светланки прекратились. Он ухватил ее под живот

за талию и поднял так, что она повисла через его руку, совершенно расслабленная. Подставил ее к крану и стал подмывать.

– Э! Да она у тебя целочка!
– изумился вдруг он.
– Ишь, совсем палец не пропускает! Ну-у-у, это подарочек… Надо же, - пятнадцать лет, а она еще целка!

Подмыв и со звериным удовольствием похлестав ладонью по влажным ягодицам, он поднес ее снова поближе к Виктору, сохраняя при этом минимально безопасную дистанцию. Опять перевернул ее, словно куклу, и выпятил к нему покрасневшие от шлепков ягодицы, грубо раздвигая бедра свободной рукой.

– Смотри, чистенькая какая. А запах, запах!
– он демонстративно потянул ноздрями над ее попкой и лизнул задний проход:

– Цимус! Что значит медицина, а? Ну, пойди теперь, целенькая, - полежи, отдохни, сил наберись. У тебя целых пятнадцать минут, пока мы тут со с твоим паханом договариваться будем.

Поставил на ноги и сильно шлепнул ладонью по ягодицам, направляя ее к нарам. А чтобы не падала, придержал все-таки сзади за ошейник и довел до места, опустив там ее, обессиленную, плашмя на живот. Ее запястья, прикрепленные сзади к ошейнику, были обхвачены кожаными наручниками…

– Знаешь, мне теперь даже хочется, чтобы ты как можно дольше повыламывался. Что-то загорелся я на твою девочку, спасу нет.

– Не надо. Прошу, не надо… я все скажу. Все, что знаю. Не трогай ее больше. Пожалуйста…

– Ну, даже неинтересно стало. Ладно. Давай, выкладывай.

– Развяжи ей руки.

– Это можно, - сразу согласился он, - даже нужно. А то и брыкаться как следует не сможет, затекли совсем.

Он быстро, одним движением пальцев отстегнул от ошейника какую-то застежку и отогнул ее застывшие руки к животу. Поблескивающие заклепками наручники снимать не стал.

– Он… в гостинице сейчас… "Волна"… под другим именем… не знаю, каким. И номера тоже он не сказал. Там у него… кто-то знакомый работает.

– В гостинице, говоришь… - разочарованно произнес белобрысый.
– Брешешь, парниша. Нету его в той гостинице. Нету. Большие люди по всем отелям такой шмон провернули, что не найти его там просто не могли. И дома у тебя его нет, это я точно знаю. И у тебя на работе. И у покойного Костика. И у этой малой ссыкухи, что с ним нюхалась. Той, что тебя по телефону предупреждала. Я много знаю мест, где его точно нет. И знаю, что ты знаешь точное место, где он есть. Ты давай, еще думай. А я, пока думать будешь и пока девочка приходит в кондицию, тебя развлекать буду. Расскажу, что я с твоей женушкой после дочки делать буду. Знаешь, сколько я их здесь, на этом мате, перепробовал, - женушек и доченек? Тебе столько и не снилось. Шлюх я не люблю, от них то триппер, то мандавошки, а главное, - никакого сопротивления, сколько их не уговаривай. Я чистеньких люблю, чьих-нибудь любименьких, и чтобы брыкались взаправду и покрепче, пока укол не сделаю. И чтоб муженек или папочка смотрел и бесился на этом вот колечке. Ты меня понимаешь? Вот это тогда удовольствие. И знаешь, я никого из них так и не замочил. До самых сих пор. Незачем было. И никто пожаловаться куда-нибудь не посмел. Догоняешь? Догоняешь, кто я такой? А вас всех троих замочу, если ничего путного мне не скажешь. Уж очень хорошие деньги этот фрайер стоит. Не всех сразу, конечно. Что так смотришь? Думаешь твоих сучек душить-вешать буду? Нет. Просто заковыряю до смерти. Э, подожди, у тебя же еще и пацанчик есть! Чуть не забыл. Вообще-то я на пацанячьи попки не особенный охотник, но тут сделаю исключение. Да, фу ты, ну ты, - совсем забыл, - был-таки один. В милицию, придурок, пожаловался. Сейчас расскажу, как было. Не важно, по какому поводу, но понадобилось мне расколоть одного фрайера. Ну, конечно, я его сюда, а он ни в какую, тогда я сюда же его молодую жену, двадцать лет тогда ей было, очень хорошенькая, еще даже не беременела. Я ей тоже сначала клизмочку, - всем так начинаю, чтобы чистенькие и без газов, - побрыкалась она тогда очень даже ничего, при муже все-таки и без затравки… В общем, я ее за полчаса в три дырки по паре раз заделал, пока

он на колечке стенался, а потом и укольчик ей забацал. Медицина - великая сила… Через пять минуток она пришла в кондицию. Подержать, правда, приходится. Они все сначала вздергиваются и мякнут на несколько минут, зато потом… сразу довольные улыбочки появляются, ужимочки всякие, ползают за мною на лапках, как настоящие сучки… и боли совсем не чувствуют, даже умоляют, чтобы покруче натянул. А слова, слова какие мне лепечут! Я ей, конечно, обязательно поясняю, что тут, мол, и муженек твой рядышком, вот от, и очень хочет посмотреть про все, полюбоваться на свою блядушку, и личиком к нему то и дело поворачиваю, а то они кроме моего члена уже ничего и видеть не хотят. И забывают быстро, особенно, когда сосут, - у них тогда совсем глаза закрываются и ум за разум заходит. Они сосут не так, как эти паршивые миньетчицы, не лижут и не дрочат, а именно сосут, - у них губы, как у мартышек становятся, знаешь, так вперед вытягиваются и в рот сами затягивают. Ну, ты сам увидишь. Это классное зрелище. И никаких позывов на рвоту. Заглатывают чуть не до желудка. И исполнительные становятся, как будто дрессированные. Самое забавное, что на замечания мужей и папочек радуются, как те мартышки, еще больше возбуждаются и лезут ко мне. Им тоже нравятся такие зрители, особенно, когда те бесятся и выходят из себя. Эта так все просила в задницу кулак ей засунуть, чтобы муж видел, как ей становится от этого хорошо. Ты тоже увидишь, какая дыра от этого получается. Тот муженек от вида этой дыры чуть не тронулся, а она перед ним все виляла задом, хвасталась, что я с ней сделал. И что у нее от меня задница теперь, наконец, долбаная и уваженная, - он то ее, оказывается, не трогал до этого, - и пахнет, а не воняет, как на него. И радостно переспрашивала меня: я твоя блядь, да? Сейчас она в психушке, перебрала тогда, уже второй год пошел, как там живет. А ее муж таки раскололся. А потом, дурак, в милицию побежал. Теперь у меня шестеркой служит, на побегушках разных. Вот уже год скоро. И ничего, хорошо служит, послушный, верный. Спрашивался недавно - снова жениться хочет. Я разрешил, девочка складная, из хорошей семьи, интеллигентная. Правда, я ее еще не пробовал.

– Да в гостинице он, говорю тебе!.. Я ходил к нему. Никаким шмоном его там найти не могли.

– Когда ходил?

– Недавно. Сразу после звонка девчонки.

– А почему камушки не отдал?

– Он сказал, чтобы у меня пока были. Не до них ему сейчас.

Кажется, поверил теперь. Хотя виду не подает, - все как бы недоверчиво ухмыляется.

Лишь бы поверил. Лишь бы с кольца снял, а там… или он, или я, а еще лучше - оба… Обязательно оба, - он уже не сможет смотреть в глаза своей дочери…

Белобрысый посмотрел на часы, бросил взгляд на Светланку.

– Ну что ж. Проверить недолго. И для девчонки вполне терпимо. Как раз оклемается, да и кишки совсем успокоятся, в самый раз будут. Рассказывай, где он там устроился. Но если туфта окажется… назад я еще и с твоей женушкой вернусь. И пацаненком. Такой спектакль здесь устроим, что жалеть уже поздно будет. Мое доверие потерять - очень дорого стоит.

– Я не знаю, где он там. Он сам выходит. Так договорено было.

Поверил. Вот теперь точно поверил. Даже встал с мяча и подошел на расстояние вытянутой ноги.

– Откуда выходит?

– Не знаю. Он из-за здания появляется. Я должен на скамейке сидеть, перед фасадом. Ему, видимо, кто-то сообщает, что к нему пришли. Я тот раз около сорока минут сидел, ждал.

– Ты и раньше туда приходил?

– Нет.

– А когда же такой договор между вами появился?

– За неделю до этого. Он сам мне позвонил и проинструктировал.

Он задумчиво прищурил глаза, как бы что-то рассчитывая в уме.

– Ты ничего не путаешь?

– Нет. Не путаю. Не в моем положении что-то путать.

– Это уж точно, - присел он на корточки, покачал головой и пристально посмотрел в глаза Виктору. И оказался настолько близко, что до него легко можно было достать ногой. Будто специально провоцировал.

В его взгляде легко читалось ощущение умственного превосходства, а на лице играла снисходительно-издевательская ухмылка разоблачителя:

– Но все-таки путаешь. Радикально путаешь. Не созрел, значит. Еще подумать придется…

И Виктор таки не выдержал.

Подтянувшись руками, мгновенно подскочил, и резким движением послал ногу в направлении ненавистной физиономии, собрав все силы для одного единственного, для смертельного удара…